Мы медленно пятимся, саблезубый тигр обдаёт нас презрительным взглядом, подходит к дереву, становится на задние лапы, передними с остервенением вцепляется в кору, подпрыгивает, но туша высоко и хищнику её не достать. Мы отходим всё дальше и дальше, а саблезубый тигр словно взбесился, демонстрирует такие прыжки, любой легкоатлет позавидует, но на него лишь сверху капает кровь, и это зверя выводит из себя. Он в бешенстве разгребает землю у корней, рвёт страшными когтями кору, но вскоре сникает, растеряно мяукает, разворачивается задом, и смачно струит на дерево.
- А вот теперь бежим, - я хлопаю Семёна по плечу.
Гл. 4.
Крупное животное, покрытое жёсткой шерстью, издающее терпкий мускусный запах, поспешно выпрыгивает на свои толстые ноги и шарахается в сторону - мы его едва не сбиваем с ног. От неожиданности шарахаемся в сторону, встречаемся с заплывшими, полными недоумения, глазами и, приходим в себя - не стоит нестись сломя голову в первобытном лесу - могут съесть. Это животное не хищник, но глаза наливаются кровью от бешенства.
Тяжело дыша, прижимаемся дереву, я выставляю копьё. Свиноподобное животное злобно хрюкнуло, встряхнулось, разбросав в стороны прилипший мусор и мелких насекомых, открывает слюнявую пасть, демонстрируя жёлтые плоские зубы и торчащие вперёд клыки.
- Пошла вон, свинья! - истерично выкрикивает Семён, вжимаясь в ствол дерева с такой силой, что под мощной спиной хрустнула кора.
- Отваливай, толстое рыло! - я пару раз проткнул воздух копьём.
Животное нерешительно топчется на одном месте, угрожающе рычит. Внезапно взвизгивает и стремглав несётся прочь.
- Напугали, - я утираю пот со лба.
- Ага! - нервно смеётся Семён, сползает по стволу, в изнеможении откидывает голову наверх и пытается отдышаться.
- Оно не нас испугалось, - я вновь цепенею от страха, в просветы между деревьями вижу полосато-пятнистый бок нашего старого знакомого - саблезубого тигра.
Семён вскакивает, зубы звонко щёлкнули, он больно втыкается в толстый сук, ойкает, но вроде приходит в себя: - Он не на нас охотится, - неуверенно произносит мой друг.
Действительно, хищник не удостаивает нас вниманием, даже как-то обидно стало, изогнувшись, ринулся за поспешно убегающим свиноподобным животным. Спустя некоторое время раздаётся пронзительный визг вперемешку с рычанием, вздрогнуло дерево, осыпав листья, визг сменяется на хриплый вой и спустя некоторое время всё стихает.
- Задушил, - шёпотом говорит Семён. - А почему он на нас не напал?
- А я знаю? - пожимаю плечами, затем догадываюсь: - Мы не его еда, если ничего другого не найдёт, тогда полакомится нами.
- Зачем так говоришь? - глаза у Семёна белеют от страха.
- Это так, размышления ... хищники все так ведут и первобытные тоже.
- Не все. А крокодилы, львы людоеды, тигры иногда тоже на людей нападают.
- Помолчи! - я взрываюсь, едва сдерживаюсь, чтобы не вмазать его по шее.
- Пока он занят, давай уйдём? - Семён не обращает внимания на мою несдержанность.
- Самое время, - соглашаюсь я.
Сейчас мы отходим медленно, стараясь не шуметь. Неожиданно натыкаемся на звериную тропу, машинально двигаемся по ней, но вот, в просветах деревьев возникает открытое пространство. Ветер доносит запах свежей травы, ещё через пару минут вываливаемся из леса и застываем на краю поля. Густые стебли с рост человека, кое-где повалены, с шумом взлетают птицы, вдали трава колышется, там явно кто-то бредёт.
- Мне сюда лезть не хочется, - деревянным голосом произносит Семён.
- Тогда идём назад, - я выдавливаю смешок.
Семён глянул на меня, и я устыдился - столько в его взоре упрёка и осуждения.
- Послушай, - примирительно говорю я, - мы пойдём по краю, между лесом и степью, здесь трава ниже. Надо пройти к тем скалам, в ту сторону вели следы одной из групп людей ... но если желаешь, можешь вновь залезть на дерево ... сам схожу, я не буду в претензии, каждому своё.
На этот раз Семён резко покачал головой, хотя в глазах застыл ужас: - Никита Васильевич, не делай из меня подлеца, один раз я уже отсиживался на дереве, до сих пор себя корю.
Я с удивлением посмотрел на него, столкнулся с его взглядом, поразился тому, какие у него свинцовые глаза - такой насыщенный серый цвет, не вижу в них ни капли страха. Парень совсем пришёл в себя, мыслит адекватно - он действительно готов идти со мной куда угодно.
- Очень хорошо, - киваю я. - Мы направимся к тем валунам, они в беспорядке навалены друг на друга, там точно есть полости и щели, в которых могут укрыться люди.
- А медведь ... он не может там затаиться?
- Кто его знает, - я задумался. - И всё же, медведь ... или медведи, обосновались в тех скалах, вероятно, там и пещера имеется.
- Дай бог, - вздыхает Семён.
Адреналин в крови давно иссяк, приступов возбуждения нет, страх тоже исчез. С некоторой апатией бредём между лесом и степью, но через некоторое время нам всё же приходится углубиться в густую траву, которая в мгновение ока закрывает нас с головой. Мы различаем только голубое небо и верхушки далёких скал. Я понимаю, мы поступаем безрассудно, в любое мгновение могут накинуться хищник, да и с травоядными встречаться не хочется, затопчут или на рога подымут, но на душе гнездится уверенность, мы найдём людей, им сейчас требуется помощь.
Как второе дыхание, приходит страх, это нечто липкое и невкусное. Тягучая слюна залепляет рот, мы вздрагиваем от любого шороха. Окружённые высокой травой, бредём, словно слепые котята. Изредка слышим шум убегающих с нашего пути зверей, иной раз ветер гонит в ноздри их запах, слышим фырканье, шумные выдохи и вздохи, но никто пока не бросается. В этой траве, животные крайне осторожные и, предпочитают ни с кем не связываться. А мы, невзирая на то, что пытаемся идти тихо, производим неоправданный для обитателей этой степи шум, это их и пугает, только истинные хозяева могут идти так беспечно. Пока нам везёт, на нашей дороге не встретился хищник, а они тут должны быть, я уверен, поэтому, до синевы в костяшках, держу в руках копьё, а мышцы от напряжения закостенели и болят.
Но вот растительность резко мельчает, появляются камни, обнажается почва, демонстрируя участки скалы, мы выходим на возвышенность - впереди нагромождение валунов и, по прямой видимости - высокие горы.
- Похоже, пришли, - я говорю шёпотом, лихорадочно озираюсь по сторонам, ловлю каждый звук, от напряжения нехорошо.
- Что дальше? - с какой-то беззащитностью спрашивает Семён.
- Будем искать следы людей ... кстати, там повалены стебли травы, похоже оттуда они пришли. Пойдём, - я сдвинулся с места, не забывая поглядывать на застывшие в неподвижности огромные валуны - вдруг там действительно логово медведя.
Внезапно останавливаюсь как вкопанный, Семён налетает на меня и мгновенно отшатывается, тело сотрясла крупная дрожь. На земле лежит полностью объеденный человек: живот разорван, рёбра выпирают в разные стороны, голова и вовсе отсутствует. Вот только теперь я понял, как безрассудно повёл, да ещё друга с собой прихватил!
- Как же так, Никита Васильевич? - пискнул как мышь Семён.
- Мы их предупреждали, - глухо говорю я, а сам взглядом шарю по окрестностям, замечаю на траве кровавый след, он ведёт в сторону гор. - Медведя здесь нет, - уверенно произношу я, - он поволок свою ... добычу к тем скалам. Ты прав, логово у него там.
- Но он может прийти!
- Вполне, поэтому, пока не поздно, обследуем те валуны, - мне не хочется к ним идти, но я решительно двинулся к огромным камням.
На пол дороге к ним натыкаемся ещё на одну страшную находку - это мужчина, он не так изуродован, как первый, вероятно, зверь его убил впопыхах и быть может, ещё вернётся, когда вновь проголодается. Этот медведь, настоящее чудовище, о чём говорят оставленные на земле отметины исполинских когтистых лап, на их фоне, следы белого медведя покажутся отпечатками шаловливого медвежонка.
- Однако, надо дёргать отсюда, пока не стало совсем поздно, - пячусь я, но пересиливаю свой страх и негромко кричу: - Эй, живые есть?
Никто не откликается. Тогда вплотную подхожу к холодным валунам, иду вдоль них, вновь зову людей. Внезапно слышу всхлип и женский выкрик: - Мы здесь! Боже, спасите нас!
Мгновенно забыв все страхи, мы ринулись к камням. Несколько валунов сошлись друг с другом и образовали нечто грота, в нём замечаем женщину и детей. Она в полуобморочном состоянии, еле держится, глаза периодически закатываются, а за неё цепляются два мальчика и совсем маленькая девочка.
- Всё, успокойся! - я встряхиваю её за плечи.
Она начинает тихонько всхлипывать, затем завывать и биться в конвульсиях. Резко бью по щекам, вновь встряхиваю, опять даю пощечину. Дети ничего не могут понять, заревели во весь голос, но женщина словно очнулась, глянула на меня диким взглядом и как выплюнула: - Почему так поздно? Мы едва не погибли!
- Успокойся! - я её сильно встряхиваю, она обмякает, всхлипывает, но уже более человечно, поднимает на меня глаза: - А вы были правы, - она меня узнала, - они все погибли, медведь - это запредельно, какой-то кошмар, он напал на нас, так неожиданно ... мы не знали куда спрятаться. Если бы не Олег, - женщина опускает глаза, - он вас топориком тогда ударил, помните? - я киваю. - Он попытался отвести от нас медведя, но зверь зацепил его лапой и, наверное, сразу убил. Потом мы пытались отогнать зверя от детей, но он разорвал всех ... только мы успели спрятаться ... в этих камнях. А медведь недавно опять приходил, Саню утащил, - женщина с усилием сдерживается, чтобы вновь не впасть в истерику.
- Всё, хватит воспоминаний! - решительно обрываю её я. - Будем выбираться. Бог даст, спустимся к лагерю.
Она безропотно выползает наружу, помогает выбраться детям, со страхом осматривается.
- Медведь не придёт, - уверенно говорит Семён, - в его взгляде столько сострадания, что женщина даже улыбнулась.
Семён сажает девочку себе на плечи, женщина цепко хватает мальчиков за руки и мы, поспешно уходим со страшного места.
Решили идти тем же путём, которым они пришли, так до склонов ближе, трава всё ещё не выпрямилась и указывает направление. Но я постоянно вспоминаю об убитом оленёнке, это как наваждение, хочется принести трофей в лагерь, желудок просто воет от возмущения и злости, он совершенно пустой и пить хочется, до умопомрачения. Решено, доведём их до спуска, а мы вернёмся за своим трофеем. Интересно, как Семён воспримет моё предложение? Я обернулся, встретился с его тревожным взглядом, вздохнул, мне показалось, он меня не поймёт. Ладно, там видно будет. В любом случае, без воды, дёргаться не стоит, второй такой переход можно не выдержать.
Внезапно натыкаемся на родник, он с наглостью разбросал в стороны корни и всяческий мусор и весело журчит, как песня с небес.
- Это знак! - я даже как-то расстроился.
- Здорово! - Семён ссаживает с плеч девочку, ждет, когда женщина и дети напьются и кое-как смоют с себя грязь. Затем и мы напиваемся, причём я шепнул Семёну, чтобы пил как можно больше. Он улыбнулся, мой друг ещё не понял, какую гадость готовлю я ему. Но, к моему удивлению, Семён отрывается от родника, смотрит на меня честным свинцовым взглядом, и произносит: - А ведь у нас оленёнок на дереве висит. Как с ним быть?
Я деланно нахмурился и, с великим сожалением произношу: - Это так ... какая досада! Но не возвращаться, же за ним?
- Есть хочется ... до коликов, - вздыхает мой друг.
- Так что ты хочешь предложить? - осторожно спрашиваю я его.
- Доведём их до спуска к лагерю, а сами, по этой же тропе, вернёмся к нашему оленёнку, - с воодушевлением начал Семён, но, внезапно что-то вспомнил, осекся, помрачнел и, что-то хочет сказать, верно, отрицательное. Но я энергично поддерживаю его, хлопаю по плечам и, горячо говорю: - Ты знаешь, какая вкусная оленятина! Я как-то раз её пробовал, тесть с охоты приносил, пальчики оближешь ... запечём на углях ...
- Хватит! - Семён едва не захлебнулся в собственной слюне. - Женщину с детьми к лагерю приведём и бегом к нашему дереву.
- Хорошо ... ещё не вечер ... хотя день уже идёт к концу ... до темноты б успеть, - всполошился я.
- Успеем, - Семён переходит на быстрый шаг.
На этот раз никто не шоркался у нас на пути, сравнительно быстро миновали степь и, вскоре запахло свежестью моря.
- Пришли, - Семён ссаживает с плеч девочку, утирает пот. - Вам по этой тропе вниз, затем увидите площадку на склоне - этот наш лагерь.
- Кстати, - решил добавить я, - ваш друг Олег, жив, я ему операцию сделал.
- Как?! - восклицает женщина. - Олег жив? - на её лице появляется неуверенная улыбка, - я утвердительно киваю, - она обращается к детям: - Ваш папка живой!
Пришлось быстренько отойти в сторону, столько было радости, со слезами и соплями, но я получил такое удовлетворение, что спас долговязого. Ради таких случаев, стоит жить!
Семён улыбается, я тоже, взглядами провожаем их маленькую группу. Вот они скрываются из вида, радость на наших лицах исчезает, с опаской смотрим назад. Что-то не хочется идти за оленёнком, но я шагнул в сторону степи и Семён, вздыхая, потопал за мной.
- Мы авантюристы, - хмыкаю я.
- Согласен, - понуро отвечает Семён, он уже тысячу покаялся, что предпринял этот опрометчивый шаг, но мы идём, судьба нам благоговеет.
Миновали страшную поляну со следами трагедии, как по команде посмотрели в сторону гор, но медведя не увидели, быстро пробежались к лесу, остановились у разлапистого дерева, это в случае чего быстренько взобраться по ветвям наверх. Ни хищников, ни другого зверья не наблюдаем, пока везёт.
- Ты как? - я больше обращаюсь к себе, чем к Семёну.
- Что-то свербит под ложечкой.
- Сильно проголодался?
- Скорее всего, испугался, - искренне произносит он, - но задерживаться не стоит, скоро будет темнеть. Надо идти к тому дереву, только бы там не было саблезубого тигра.
- Надеюсь, что нет. Он не дурак, прекрасно понял, что достать эту тушу не сможет, да и свиноподобным нашим полакомился.
Как страшно было проделывать последнее метры, день стремительно угасает, мы явно не успеем до темноты, вот уж и луна явила миру свои жёлтые рога. Зажглись первые звёзды, а мы только подошли к дереву, где висит наш трофей. Земля у корней вся изрыта, здесь бесновался не один хищник, но всех постигло разочарование. Надо торопиться, скоро проснутся ночные хищники и, я не сомневаюсь, они будут опаснее тех, кто любит солнце.
Подбираем брошенные у дерева заготовки, пользуясь случаем, Семён быстро делает себе уродливую дубину, а из длинных веток изготавливаем нечто носилок, сбрасываем оленёнка на землю, привязываем копыта к шестам, и взгромождаем на плечи. Семён охнул от тяжести, но сразу выпрямился: - Тяжёлый, а нам идти с десяток километров.
- Поверь, это не так много, - смеясь, отвечаю я. - Зато, сколько мяса!
- Донести бы, - Семён поворачивает голову то вправо, то влево, весь вид выражает крайнюю степень тревоги.
- Куда мы денемся, дотащим, - неуверенно произношу я.
- Тогда трогаем, - Семён толкает носилки, и я бодренько засеменил вперёд.
- Такое чувство, словно мы что-то украли, - размышляет мой друг.
- Это потому что, каждый хищник в этом лесу, считает эту добычу своей, - не оборачиваясь, говорю я.
- А у меня уже плечи натёрло.
- Так быстро? А как же ты раньше грузчиком работал? - подковырнул я Семёна.
- Я в аптечной фирме работал, там ящики не слишком тяжёлые, - горестно вздыхает он.
- Тогда понятно, работал по профилю.
- Не смейся.
- И не думаю. Ты не тормози, мне кажется, я слышу какой-то шорох.
Семён мигом поднажал, и мне пришлось переходить на бег. Через некоторое время и у меня вспухают плечи, морщусь от боли, но с небывалой силой возникает упрямство - умру, но трофей не брошу. Вроде и Семён того же мнения, сопит как злобный хомяк, я даже боюсь оборачиваться, чтобы не встретиться с его испепеляющим взглядом.