Берегись шпионов!
БЕРЕГИСЬ ШПИОНОВ!
Это случилось летом 1942 года. По одной из дорог к линии фронта шли подкрепления. Стоял жаркий день. От долгого перехода бойцы устали. Когда был устроен привал, люди с наслаждением повалились на мягкую траву…
Вдруг где-то» недалеко запела скрипка. Бойцы прислушались. Да, кто-то играл на скрипке, а ей тихо вторил баян. Несмотря на усталость, бойцы потянулись на музыку - так приятно было вдруг услышать вальс «На сопках Манчжурии».
Музыканты расположились под деревом, у перекрёстка дорог. Их было двое.- совсем седой, плохо одетый старик и средних лет женщина, по видимому его дочь. Сидя под деревом, старик играл на баяне, а женщина стоя водила смычком по скрипке. У женщины было серьёзное, даже строгое лицо. Играла она хорошо: скрипка под её ловкими, хотя и огрубевшими пальцами пела нежно и ласково.
Старик играл гораздо хуже. Его баян почему-то хрипел, срывался на переборах, и у него был странный, как бы сдавленный звук. Вероятно это был испорченный баян, потому что старик обращался с ним уверенно, и чувствовалось, что виноват не музыкант, а инструмент.
И всё же было очень приятно послушать старинный вальс…
Когда музыканты кончили играть, бойцы стали аплодировать. Скрипачка ласково, но с достоинством поклонилась. Старик, не вставая, молча протянул бойцам свою шапку. Она быстро наполнилась кусками хлеба и сухарями. Кое-кто из бойцов бросал в шапку деньги.
- Спасибо, родимые, - сказал старик и добродушно улыбнулся. - Вот до чего с дочкой дошли. Хорошо, что хоть скрипку и баян удалось спасти от немцев… Пробираемся к родственникам в К.
Политрук Иванов, сам баянист, подошел к старику и спросил:
- Давно, дедушка, музыкой занимаешься? Баян-то у тебя тульский?
- Венский, тульской работы,- ответил старик.- Этому баяну не один десяток лет.
- А почему он у тебя на переборах срывается? - продолжал Иванов, подойдя ещё ближе к старику.
Старик метнул острый взгляд на Иванова, но ответил спокойно:
- Уронил я его. В двух местах меха лопнули. Самому пришлось подштопать. Полного звука теперь от него не жди. Сам я хоть и играю на баяне, а чинить не могу. Ну, а мастера где теперь найдёшь?
- Пожалуй, я тебе помогу, - ответил Иванов. - Большой я в этом деле любитель. Думаю, что смогу починить. Дай-ка баян.
Старик, отрицательно мотнув головой, сказал:
- Спасибо, но баяна не дам. В прошлом году один - тоже любитель - взялся чинить, так я еле спас инструмент!.. Ничего, до города дойду, а там у меня один старичок-мастер есть. Тебе же, товарищ командир, не серчай, доверить боюсь. Кроме этого баяна у меня за душой ничего не осталось…
Иванов всё-таки подошёл к старику и протянул руку, чтобы взять баян. Но старик очень взволновался и накрыл баян обеими руками, как будто боясь, что его отберут. Женщина также забеспокоилась и быстро стала между Ивановым и стариком, как бы заслоняя последнего.
- Ну, что же, как хочешь, - равнодушно сказал Иванов. - Дело хозяйское. Тогда хоть сыграй ещё что-нибудь.
- Это можно, - добродушно ответил старик и вытер грязным платком сразу вспотевший почему-то лоб.-Это можно,-повторил он.- Машенька, сыграем «Железняка».
И они начали играть. Кое-кто из бойцов, услышав знакомый мотив, начал подпевать.
Когда музыканты кончили играть, Иванов молча подошёл к старику и резким движением вырвал баян из его рук. Старик вскочил. Бойцы, не понимая, что случилось с их политруком, всегда таким вежливым и спокойным, с недоумением следили за происходящим. А политрук с силой рванул баян, и из лопнувших мехов старой гармонии вывалился немецкий радиопередатчик…
Вот почему так плохо играл баян.
Старый музыкант и его «дочка» оказались гитлеровскими шпионами. Играя на перекрёстках дорог, они наблюдали, как подтягивались резервы Красной Армии к линии фронта. Ночью старик передавал по радио собранные за день сведения. Он сообщал немецкому командованию всё, что видел и что успевал подсчитать.
Случай с «музыкантами» показывает, к каким способам прибегают немцы для засылки шпионов в наши прифронтовые районы. Способов этих очень много. Беженцы, слепцы, гадалки, добродушные с виду старушки, даже подростки- нередко используются гитлеровцами для того, чтобы разведать наши военные секреты, выяснить расположение наших частей, направления, по которым продвигаются резервы. Одним из методов, наиболее излюбленных немцами, является засылка лазутчиков под видом раненых, бежавших из плена, пострадавших от оккупантов, вырвавшихся из окружения и т. п.
Революционная бдительность, которой всегда учил нас Ленин и учит Сталин, была, есть и будет сильнейшим оружием советского народа в борьбе против врагов, особенно в моменты серьёзной опасности.
В мае 1919 года, когда наша страна находилась в огненном кольце интервенции, а в наши тылы проникали шпионы и диверсанты всех мастей, Ленин и Дзержинский обратились к советским гражданам с таким призывом:
«Берегитесь шпионов!
Смерть шпионам!
Наступление белогвардейцев на Петербург с очевидностью доказало, что во всей прифронтовой полосе, в каждом крупном городе, широко развиты организации шпионажа, предательства, взрыва мостов, устройство восстаний в тылу, убийств коммунистов и выдающихся членов рабочих организаций.
Все должны быть на посту!
Везде удвоить бдительность, обдумать и провести самым строгим образом ряд мер по выслеживанию шпионов и белых заговорщиков и по поимке их!
Железнодорожные работники и политические работники во всех без изъятия воинских частях в особенности обязаны удвоить предосторожность.
Все сознательные рабочие и крестьяне должны стать грудью на защиту Советской власти, должны подняться на борьбу со шпионами и белогвардейскими предателями.
Каждый пусть будет на сторожевом посту - непрерывная, по-военному, организованная связь с комитетами партии, чрезвычайными комиссиями, надёжнейшими и опытнейшими товарищами из Советских работников.
Председатель Совета рабоче-крестьянской
обороны ЛЕНИН
Народный комиссар внутренних дел ДЗЕРЖИНСКИЙ».
В войне против советского народа немецко-фашистские мерзавцы широко используют провокацию и шпионаж. Они стремятся использовать малейшую беспечность, малейшее -ослабление революционной бдительности.
Известно, что чем более опытны шпионы, тем менее подозрительно они себя ведут, тем безупречнее стараются выглядеть. Значит нужно так организовать свою работу и свой быт, что даже если рядом с тобой работает или живёт шпион, ему не удастся ничего подглядеть, подслушать, выкрасть, выяснить, выпытать.
Каждый должен знать лишь то, что ему знать положено. Нельзя делиться производственными данными, рассказывать о военных заказах, о заводской программе, о цифрах выполнения плана, о дислокации промышленных объектов, об «узких местах» производства, о сырьевых запасах и ресурсах, о заводах-поставщиках и т. п., ибо все сведения такого рода могут быть подхвачены и использованы врагом.
Строжайшее сохранение государственной и военной тайны, соблюдение установленных правил учёта и хранения секретных документов, всемерное усиление охраны наших оборонных предприятий и объектов,непримиримая и повседневная борьба с расхлябанностью, неряшливостью и болтливостью - важнейшая задача, стоящая перед нашими партийными и советскими органами, перед каждым честным советским человеком.
* * *
Советская разведка разоблачила немало немецких шпионских гнёзд, насаждённых в разное время в нашей стране. Но надо помнить, что ещё задолго до начала Отечественной войны, до вероломного нападения Германии на Советский Союз, немцы пытались перебрасывать через границу своих агентов, завербованных в ряде случаев из числа белоэмигрантских подонков, осевших в различных странах Европы.
Один из таких переброшенных шпионов, остзейский немец по происхождению, бывший полковник царской армии Эрнест Бушман, был задержан благодаря бдительности пограничника Астаховича.
Вот обстоятельства этого дела.
Лето стояло жаркое, а ночь была свежа и даже прохладна. Пограничник Астахович стоял на посту, вслушиваясь в ночные шорохи спящего леса. В лесу было тихо, но он жил своеобразной ночной жизнью, он дышал, и его живое дыхание ощущалось как-то особенно остро.
Уже на исходе ночи, когда было ещё темно, но рассвет уже близился, Астахович услышал совсем недалеко от себя тихий шорох. Настороженный слух ясно уловил: кто-то осторожно крался, часто останавливаясь и как бы вслушиваясь в ночную темень.
Астахович крепче сжал винтовку и приготовился к встрече. У него почти остановилось дыхание, и он ясно слышал, как гулко бьётся его сердце.
Вот совсем рядом с пограничником треснула ветка под ногами идущего и вырисовались смутные контуры высокой мужской фигуры…
- Стой, руки вверх, а то стрелять буду!
Неизвестный растерянно затоптался на месте, как бы не зная, стоять ему или броситься в сторону, и, наконец, неохотно поднял руки.
В комендатуре Астахович разглядел задержанного. Хотя на нём было крестьянское платье, он не походил на крестьянина. Морщины на лице и в углах рта, синеватые мешки под глазами говорили о долгой и бурно прожитой жизни. Глубоко сидящие глаза смотрели на мир хмуро, подозрительно и недружелюбно, а в мягких и сдержанных движениях этого человека, в пытливом, подозрительном взгляде, в манере медленно и тихо отвечать на вопросы чувствовалось что-то затаённое, запрятанное глубоко и навсегда.
- Кто вы? Как ваша фамилия?
- Я разорившийся крестьянин. Моя фамилия - Тальберг. Я пришёл искать работы.
- Кого вы здесь знаете?
- Никого не знаю. Я пришёл искать работы.
- Зачем вы сюда пришли?
- Я крестьянин. Я разорился. Я пришёл искать работы.
В назойливости, с которой он повторял, что пришёл искать работы, было что-то фальшивое.
- Покажите ваши руки.
Неизвестный неохотно протянул длинную, сухую руку. Плоская ладонь, длинные тонкие пальцы, коротко подстриженные ногти не носили следов работы землероба. Кожа была гладкая, выхоленная.
- Вы и теперь продолжаете утверждать, что вы крестьянин?
- Я больше не хочу давать показаний. Я устал.
В пограничной комендатуре привыкли ничему не удивляться. Не удивились и на этот раз.
- Не хотите, - пожалуйста. Мы не настаиваем.
Прошла неделя. Однажды задержанного вели по улице в баню. По дороге встретился местный крестьянин. Увидев неизвестного, он пристально на него посмотрел, потом .изменился в лице, ещё раз вгляделся и закричал:
- Батюшки, да ведь это сам Эрнест Фёдорович! Эрнест Фёдорович, вы ли это? Глазам своим не верю!!
Арестованный нервно закусил губу, метнул на крестьянина злобный взгляд, но не произнёс ни звука.
В комендатуре крестьянин заявил, что в арестованном он категорически опознаёт «бывшее их благородие» полковника Бушмана, в полку которого служил и который скрылся в 1918 году, опасаясь расправы солдат, не очень-то любивших своего командира.
- Да и как его, сволоча, любить было,- продолжал крестьянин, - когда он лупил нашего брата нещадно! Чуть что - в морду ударит, и всё в нос норовит попасть или в скулу. Зверь был, а не человек. А я его и не сразу признал. Он потолще был да поскладнее. Но что это он, - головой ручаюсь!
- А откуда вам известно его имя и отчество?
- Да я у него месяц за денщика был. Потом он выгнал меня. «От тебя, говорит, Иван, больно потом воняет». А как не потеть, товарищи военные, когда он меня день-деньской, как собаку, гонял. То ему того, то этого,- покоя не было. Я, признаться, обрадовался, когда он от меня отказался…
Бывший полковник барон Бушман, немецкий шпион, был разоблачён. Он рассказал о своей жизни, о том, как пришла война, а за ней революция, вдребезги разбившая всё благополучие барона, как он и весь его класс остались без имений, без денег, без заводов, без рабочих и без солдат…
Он пошёл к белым, дрался против Красной Армии и вместе с белыми был побеждён. Настали годы эмиграции, разбитых надежд и обанкротившихся планов. В чужой стране полковник
Бушман служил швейцаром в ночном баре, собирал объявления для бульварной газетки, продавал сигареты, нищенствовал и голодал.
Но несколько раз в году Бушман вынимал потёртый мундир с полковничьими эполетами и шёл вместе с другими «представительствовать великую и неделимую Россию», говорить от её имени, решать её судьбы, намечать её министров и союзников. Тогда ещё пышно произносились речи, в которые уже никто не верил, задумывались новые грандиозные походы, которых никто не осуществлял, читались новые программы, которым никто не следовал. Одно было реально: звериная злоба, жгучая ненависть, стремление хоть как-нибудь напакостить, помешать тому, что происходило в России, где прекрасно обходились без полковника Бушмана и без всех, кто был вместе с ним.
И Бушман решил пойти на «работу».
Старый генерал принял бывшего полковника в своей квартире наедине.
- Ваше превосходительство, - сказал Бушман, - мне надоело мечтать о будущих походах и на бумаге бить большевиков. Хочу настоящей работы, сегодня, теперь, немедленно. Пошлите меня к ним шпионом, террористом, диверсантом, чертом, дьяволом!.. Всё равно для чего, всё равно для кого… Дайте мне возможность как-нибудь, чем-нибудь отомстить! Понимаете, душа требует… И потом… потом, мне ведь тут всё равно делать нечего и жить трудно: денег маловато, знаете…
Генерал по-тараканьему пошевелил поседевшими усами, одобрительно пробурчал что-то об «офицерской чести» и написал Бушману направление к агенту немецкой разведки.
- Мы вам поможем перейти границу, - заявил немецкий агент Бушману. - Постарайтесь собрать нужные нам сведения. Если провалитесь^ пеняйте на себя. Помните, что мы вас тогда не знаем и не знали. Если будет возможность, подожгите какой-нибудь складик, заводик новый, вообще организуйте что-нибудь интересное… Вы меня понимаете?
Через несколько дней Бушмана проводили до пограничного столба и дали совет, куда направиться.
- Будьте осторожны, - сказал усатый офицер,- эти красные черти с зелёными околышами - советские пограничники - видят ночью, как филины.
И действительно, советские пограничники в эту же ночь схватили немецкого шпиона…
Но иногда германским агентам удаётся перебраться через нашу границу. И тогда немецкие шпионы под видом мирных людей ^ живут в стране, нанося ей огромный вред, подрывая её оборонную мощь, действуя тонко, хитро не день, не месяц и даже не год…
Любопытным с этой точки зрения является следующее дело одного немецкого шпиона.
…Это был Маленький городишко, и жизнь в нём текла тихо и мирно. В сущности, городок не был ничем примечателен, кроме ветхой покосившейся церквушки, в которой, если верить преданию, венчался Александр Невский.
Городок был расположен в стороне от больших железнодорожных узлов, на боковой ветке, недалеко от границы. Промышленных предприятий здесь не было, население преимущественно служило в районных учреждениях, а на досуге занималось огородничеством.