Летели тремя самолетами. Из Мукачева в Чоп машинами. Но через Ужгород, так как прямая дорога, по словам секретаря Ужгородского обкома КПУ, была забита войсками.
Жили на нашей территории прямо в тех вагонах, в которых приехали. Начальству создали персональный комфорт. А для остальных – две деревянные будки на отлете.
Ночью согласовывали с чехами процедуру.
Они намеревались закончить встречу за один день; мы – сколько надо.
Они хотели начало встречи снять на кинопленку; мы – против.
Они предложили записать все на магнитофон; мы – пусть каждая сторона ведет свою стенограмму.
В порядке равноправия были приняты все наши предложения.
Каждое утро наш состав пересекал границу, и мы плавно въезжали в Чиерну-над-Тиссой. Переговоры велись в фойе клуба железнодорожников. Охраны – тьма. Никаких фото- и киноаппаратов. Но, вернувшись в Москву, я увидел на развороте журнала «Пари-матч» запечатленное заседание, даже себя обнаружил. История не любит тайн.
Как всегда, шел обмен речами. Драматический момент: Биляк выступил вразрез с общей позицией президиума. Скандал: Шелест как-то обидно обошелся с Кригелем. Вечером Косыгин и Суслов ходили извиняться.
Самое главное произошло в туалете. Биляк передал Шелесту письмо с настойчивой просьбой о «всесторонней помощи». Письмо подписали члены президиума ЦК КПЧ Алоис Индра, Драгомир Кольдер, Антонин Калек, Олдржих Швестка и Васил Биляк. Последний абзац звучал так: «В связи со сложностью и опасностью развития обстановки в нашей стране просим вас о максимальном засекречивании этого нашего заявления; по этой причине пишем его прямо лично для вас на русском языке». Засекречивание было обеспечено. Я, например, узнал имена «подписантов», только прочитав газету «Известия» от 17 июля 1992 года. Расследование производил мой друг Леня Шинкарев.
Из Чиерны-над-Тиссой отправились в Братиславу. Там 3 августа состоялось очередное (и последнее) совещание в формате 5+1. Было принято Заявление. В нем провозглашалось, что защита завоеваний социализма – это «общий интернациональный долг всех социалистических стран». Именно ссылаясь на этот долг, армии «пятерки» меньше чем через двадцать дней вторглись в Чехословакию.
Не успели мы вернуться в Москву, как из Праги стали поступать неприятные сообщения. Некоторые участники встречи в Чиерне-над-Тиссой стали выступать на партийных активах с рассказами о том, как они «надули» русских: наговорили им то, что они хотели, а делать будем то, что мы хотим. Обстановка накалялась…
14 августа передал Андропову свою записку:
«К ВОПРОСУ О «КРАЙНИХ МЕРАХ»
Очевидно, что принятие «крайних мер» для стабилизации обстановки в Чехословакии вызовет далекоидущие последствия как с точки зрения международной обстановки в целом, так и с точки зрения положения дел в коммунистическом движении. Поэтому необходимо еще раз тщательно и всесторонне взвесить предпосылки, все плюсы и минусы столь ответственного шага.
Ниже делается попытка высказать несколько рабочих соображений по указанному вопросу.
Предпосылки. Очевидно, что «крайние меры» могли бы быть оправданы только и исключительно при одном условии – при наличии реальной, фактически доказанной угрозы реставрации капитализма в Чехословакии, ее перехода в лагерь империализма.
Реальность такой угрозы нельзя доказать (вернее, это доказательство будет неубедительным) ссылками на статьи в «Литерарних листах» или на хулиганские выходки экстремистов. Ее нельзя доказать и ссылками на националистические, антисоветские настроения или требования свободы слова. Югославский конфликт 1948–1954 годов, в частности, показал, что вызванные специфическими условиями антисоветизм, экономическое и политическое сближение с Западом, предоставление известной независимости прессе и т. д. не ведут автоматически к утрате завоеваний социализма.
Реальность угрозы таким завоеваниям может считаться доказанной лишь тогда, когда конкретный анализ подтверждает, что наметилась коренная передвижка классовых сил в стране, обозначились тенденции в сторону реставрации капитализма в социально-экономической сфере. То есть требуется учет фундаментальных фактов и явлений, которые порой заслоняются злобой дня, шумными выступлениями газетчиков и т. д. Именно такой подход применяется нашей партией при оценке положения в Югославии, Китае, Албании или на Кубе. Такой же подход должен быть применен и при оценке положения в Чехословакии.
Существуют ли серьезные факты, доказывающие, что за истекшие месяцы 1968 года в ЧССР осуществлены какие-либо реальные шаги, направленные на переориентацию социально-экономических отношений в сторону капитализма? По-видимому, таких фактов не существует.
Однако правомерно оценивать не только факты. Правомерно оценивать и намерения, особенно если это намерения людей, обладающих властью или имеющих возможность получить власть. Предположим, – а это вполне реальное предположение, – что XIV съезд КПЧ укрепит позиции «второго центра» (Смрковского, Кригеля, Цисаржа, Шика, Шимона и т. д.). Имеем ли мы проверенные данные, позволяющие твердо утверждать, что эти люди намерены – в ближайшей или отдаленной перспективе – реставрировать капитализм в Чехословакии? По-видимому, таких намерений у них нет.
Куда же развиваются события?
Имеющийся в нашем распоряжении материал позволяет предположить, что в Чехословакии речь идет о попытке создать «модель» социализма примерно по югославско-румынскому образцу. Югославские тенденции (децентрализация управления экономикой, ориентация на рынок, частное предпринимательство в сфере услуг, партия – не фактор власти, а идеологическая направляющая сила, положение прессы и т. п.) проявляются и, видимо, будут еще более заметны во внутренней политике. Румынские тенденции (подчеркнутая независимость и равноправие в отношениях с Советским Союзом, полностью самостоятельные внешнеполитические акции, особая позиция в Варшавском договоре, СЭВе и т. п.) проявятся, но, видимо, в меньшей степени, в области внешней политики.
Разумеется, в Чехословакии есть силы, которые хотели бы пойти значительно дальше и шаг за шагом вернуть страну к дофевральским порядкам. Однако этим силам противостоят такие решающие объективные и субъективные факторы, как прочность социалистических отношений в социально-экономической сфере, взаимосвязи ЧССР с другими социалистическими странами, просоциалистические настроения широких масс. Несмотря на значительное ослабление механизмов, позволяющих партии воздействовать на ход социальных процессов, она продолжает в целом контролировать положение, обеспечивает нормальное функционирование экономических и политических структур.
Всякое прогнозирование такого рода политических процессов имеет гипотетический характер. Однако представляется, что в нынешних условиях «югославо-румынская» гипотеза гораздо вероятнее, чем гипотеза о реставрации капитализма.
Следовательно, действительное значение применения «крайних мер» в настоящее время будет заключаться в предотвращении дальнейшей эволюции Чехословакии по «югославо-румынскому» пути. Именно так, если судить по уже наметившимся оценкам нашей политики, будут восприняты «крайние меры» значительной частью коммунистических партий и мировым общественным мнением в целом. В таком же плане поэтому следует оценить возможные плюсы и минусы использования «крайних мер».
П л ю с ы
1. Подтверждение Советским Союзом решимости сохранить сложившееся соотношение сил и отстаивать свои интересы как великой державы.
2. Возможность на какой-то, может быть, длительный срок оказывать эффективное воздействие на характер внутреннего развития и внешней политики ЧССР.
3. Укрепление существующего положения в ГДР, Польше и Болгарии, торможение процессов, аналогичных чехословацким, в этих странах, в их коммунистических партиях.
М и н у с ы
1. Советско-чехословацкие отношения: появление на неопределенно длительное время скрытого, но тем не менее действенного фактора, расшатывающего основу дружественных отношений между ЧССР и СССР; дополнительные (и значительные) расходы на поддержание нового чехословацкого руководства.
2. Положение в социалистическом содружестве и коммунистическом движении: создание благоприятных условий для культивирования националистических, антисоветских настроений в социалистических странах. Публичная и официальная критика наших действий со стороны Румынии и Югославии. Возможный выход Румынии из Организации Варшавского договора. Резкое ухудшение отношений с Югославией. Поиск этими государствами союзников среди неприсоединившихся и капиталистических государств.
Очередной взрыв антисоветизма в Китае; обвинение КПСС со стороны КПК и примыкающих к ней партий и групп в «великодержавности» и т. п.; укрепление на этой основе позиций группы Мао; интенсивное распространение маоизма (и кастроизма) в национально-освободительном движении.
Новый раскол в мировом коммунистическом движении. Фактическая изоляция КПСС в Европе. Срыв Международного совещания коммунистических и рабочих партий.
Значительное ослабление притягательной силы идей социализма и коммунизма среди трудящихся масс в капиталистических странах и «третьем мире». Падение влияния коммунистических и рабочих партий.
3. Международная ситуация в целом: глобальный рост антикоммунизма и антисоветизма. Падение международного престижа СССР, ослабление наших позиций в ООН.
Осложнение советско-американских отношений. Рост международной напряженности. Укрепление Атлантического союза. Возможные трудности с Договором о нераспространении. Эскалация войны во Вьетнаме и, возможно, активизация Израиля как ответные меры со стороны США и их союзников. Новый этап во всемирной гонке ракетно-ядерного оружия.
Усиление реакционных сил в США и их влияния на исход президентских выборов и всю политику Соединенных Штатов.
Передвижка политических сил в Западной Европе. Сближение Западной Европы с Соединенными Штатами. Рост милитаристских и неонацистских сил в ФРГ. Сдвиг вправо политических режимов в ряде других капиталистических стран. Ослабление тенденций к нейтрализму малых европейских государств.
Как общий результат – значительная перегруппировка сил в мире не в пользу Советского Союза и сил социализма. Необходимость увеличить наши расходы на оборону.
Разумеется, не все указанные плюсы и минусы выявятся в одинаковой степени. Много будет зависеть от того, как встретят наши «крайние меры» в Чехословакии. Очевидно, что ответные «крайние меры», которые могут предпринять чехословаки, значительно обострят общую ситуацию, ослабят плюсы и усилят минусы, а также внесут нежелательные элементы в реакцию на эту ситуацию со стороны советского общественного мнения.
Особого рассмотрения заслуживают два частных, но тем не менее серьезных обстоятельства.
Во-первых, существует тенденция апеллировать к эффекту применения «крайних мер» в Венгрии, где, как известно, плюсы за несколько лет перекрыли минусы. Такая постановка вопроса требует дополнительного изучения. В Венгрии была иная политическая ситуация (открытые действия контрреволюционных сил, фактический развал армии, роспуск партии и т. п.). Иная ситуация существовала и в мире. Гораздо сплоченнее действовали братские страны и партии. Не было раскола в коммунистическом движении. Национальное самосознание в социалистических странах стояло на гораздо более низком уровне, чем сейчас. Не приобрели еще повсеместно такой остроты проблемы независимости, суверенитета, невмешательства. Благоприятно складывалась международная обстановка (франко-англо-израильская агрессия). Теперь все перечисленные моменты выглядят совершенно иначе, чем двенадцать лет назад.
Кроме того, первый факт применения «крайних мер» может рассматриваться как чрезвычайный случай, как аномалия, второй же, поставленный в один ряд с первым, приобретает совсем иную окраску и может рассматриваться как доказательство внутренней слабости социалистического строя в странах народной демократии, как свидетельство того, что единство стран социализма может существовать, лишь опираясь на «крайние меры» (или угрозу их применения) со стороны СССР.
Во-вторых, можно отметить известное влияние на нашу позицию оценок и выводов определенной группы чехословацких товарищей. Потенциально именно от этой группы может исходить и призыв к применению «крайних мер». Конечно, мнения этих товарищей, как и любые другие мнения и факты, должны быть обязательно использованы для создания объективной и всесторонне обоснованной картины событий, происходящих в Чехословакии. Однако в данном случае следует особенно внимательно учитывать психологический настрой этих людей, тесно связанных, как правило, с «доянварским» прошлым, с его порядками и методами работы. Этим товарищам, несмотря на всю искренность их побуждений, трудно охватить ситуацию во всей ее сложности. Поэтому они легко могут дать «простой» совет и даже подтолкнуть применение «крайних мер». Тем более что ответственность лежит не на них, а на тех, кому они советуют.
В ы б о р м о м е н т а
Оценивая указанные выше плюсы и минусы, нельзя не сделать вывода о том, что применение «крайних мер» в нынешних условиях создаст такие трудности, которые вряд ли компенсируются возможным политическим выигрышем.
По-видимому, целесообразно продолжать занимать выжидательную позицию. В конце концов, с точки зрения технических возможностей мы можем применить «крайние меры» через два-три месяца с таким же успехом, как и через два-три дня.
Возможно, что за это время обстановка в стране стабилизируется. Тем более что в такой стабилизации будет крайне заинтересовано избранное XIV съездом новое руководство КПЧ. Это, конечно, будет стабилизация на основе принципов, изложенных в программе действий КПЧ. И для нас здесь возникнут определенные трудности. Однако опыт отношений с Югославией и Румынией показывает, что для преодоления этих трудностей нет необходимости прибегать к «крайним мерам».
Если же предположить, что дело не остановится на «югославско-румынском варианте», что правые, контрреволюционные силы раскроют свои карты, то тем лучше. Ведь чем очевиднее угроза контрреволюции, тем правомернее применение «крайних мер».
Ориентация на такой ход вещей требует значительного изменения нашей тактики и тактики наших друзей. Но это уже другой, самостоятельный вопрос, который нуждается в самостоятельном изучении.
Конечно, схематичное изображение возможных плюсов и минусов, хотя и может оказаться полезным при выработке окончательного решения, далеко не исчерпывает всей сложности и противоречивости ситуации, с которой мы столкнулись. Здесь могут и должны быть привлечены дополнительные соображения, новые аргументы по тем или иным аспектам рассматриваемой проблемы. А пожалуй, не будет преувеличением сказать, что это – самая трудная проблема, которую приходится решать нашей партии, ее руководству за послевоенный период. От ее правильного решения зависит слишком многое».
Вот такую бумагу я сочинил и передал председателю КГБ. Просил его дать совет: имеет ли смысл посылать ее на юг Брежневу. Через помощника председателя полковника Тихомирова пришел ответ: «Не высовывайся!»
По моим сегодняшним меркам, записка слишком наивна. Она оперирует «интересами социализма». А те, к кому я обращался, исходили из других интересов, из интересов бюрократической группы, которая во что бы то ни стало хочет сохранить власть. Но то, что уже было понятно Иржи Гохману, было еще непонятно мне…
Я не внял совету Андропова и все-таки «высунулся». Когда Брежнев прилетел с юга, уже после «главного» политбюро, мне удалось прорваться к нему. «Тридцать минут – не больше!» – сказал он. Поэтому записку я не читал, а изложил минут за двадцать суть. Очень нервничал. Слушал он внимательно, но мрачно. Пару раз что-то переспросил. Маленькая пауза – и вердикт: «Решение политбюро уже состоялось. Мы с тобой не согласны. Принципиально. Ты имеешь право думать как хочешь. А дальше так – или уходи, выходи из партии, или выполняй принятое решение. Как положено по уставу. Решай. Все. Извини, занят». Кавычки условные, я не записывал. Но смысл и тональность передаю, по-моему, точно.