Моими коллегами (сиречь консультантами) были Наиль Бариевич Биккенин – человек тончайшего юмора и хорошего философского чутья, успевший дорасти до главного редактора журнала и сохранить его, преобразовав в «Свободную мысль»; Генрих Федорович Хрустов – почти вундеркинд, почти не от мира сего, погубивший свой искрящийся талант в длинных коридорах МГИМО; Виктор Николаевич Фокин – прекрасный редактор, порядочный человек, придумавший фоктейль (так называлась любимая им смесь пива и портвейна).
Отдел философии вместе с отделом международной жизни образовывали, так сказать, либерально-демократический фланг редакции. XX съезд оставался нашим знаменем, нашим символом веры. На консервативном фланге были отдел искусства и литературы и отдел партийной жизни, дрейфовавшие в сторону умеренного сталинизма. Где-то ближе к левому центру пульсировал отдел экономики. Деление, конечно, условное, грубое. Но оно показывает тот водораздел (или – мыслераздел), вдоль которого накапливалось напряжение. Оно ухватывает главное: уже тогда начинались процессы, приведшие к перестройке, развалу партии и краху социализма.
Тогда, почти полвека назад, мы не думали об этом. Молодость – это тактика, стратегия начинается гораздо позже. Мы, я имею в виду уже упоминавшихся «младокоммунистов», работали весело, с удовольствием. Были в курсе самиздатовских и тамиздатовских новинок. Спорили до хрипоты. Довольно часто учиняли всякие неофициальные сборища с музыкой, танцами, хохмами.
Что же касается собственно работы в журнале, то она заключалась прежде всего в подготовке к печати, редактировании статей, написанных важными авторами. Большинство из них присылало в редакцию примитивные, грубо сколоченные помощниками материалы. Но тема была нужна, автор был на высоте. Приходилось дотягивать.
Строго говоря, это не была обычная журналистская работа (поэтому я и говорю: «журнал без журналистов»). Это было редактирование (вплоть до переписывания) текстов, требующее знаний в самых разных областях. Так что приходилось зарываться в специальную литературу или консультироваться у профессионалов. Не жалею. Лишних знаний не бывает.
У меня сохранилась верстка статьи академика П. Юдина «Закономерный характер перехода от социализма к коммунизму». От автора осталось примерно 30 процентов текста, остальное принадлежит редактору. Приложена собственноручная записка академика: «Дорогой товарищ Бовин! Вы проделали очень большую и хорошую работу. Приношу вам благодарность. С приветом П. Юдин». Но не все благодарили. Иногда даже жаловались на слишком вольное обращение с текстом. Но другого «обращения» быть не могло: совесть не позволяла пропускать на страницы журнала безграмотные и претенциозные полуфабрикаты.
Можно было печатать в журнале и собственные статьи. Не больше двух в год. Я не выбрал свою квоту. За четыре года опубликовал четыре статьи. Первая из них («Наука и мировоззрение») появилась в № 5 за 1960 год. На этом мое пребывание в «Коммунисте» чуть было не кончилось. Обошлось, однако (см. ниже)…
Одним из главных показателей, по которым оценивалась работа сотрудников, служило количество подготовленных к печати материалов. Согласно сохранившейся у меня справке, за четыре года я отредактировал 74 авторские статьи и написал 9 редакционных. Только Бутенко неизменно шел впереди меня.
Много времени отнимала работа с письмами. Надо было отвечать по существу. Приведу три примера.
Читатель Бутков просит разъяснить слова проф. Кольмана о «пространственной конечности» Вселенной. Отвечаю:
«Говоря о том, что Вселенная пространственно конечна, проф. Кольман имеет в виду довольно широко распространенный (особенно среди буржуазных ученых) взгляд, будто Вселенная может быть конечной, оставаясь в то же время безграничной. Подобный взгляд базируется на проводимом в математике различении между понятиями бесконечность и безграничность. В силу этого различения в математике рассматриваются и изучаются конечные, но неограниченные (безграничные) многообразия.
Однако далеко не все математические представления имеют непосредственные прообразы в реальном мире, в физическом многообразии явлений. Если под Вселенной понимать «мир в целом», то есть всю Природу, то следует, видимо, прийти к выводу, что для мира в целом различение пространственной бесконечности и пространственной неограниченности теряет смысл».
Проф. Ростовского университета Малхазов просит сообщить, собирается ли журнал продолжить бой за презумпцию невиновности. Отвечаю, что уже опубликованный материал «вызвал массу писем, звонков к нам и в ЦК. Реакция двоякая. Одни – их большинство, но не подавляющее – горячо поддерживают позицию журнала. Другие не менее горячо протестуют. И та и другая сторона представлены крупными именами. Ввиду такого положения по указанию ЦК была создана комиссия из пяти человек на министерском уровне. После довольно долгих переговоров и согласований из недр этой комиссии вышел документ, удивляющий своей противоречивостью. С одной стороны, на нескольких страницах поддерживается критика в адрес К.А. Мокичева. Но с другой – сказано, что презумпция невиновности не будет понятна народу, ибо как же так получается (спросит народ), людей арестовывают, сажают в тюрьму и в то же время не считают их виновными. Аргументация, как видите, «блестящая»!
У нас было желание выступить по этому вопросу еще раз, более обстоятельно и категорично. Однако ЦК считает, что сейчас в этом нет необходимости. С таким решением можно не соглашаться, но его надо выполнять.
Так обстоят дела с презумпцией невиновности».
Иван Иванович Малхазов учил меня в университете. Хорошо учил. Поэтому мой ответ вышел за рамки служебной дисциплины.
И ответ читателю Ломакину:
«Вопрос о природе времени решается не ссылками на те или иные высказывания авторитетных философов или физиков, а обобщением экспериментальных и наблюдательных данных.
О чем говорят эти данные? Многочисленными экспериментами установлено, что свет распространяется с одной и той же скоростью относительно систем, движущихся прямолинейно и равномерно относительно друг друга. Это обстоятельство может вызвать недоумение, оно не укладывается в привычные представления, но тем не менее ученый не может с ним не считаться, не может не сделать из него всех необходимых выводов.
Таким выводом и явилась специальная теория относительности А. Эйнштейна. Если Лоренц вывел свои известные соотношения ad hoc, то Эйнштейн пошел гораздо дальше. Для него постоянство скорости света было объективным законом природы, независимым от эксперимента свойством материального мира. А раз это так, то преобразования Лоренца выводятся не из специальных предположений, а из общих представлений о пространстве и времени.
Таким образом, изменение представлений о природе времени и пространства вызывалось не субъективными устремлениями Эйнштейна, а данными эксперимента, логикой развития науки.
В принципе не исключена возможность, что дальнейшее развитие физики приведет к появлению более общих концепций, чем теория относительности. Возможно, это приведет и к дальнейшему углублению нашего понятия о времени. Пока же этого нет, все попытки «опровергнуть» теорию относительности не выйдут за рамки бесплодных спекуляций».
Мне нравилось отвечать на письма. Каждый ответ – маленькая, малюсенькая монография. Оттачивался, делался более лаконичным язык. Приводились в порядок мысли. Расширялся кругозор.
В общем, с работой все шло «штатно»: осваивал искусство редактирования, учился в текст прятать подтекст, вникал во все более широкий круг проблем, обрастал друзьями, хорошими знакомыми. Сложности концентрировались вне работы: надо было приводить в порядок семейные дела и обзаводиться жильем.
В феврале 1960 года мы разъехались с Норой. Стал снимать комнату (за 50 руб. в месяц) в доме Большого театра около сада Эрмитаж (столько же платил за комнату Норы). Жил без прописки.
При поступлении в «Коммунист» мне дали исчерпывающие разъяснения по квартирному вопросу. Если бы ты, сказали мне, поступал на работу в аппарат ЦК, прописку и квартиру получил бы автоматом. У нас другой статус, и все сложнее. Не с квартирой, тут можно не беспокоиться, а с пропиской, поскольку Управление делами ЦК за тебя хлопотать не станет. Редакция постарается помочь, но наши возможности ограниченны. Короче. Будет прописка – будет квартира. Действуй!
Как действовать, я не знал. Советы давались разные. Время шло. Активные действия начались в январе 1961 года. Привожу письмо начальнику 51-го отделения милиции города Москвы тов. Сурикову П.П.
«В октябре 1959 года на основании распоряжения Министерства высшего образования СССР и постановления редакционной коллегии теоретического и политического органа ЦК КПСС «Коммунист» тов. Бовин А.Е. был назначен консультантом отдела философии журнала «Коммунист».
До работы в нашем журнале тов. Бовин А.Е. обучался в аспирантуре Московского университета и жил в Доме студентов МГУ на Ленинских горах, где и был прописан. В настоящее время тов. Бовин А.Е. живет на частной квартире.
В связи с вышеизложенным просим Вас дать указание прописать тов. Бовина А.Е. временно (4–6 месяцев) на площади его двоюродного брата Борисова Александра Ивановича (адрес: Москва, 1-я Парковая ул., д. № 7-А, корп. 2, кв. 33).
Дополнительно сообщаем, что в ближайшее время тов. Бовин А.Е. получает жилплощадь в домах Управления делами ЦК КПСС».
Письмо подписано помощником главного редактора журнала «Коммунист» Ж. Федотовой.
В результате я был прописан на полтора месяца (с 1 февраля по 15 марта 1961 года) «с последующим отказом». Последние слова означали, что мне заранее отказывали в просьбе продлить временную прописку.
Однако в Управлении делами нам разъяснили, что в бумагах, предоставляемых для получения квартиры, прописка не должна сопровождаться словом «временная». Практически задача сводилась к тому, чтобы получить в домоуправлении справку о прописке без упоминания о том, что прописка эта временная. Сейчас эта задача была бы решена, видимо, при помощи элементарной взятки. Но тогда такое решение и в голову не приходило.
Задача решалась в психологическом плане. Был изготовлен специальный бланк справки о временной прописке, к которому был приложен официальный бланк о прописке, нужный Управлению делами. Замысел был прост: подписав особую справку о временной прописке, домуправ не обратит внимания на то, что в другой справке слово «временная» отсутствует. Так и произошло. Управление делами ЦК КПСС получило то, что было нужно.
20 апреля 1961 года я получил ордер на право занятия одной комнаты площадью 15,36 кв. м, в квартире № 7 дома № 5 по Воробьевскому шоссе.
Светлая радость была отравлена почти шекспировскими страстями по поводу прописки Норы. Насмотревшись в свое время пьес Островского, я колебался и сомневался. Стыдно сейчас об этом вспоминать, но так было. В конце концов она была прописана.
13 октября мы с Норой развелись. 11 ноября расписались с Леной. Поскольку Нора авансом дала бумагу, что она не возражает против прописки Л.П. Калиничевой, то прописаны были обе. Случай, думаю, не такой уж редкий.
В этой комнате проходили гулянья, посвященные рождению в феврале 1963 года Евгении Александровны Бовиной. От тех дней сохранилась любопытная бумага.
«Директору-распорядителю универмага «Детский мир»
Общественные организации редакции журнала «Коммунист» просят Вашей помощи в приобретении подарка. В связи с рождением ребенка у сотрудника журнала местком журнала «Коммунист» просит разрешить приобрести в Вашем универмаге детскую кровать (или коляску) и ванночку.
Это к вопросу о дефиците. Теперь даже трудно поверить, что нужно было писать письмо, чтобы купить консультанту «Коммуниста» ванночку или коляску. А ведь до сих пор многие с тоской оглядываются назад…
И совсем о другом вопросе – о гуляньях. Собирались мы охотно и по всяким поводам. Чаще всего – дни рождения (в диапазоне от 25 до 40) плюс – новоселья. В ресторанах было накладно, набивались в наши малогабаритные квартиры и комнаты. Закусывали, конечно, и пили. С удовольствием. Любили танцевать. Начинали петь Окуджаву. Иногда выясняли отношения. Всегда бурно обсуждали слухи и сплетни, которые тогда еще не тиражировались телевидением и газетами. Устраивали нечто вроде капустников. Сочиняли друг на друга всяческие «саржи».
В апреле 1963 года было новоселье у Толи Бутенко. По этому поводу я сотворил нечто под названием «Советские поэты – советскому философу». В предисловии говорилось:
«Этот небольшой поэтический сборник посвящен одному из интереснейших событий нашего времени. Мы имеем в виду предоставление отдельной трехкомнатной квартиры со всеми удобствами кандидату философских наук, доценту, заместителю редактора отдела философии журнала «Коммунист» Анатолию Павловичу Бутенко.
Естественно, что советская поэзия – этот чуткий сейсмограф нашей социальной жизни – не могла не зарегистрировать столь заметного сдвига в общественных отношениях. Повышение удельного веса философии, наглядно демонстрируемое предоставлением отдельной трехкомнатной квартиры со всеми удобствами кандидату философских наук, доценту, заместителю редактора отдела философии журнала «Коммунист» Анатолию Павловичу Бутенко, сказалось на содержании публикуемых стихотворений. Они представляют собой лучшие образцы философской лирики, диалектически сочетающей яркую образность с глубиной и широтой обобщений.
Придирчивый критик, бесспорно, обратит внимание на то, что сам факт предоставления отдельной трехкомнатной квартиры со всеми удобствами кандидату философских наук, доценту, заместителю редактора отдела философии журнала «Коммунист» Анатолию Павловичу Бутенко находит непосредственное отражение в образно-смысловом строе далеко не всех стихотворений. Советская поэзия (как и все искусство социалистического реализма) не гипостазирует факт, не превращает его в абсолют, а именно отталкивается от факта. Для поэзии факт служит своего рода космодромом, откуда взлетает вверх фейерверк идей и раздумий, оставляя внизу стартовую площадку фактов.
Кандидат философских наук, доцент, заместитель редактора отдела философии журнала «Коммунист» Анатолий Павлович Бутенко, предоставление которому отдельной трехкомнатной квартиры со всеми удобствами отмечает ныне общественность, учит, а жизнь подтверждает, что важны не общие контуры того или иного явления или процесса, не общие их очертания, а конкретика, детали, живое мясо живой жизни. Поэтому ограничимся вышесказанным и предоставим слово Белле Ахмадулиной, Анне Ахматовой, Агнии Барто, Андрею Вознесенскому, Николаю Грибачеву и Евгению Евтушенко.
Белла Ахмадулина:
Анна Ахматова:
Агния Барто: