Платонъ Пирожковъ во время пути совсѣмъ истомился любопытствомъ и не могъ больше переносить своего незнанія.
-- Постой! какъ ты сказалъ? бѣловолосая... маленькая... тоненькая?-- быстро спрашивалъ Вово.
-- Такъ точно-съ... дворникъ говоритъ: волосы, говоритъ, бѣлые, что твой ленъ, а махонькая, говоритъ, такая, что вотъ взялъ, посадилъ ее на ладонь, прихлопнулъ -- и нѣтъ ничего!
«Богъ мой, да, вѣдь, это Ninette!-- чуть было громко не крикнулъ Вово:-- она... другому некому и быть... Сумасшедшая!.. Ну, дѣточки!»
А совѣсть опять упрекнула -- вѣдь, онъ и у Хрепелевыхъ не былъ послѣ «скандала». Можно себѣ представить, что тамъ творится! Онъ рѣшилъ сегодня же къ нимъ поѣхать и постараться увидѣть Ninette. Она ничего отъ него не скроетъ. Но прежде всого надо навѣдаться къ Натальѣ Порфирьевнѣ. Онъ видѣлъ ее на одной изъ панихидъ, только ни слова не сказалъ съ нею, а на похоронахъ ее не было.
-- Такъ кто же это? сдѣлайте божескую милость!-- между тѣмъ изнывающимъ тономъ тянулъ «дятелъ».,
-- А я почему знаю,-- сказалъ Вово.
-- Такъ вы узнайте, безпремѣнно узнайте, потому ежели теперь эта самая любовная канитель еще начнется, да съ двухъ концовъ, тогда, прямо говорю, все пойдетъ прахомъ!..
Платонъ Пирожковъ вдругъ осѣкся и очень странно фыркнулъ носомъ.
Вово съ изумленіемъ взглянулъ на его нелѣпое лицо, подергиваемое жалкой гримасой, и увидѣль, что онъ вотъ-вотъ сейчасъ разревется.
-- Никакъ ты ужъ и рюмить собрался?.. Ну, чего тамъ... полно!-- ласково проговорилъ онъ и похлопалъ «дятла» по плочу.
Слова эти произвели поразительное дѣйствіе. Платонъ Пирожковъ сразу выпрямился, закинувъ голову, ощетинилъ усы и отставилъ ногу.
-- Это кто-жъ такое... рюмитъ!.. Я-то?! Обознались ваше сіятельство!-- мрачно заговорилъ онъ.-- Что я, баба что-ли! Да и нечего сказать, невидаль!.. Мнѣ-то что! Пускай себѣ пропадаетъ баринъ, они мнѣ ни братъ, ни сватъ, я лакей ихній, а они господинъ, ну и пускай пропадаютъ!.. Богъ имъ судья -- всю-то жизнь мою они погубили... Можетъ, я теперь человѣкомъ былъ бы, а по ихней милости что я такое?.. тьфу! мочалка!..
Платонъ Пирожковъ остановился и, принявъ болѣе скромную позу, ужо совсѣмъ инымъ, скорбнымъ тономъ продолжалъ:
-- Вѣдь, еще въ Снѣжковѣ, какъ ребятками мы были, они надо мной тиранство свое показывали... Бывало, нашалятъ они что-нибудь несообразное, чувствуешь, что безъ строгаго взысканія никакъ не обойтись, сейчасъ и бѣжишь либо къ барынѣ, либо къ мусье Жульяру и въ ноги: простите, молъ, это я все надѣлалъ, я долженъ быть въ отвѣтѣ, а Михайло Александрычъ ни-ни... Ну, и попадетъ иной разъ, барыня-то больше прощали, а мусье Жульяръ сѣкъ, то-есть, такъ надо сказать -- дралъ безъ милосердія... Мальшишка, говоритъ, кошонъ рюсъ, говоритъ, и приказываетъ Семену: сэкъ иво, сэкъ, говоритъ, карашо сэкъ! А Семенъ буфетчикъ и радъ -- аспидъ былъ, какъ есть палачъ... такъ отдерегь, что потомъ дня три все наровишь бочкомъ присаживаться, потому прямо и сѣсть-то невозможно...
Вово, снявъ пудермантель, продѣлывалъ гимнастическія движенія руками и ногами, присѣдалъ, подпрыгивалъ, вертѣлъ туловищемъ, улыбаясь смотрѣлъ на «дятла» и начиналъ чувствовать настоящее умиленіе.
-- Такъ чѣмъ же Михаилъ-то Александровичъ тебя тиранилъ?-- наконецъ, воскликнулъ онъ, лаская бѣднаго «дятла» своими великолѣпными бархатными глазами.-- Развѣ онъ заставлялъ тебя брать на себя его провинности?
-- Заставлять не заставляли, а все-жъ таки мнѣ отъ этого не легче, драли-то не ихъ, вѣдь, а меня,-- объяснилъ Платонъ Пирожковъ.
-- Ну, да что розги!-- помолчавъ, продолжалъ: онъ -- то были цвѣтики, а ягодки-то впереди созрѣвали. Выросли мы, жить, что называется, стали... Такъ нешто это жизнь моя была... сами посудите, ваше сіятельство: всякій человѣкъ свое удовольствіе имѣетъ, свою волю, свободу... время придетъ, своимъ домкомъ обзаведется, женой, дѣтишками. А я, прости Господи, бобылемъ былъ, бобылемъ и остался, рабомъ ихнимъ былъ, рабомъ и по сіе время... Имъ весело, а мнѣ отъ ихъ веселья какая прибыль? Сапоги да платье ихнее чищу, пыль обметаю. Плохо имъ -- тутъ вотъ и мнѣ плохо... Старая барыня померли, они грустятъ, какъ тѣнь ходятъ -- и я за ними. Съ барыней, съ Лидіей Андреевной нелады идутъ, такъ и у меня душа не на мѣстѣ. Они мечутся изъ города въ городъ, и я за ними. Амуры пошли Снѣжковскіе, съ барышней Лукановской въ паркѣ пропадаютъ, а я караулю, какъ-бы кто въ паркъ не прошелъ, да, Боже упаси, чего не замѣтилъ... Барышня за князя замужъ, а я дрожу, какъ осиновый листъ, ночей не сплю напролетъ, у дверей прислушиваюсь, пистолеты, ножи, бритвы стерегу, какъ бы грѣха не случилось... потому, больно они страшны тогда были... и-и!.. не приведи Господи!.. О заграницахъ нашихъ ужъ и не говорю, ежели поминать эти мытарства, такъ лучше набрать себѣ полыни въ ротъ, да и жевать... Нѣтъ, ваше сіятельство, хоть я и простой человѣкъ, хотъ мать родила и въ дворовой избѣ, а все-жъ таки никто не похвалитъ ихъ за то самое...
-- За что за что?-- съ серьезнымъ видомъ спрашивалъ Вово, становясь въ фехтовальную позу, наступая на «дятла» и вертя передъ его грудью кулакомъ.
-- А за то, что они изъ меня цѣпного пса сдѣлали,-- отвѣтилъ Платонъ Пирожковъ, отскакивая въ уголъ.
-- Кто-жъ это тебя на цѣпь посадилъ?.. Разъ-два, разъ два!..-- настигалъ его Вово и въ углу.-- Всѣмъ крестьянамъ волю дали, а ты одинъ во всей Россіи крѣпостнымъ остался! Да ты, братецъ, феноменъ, ты -- анахронизмъ рѣдкостный!
«Дятелъ» совсѣмъ оскорбился.
-- Обидныхъ словъ, ваше сіятельство, я на своемъ вѣку не мало наслушался...-- заговорилъ онъ:-- хоть какимъ угодно а... хранисомъ обзывайте, меня отъ того не убудетъ... я къ вамъ по старой памяти, какъ къ доброму барину, другу ихнему старинному, я къ вамъ съ душою, а вамъ все шуточки, вы все на смѣхъ...
Вово пересталъ фехтовать и скорчилъ дѣтское лицо.
-- Ну, извини, Платочекъ, я больше не буду... никогда не буду больше называть тебя а...хранисомъ!
-- Да и не придется, потому я принялъ рѣшеніе, сейчасъ такъ прямо въ газету и иду... публиковаться.
Вово сталъ совсѣмъ серьезенъ.
-- Слушай,-- сказалъ онъ:-- ты теперь иди публиковаться... вотъ тебѣ и на публикацію (онъ взялъ со стола портъ-монэ, вынулъ оттуда десятирублевую бумажку и далъ ее «дятлу»)... все я сегодня разузнаю и обо всемъ подумаю, а Михаилу Александровичу ты скажи, чтобы онъ подождалъ меня часовъ около восьми, скажи, что ты меня на улицѣ встрѣтилъ, что у меня къ нему дѣло есть и что я буду около восьми непремѣнно...
-- Очень вами благодаренъ,-- поклонился «дятелъ»:-- только какъ же это я имъ скажу, когда ихъ, можетъ, и весь день- дома не будетъ?
-- А какъ знаешь... Ну, сокращайся.
-- Счастливо оставаться!-- со вздохомъ произнесъ Платонъ Пирожковъ, взглянулъ на свои сапоги и бокомъ прошмыгнулъ въ дверь.
XXXIX.
-- Мой милый князь! васъ-то мнѣ и надо...-- сказала Наталья Порфирьевна, когда Вово, неслышно, но быстро подлетѣвъ къ ней, почтительно цѣловалъ ея руку.-- Садитесь вотъ сюда, постарайтесь сидѣть смирно и быть серьезнымъ... Я очень рада, что, пока, никого нѣтъ и мы можемъ нѣсколько минутъ поговорить свободно...
Вово никакъ не ожидалъ подобнаго приступа. Наталья Порфирьевна никогда съ нимъ не говорила такимъ торжественнымъ тономъ. Къ тому же она, видимо, чѣмъ-то очень разсержена, до того разсержена, что на ея мягкомъ, художественно подправленномъ лицѣ нѣтъ даже обычной «святой» улыбки. Очевидно онъ сейчасъ услышитъ что-нибудь крайне интересное.
Онъ граціозно помѣстился на указанномъ ему мѣстѣ, сложилъ губы сердечкомъ, поднялъ брови, и весь превратился въ почтительное вниманіе.
Наталья Порфирьевна строго спросила:
-- Вѣдь, вы, если не ошибаюсь, очень близки и дружны съ Мишелемъ Аникѣевымъ?
Брови Вово поднялись еще выше.
-- Да, я съ нимъ друженъ,-- сказалъ онъ:-- я еще мальчикомъ изъ Пажескаго корпуса ходилъ къ нимъ въ отпускъ.
-- Помню, помню... покойная ваша maman должна была, страдая легкими, постоянно жить въ Египтѣ и поручила васъ Софьѣ Михайловнѣ... Вы и теперь съ нимъ хороши, съ Мишелемъ? видаетесь?
-- Разумѣется... je l'aime de tout mon coeur, c'est un homme adorable, ce Michel...
-- Вотъ, вотъ... поэтому васъ-то мнѣ и надо! Скажите, пожалуйста, онъ съ ума сошелъ, этотъ вашъ homme adorable? У меня, знаете, тоже была къ нему симпатія et puis... l'aimais tant за pauvre mère... я съ нимъ теперь встрѣтилась случайно, въ магазинѣ у Кнона... обласкала его, позвала къ себѣ, поисповѣдывала, пожурила, и простила. Онъ надѣлалъ столько всякаго вздора въ своей жизни и совсѣмъ меня знать не хотѣлъ. Но онъ мнѣ все представляется мальчикомъ, рядомъ съ Софьей Михайловной... и онъ такъ похожъ на нее! Въ немъ что-то милое и жалкое... et plein de talents avec èa! Я хотѣла мало-помалу исправить всѣ его глупости, устроить его, пустить въ ходъ Я за него хлопотала, заинтересовывала имъ... и что же!..
-- Это вы за его великопостную импровизацію, Наталья Порфирьевна?-- не утерпѣвъ, съ хитрой миной перебилъ Вово.
-- Какое импровизація!-- сказала она, становясь еще торжественнѣе и строже:-- кабы только этотъ грѣхъ! Нѣтъ, похуже, во сто разъ похуже! Всю недѣлю мнѣ только и говорятъ о немъ одно дурное и удивляются, какъ это я могу принимать въ немъ участіе. Да и кто говоритъ! если-бы такъ, болтали, я бы не обратила вниманія. А то, вѣдь, Елена Федоровна, князь Иванъ Николаевичъ, графъ Бибергейль, Казарлинъ... наконецъ, Ольга Петровна прислала ко мнѣ вчера свою mademoiselle Пиперъ, знаете?-- и, съ перваго же слова, о немъ!
-- Господи! да что же такое ужасное сдѣлалъ этотъ бѣдный Мишель? Какое таинственное преступленіе?!-- воскликнулъ Вово.
-- Онъ очень глупо держитъ себя со своей женой,-- рѣзко проговорила Наталья Порфирьевна.-- Несчастье можетъ быть со всякимъ, молодежь иногда себя губитъ необдуманными браками, все это такъ. Vous savez... sa femme... je ne la porte nullement dans mon coeur... у меня нѣтъ и не можетъ быть съ нею ничего общаго, она у меня никогда не бывала и не будетъ... но... вотъ она сумѣла заинтересовать своимъ положеніемъ всѣхъ этихъ лицъ. On la dit très malheureuse... Она, видите ли, очень порядочная женщина, безумно его любитъ, а онъ бросилъ ее, убѣждалъ съ кѣмъ-то и теперь самымъ жестокимъ образомъ отнимаетъ у нея единственную дочь -- ея послѣднее сокровище!
-- Наталья Порфирьевна, да, вѣдь, это все вздоръ!-- воскликнулъ, даже вспыхнувъ, Вово.
-- Ахъ, Богъ мой!-- пожавъ плечами, произнесла Наталья Порфирьевна:-- не звать же слѣдователя, прокурора, адвоката и присяжныхъ, чтобы разбирать, кто тамъ изъ нихъ правъ, кто виноватъ. Вы очень хорошо понимаете, что не въ этомъ дѣло... Тутъ Елена Федоровна и Ольга Петровна, и князь Иванъ Николаевичъ и всѣ!.. Да что онъ, о двухъ головахъ, вашъ другъ Мишель?! Противъ такой арміи я не могу защитить его, къ тому же мнѣ и неприлично защищать его, когда такія обвиненія и факты!
-- Что же ему, однако дѣлать, если его жена -- олицетворенное притворство и безсердечіе!-- уныло сказалъ Вово.-- Она извращаетъ правду ужасно и не передъ чѣмъ не останавливается!
Наталья Порфирьевна опять слегка пожала плечомъ.
-- Эта madame Anikeieff, должно быть, не глупа, вотъ что!-- замѣтила она.-- Если-бъ ею были пущены въ ходъ чистыя выдумки, тогда бы еще другое дѣло; но она, мы съ вами, вѣдь, знаемъ это, вышиваетъ свой узоръ по крѣпкой канвѣ... Посмотрите: бросилъ онъ ее? Да. Убѣжалъ съ какой-то тамъ дамой или дѣвицей? Да. Хочетъ онъ взять къ себѣ дочь? Думаю, что да... онъ мнѣ не признавался въ этомъ прямо, но изъ его словъ я вывела, что ему невыносимо оставлять дѣвочку въ ея рукахъ. Наконецъ, что она и его, и дочь безумно любитъ -- кто же можетъ доказать, что это не такъ? Я, по крайней мѣрѣ, не берусь.
-- Вы можете одно, Наталья Порфирьевна,-- горячо сказалъ Вово, блеснувъ своими великолѣпными глазами!-- вы можете говорить, что хорошо знаете Аникѣева, что онъ человѣкъ честный и съ сердцемъ, что его жена недостойна его, что она фиглярка, отравила его жизнь и не можетъ хорошо воспитать дочери. Наконецъ, дѣвочка обожаетъ отца и вовсе не обожаетъ свою мамашу. Дѣти чувствуютъ, кто ихъ любитъ! Все это вы можете говорить, и всѣ вамъ повѣрятъ!
-- Вы увлекаетесь, мой милый князь,-- протянула, улыбнувшись, Наталья Порфирьевна.-- Очень жаль, но мы тутъ безсильны. Начать съ того, что у меня нѣтъ никакихъ данныхъ порочить эту даму, я ее совсѣмъ не знаю. Главное же, всегда нужно предвидѣть возраженія, которыя вамъ будутъ дѣлать. Хорошо, скажутъ, но почему же она не можетъ воспитать дочери, а онъ можетъ? Она ему не измѣнила, ни съ кѣмъ не бѣгала, ея нравственность чиста... Онъ же легкомысленный человѣкъ во всякомъ случаѣ... онъ... сердцеѣдъ... вѣдь я вамъ далеко не все разсказала...
-- Неужели есть и еще что-нибудь новое?-- жалобно прошепталъ Вово.
-- Rien de bon! Онъ вскружилъ голову этой... княжнѣ Хрепелевой... Боже мой, а я то считала ее чистымъ и прелестнымъ ребенкомъ!.. Да, вскружилъ ей голову... Ильинскій, женихъ, замѣтилъ это, подслушалъ ихъ нѣжное объясненіе et... enfin... въ результатѣ извѣстная вамъ милая исторія у меня въ домѣ! Я вовсе не заступаюсь за эту пропащую дѣвочку... c'est la perversion même! Но хорошъ и вашъ другъ... у меня! Да, вѣдь, она еще вчера короткія платья носила! Совсѣмъ ребенокъ! C'est du propre -- allez!
Вово не могъ усидѣть въ креслѣ.
-- Наталья Порфирьевна! Бога ради... Pas èa, oh pas èa!-- горячился онъ:-- voyons... вѣдь, онъ ее увидѣлъ... въ первый разъ тогда, уже въ концѣ вечера... я самъ его къ ней подвелъ... они и двухъ минутъ не говорили другъ съ другомъ! Non, ma foi c'est par trop fort!
Наталья Порфирьевна съ удивленіемъ глядѣла на хорошенькаго князя.
-- Я васъ никогда такимъ не видала!-- наконецъ, сказала она, озаряя его своей появившейся «святою» улыбкою.-- Вѣрно, дружба еще жива на свѣтѣ! Такъ вотъ вы уговорите вашего друга образумиться, помириться, что-ли, съ женою, словомъ, прекратить всѣ эти толки, остепениться... Пусть бы онъ взялъ примѣръ со своего брата... vous savez... кто о немъ зналъ? И вдругъ такое видное назначеніе! il va faire une bien belle carière! А еще его, помню, лѣнтяемъ и не далекимъ считали.
-- Такимъ онъ и былъ,-- замѣтилъ Вово.
-- Однако, вотъ, его выдвигаютъ... Ему же выданъ патентъ на высшія способности... О немъ говорятъ, какъ о будущемъ государственномъ дѣятелѣ... И сразу, безъ службы, такое положеніе!.. excusez du peu! Нѣтъ, видно онъ уменъ! А этотъ Мишель... да знаете ли -- онъ ко мнѣ и не заглянулъ боленъ онъ, что ли?
-- Я у него буду сегодня... все узнаю.
-- И прекрасно сдѣлаете... Образумьте. Скажите ему отъ меня, что дѣла его такъ плохи, какъ онъ и не воображаетъ... avec les meilleures intentions je ne puis rien pour lui!
-- Alors-c'est un arret de mort?
-- Presque... Кто же виноватъ! А впрочемъ... какъ это говорится... сердце не камень! Передайте ему, чтобы онъ ко мнѣ заѣхалъ... только я не могу... (она хотѣла сказать, что не можетъ принять его въ тѣ часы, когда у нея всѣ бываютъ, но остановилась) нѣтъ, позвольте! Пусть онъ заѣдетъ въ субботу вечеромъ послѣ всенощной...
Въ это время входилъ князь Бирскій, обязанность котораго въ этомъ домѣ состояла не только въ аккомпанированьи свѣтскихъ пѣвцовъ и пѣвицъ, но и въ доставленіи Натальѣ Порфирьевнѣ самыхъ свѣжихъ городскихъ новостей. Она его обыкновенно и встрѣчала словами старой пѣсенки о Мальбругѣ: «quelle nouvelle m'apportez» На этотъ разъ онъ ей не далъ даже времени для вопроса.
-- А я къ вамъ съ удивительной новостью, съ новостью fin de siècle!-- весело объявилъ онъ, цѣлуя ея руку:-- imaginez vous... le dénouement du drame... маленькая княжна Хрепелева вчера бъ ночь сбѣжала изъ дома родительскаго... и къ кому? къ вашему импровизатору -- Аникѣеву!
-- Это неправда!-- вырвалось у Вово.
-- Извините, князь, это правда!-- сухо проговорилъ Бирскій, кланяясь.-- Мнѣ сейчасъ сообщилъ это мой старый пріятель Лопухинъ, родной братъ княгини Хрепелевой, онъ заѣхалъ ко мнѣ прямо отъ нихъ... тамъ Богъ знаетъ, что происходитъ... un vrai drame!
Наталья Порфирьевна посмотрѣла на Вово уничтожающимъ взглядомъ.