Леонид Михайлович был прекрасно образован. Все свое свободное время занимался самоподготовкой, прочел великое множество книг, писал яркие работы по философии и на злобу дня.
Особое место в его жизни занимала семья: жена Галя и двое детей, мальчик и девочка. Дети – для него это было святое. Особенно младшенькая Анюта. Ее огромные, в пол-лица, черные глаза были до краев полны какой-то печальной тайны. «В этих глазах собрана вся скорбь еврейского народа», – любил говорить Леонид Михайлович.
Снова жизнь нас свела, когда я организовал частный банк. Для повышения имиджа новой финансовой структуре был необходим известный в республике человек. Я вспомнил о Леониде Михайловиче. Позвонил ему, пригласил на общественную работу в качестве председателя совета банка «Сан» и очень обрадовался, что он согласился. Выгода была обоюдной. Как председатель совета банка он получил льготный кредит на покупку новой квартиры, о которой много лет мечтал. В ответ Леонид Михайлович обеспечил связь практически с любой властной структурой. Для банка он сделал много добрых дел.
В Верховном Совете он был ярким и страстным оратором. Красные директора натурально бесились от его крамольных речей. Очень скоро Ивенский превратился в лидера оппозиции и попортил много кровушки президенту Зотину.
Их интересы неожиданно совпали в тот момент, когда Ельцин взялся за разгон Советов. Вместе с Зотиным и Минаковым Ивенский сделал все, чтобы распустить Верховный Совет и назначить новые выборы.
Дивидендов Леониду Михайловичу эта акция не принесла. Выборы во вновь учрежденное Государственное собрание он проиграл с треском. Не могу сказать, по какой причине. Возможно, против него ополчились не только прежние депутаты, но и директорский корпус Йошкар-Олы. Возможно, не в его пользу сыграла национальность. Но факт остается фактом: первый демократ республики с политических небес разом спустился на грешную землю.
Поражение на выборах предполагало возвращение бывшего преподавателя политеха в родные пенаты. И вот тут-то, на мой взгляд, Леонид Михайлович допустил роковую ошибку.
Он не пошел обратно в институт. Три года он был депутатом Верховного Совета, серьезно увлекся политикой. Живое дело оказалось много интересней нудных лекций. И возвращаться в прошлое он не захотел.
Толковому и дельному человеку трудно затеряться в крошечной республике, где все население составляет семьсот тысяч человек. Леонид Михайлович и не затерялся. Он поступил на службу президенту Марий Эл.
Надо отдать должное Зотину: он просчитал Ивенского очень точно. Леонид Михайлович полюбил власть и все сопровождающие ее атрибуты. Ему было важно находиться в гуще событий, блистать, ловить восхищенные взгляды, ощущать уважение и почитание. Он быстро понял, что находясь при власти, можно не ограничивать себя ни в чем и безбедно жить за счет бюджета. Он полюбил комфорт, персональную машину с шофером, правительственную дачу.
Разумеется, Леонид Михайлович понимал, что переход в правительство будет выглядеть как предательство демократических идеалов. Он долго колебался и спрашивал совета у всех своих знакомых. В душе он наверняка понимал, что за такой шаг придется заплатить определенную цену. Думал отделаться малыми потерями, но жизнь распорядилась по-своему.
Тогда, на изломе своей карьеры, Леонид Михайлович приехал ко мне. Не мог не приехать: слишком много интересов у него было завязано на банке и мне лично.
– Николай, у меня сложный вопрос, – начал он таинственно.
– Слушаю, – я не придал значения его тону. Обычно такой заход предвещал историю о каком-нибудь интересном, на его взгляд, начинании в сфере бизнеса, и потому я приготовился услышать страшную тайну про сделку на миллиард боливийских долларов. Но на этот раз он заговорил о другом.
– Зотин предлагает мне поехать с ним в Италию.
– Зачем?
– Он едет на подписание контракта по вашему волжскому заводу «Совиталпродмаш». Ему нужен переводчик и помощник, который помог бы разобраться в тонкостях контракта.
– Подожди, подожди, – не понял я. – Ну, переводчик – это понятно. Языки ты знаешь, в этом деле поможешь. Но что значит помощник по подписанию контракта? Ты-то тут причем?
– Притом. Мне дали на изучение конфиденциальный материал. Через неделю я буду знать все и о заводе, и о выпускаемой продукции. Президенту нужен помощник, который мог бы свежим взглядом оценить ситуацию.
Я посчитал своим долгом поделиться сомнениями.
– Леонид Михайлович, я бы не советовал доверять Зотину. Я-то его хорошо знаю. Обманет.
– Ну, о чем ты говоришь? Какой обман, – прервал он меня. – Он уже включил меня в официальную делегацию.
– Ну и что. Все равно я ему не верю. Да и потом, ты же демократ. Как ты думаешь жить и работать в дальнейшем? Вернулся ты вместе с Зотиным из Италии, и дальше что?
– Вот! – воскликнул он. – По этому вопросу я и приехал посоветоваться. Зотин предлагает перейти к нему работать. Даже министерство новое для меня придумали – по внешнеэкономическим связям!
– С ума сошел, – только и смог вымолвить я.
– Почему сошел? В жизни надо определяться.
– А как же демократическая платформа?
– Да к черту эту платформу, одни болтуны собрались. И ведь есть шанс в Италии побывать. Ты представляешь, – он мечтательно закатил глаза, – Рим, Флоренция, Венеция…
– Мои-то советы тебе зачем? – нарушил я его лирическое настроение.
– Как зачем? – очнувшись, переспросил он. – Твое мнение мне знать важно. Если я поеду с Зотиным в Италию, то вроде как стану предателем, да?
– Да. Не надо ехать в Италию.
– Как же ты не поймешь! Это мечта всей моей жизни!
– Ну, раз мечта, тогда езжай.
– Но на мне же столько вопросов демократического движения завязано. Я же сопредседатель…
– Не надо ехать в Италию, – перебил его я.
– Это же мечта!
– Да пошел ты к черту со своей мечтой, – не выдержал я. – Определись, чего хочешь, и действуй. Только потом не ной. Не знаю, что задумал Зотин, но я ему не верю. Слишком часто обжигался, чтобы доверять. Вижу, он тебя уже зацепил. Поедешь с ним в Италию, станешь министром – будешь предателем. Как потом работать с близкими тебе людьми, соратниками? Не поедешь – всю жизнь будешь ненавидеть и себя, и меня. Решай сам. Мое мнение ты знаешь.
Леонид Михайлович сделал выбор в пользу мечты. Он поехал в Италию. А после поездки, как и говорил мне, был назначен министром внешнеэкономических связей.
Вскоре после назначения я к нему зашел. Новый кабинет, куча бумаг на столе, секретарша, молодые помощники. Черный костюм с галстуком. Ни минуты покоя. Три телефона на столе и все дружно трезвонят. Леонид Михайлович очень изменился. Весь в делах и заботах, ни минуты покоя, энергичный и деловой: совершенно другой человек.
– Молодец, что зашел, Николай! Садись, у меня к тебе дело, – сходу начал он. – По закону все министры утверждаются Госсобранием. Ты депутат, как думаешь, меня утвердят?
– Нет, – глядя ему в глаза, ответил я.
Он заметался по кабинету.
– Сволочи! Я столько делаю для республики, вышел на греков, итальянцев, немцев. Миллионные контракты, а они морду воротят.
«Они» – это, как я понял, депутаты. Леонид Михайлович с полчаса рассказывал о проделанной работе, об успехах и перспективах республики и его министерства. Горячился, доказывал, убеждал. Чего ему было убеждать меня? Думаю, убеждал он прежде всего себя.
– Чего ты бесишься, – не выдержал я, – успокойся. Если все так хорошо, чего же волноваться. Если надо, я выступлю на сессии, поговорю с нашими ребятами, мы за тебя проголосуем. Но ты же знаешь, я не могу собрать большинства голосов. Нас всего пятеро. С остальными депутатами необходимо работать, тебе и президенту. Что, он не знает, как решаются подобные вопросы? Пусть пригласит к себе заинтересованных депутатов, пообещает что-нибудь.
– Хорошо, – Леонид Михайлович взял со стола список депутатов и сел напротив меня. – Давай посчитаем. Необходимо шестнадцать голосов. Вот наши депутаты: Казимов, ты, Кожевников, Максимов, Жиров.
– Нет, Жиров коммунист. Он за тебя голосовать не будет. Он не простил тебе перерождения из коммунистов в демократы.
– Сволочи, – опять вскипел он. – Одни не простили, что я был коммунистом и перешел к демократам, другие – что из демократов ушел в правительство. Сволочи.
– Спокойнее, – опять остановил его я, – спокойнее. А ты как хотел? Память, она штука странная: что-то помнит, что-то забывает. Давай лучше посмотрим, кого Зотин сможет взять на себя.
– Черт его знает, этого Зотина, – устало бросил он. – Ничего не могу понять, вроде обещал поддержать.
– Как Италия?
Леонид Михайлович дернулся всем телом.
– Италия? – после некоторой паузы повторил он. – Италия как Италия. Потом расскажу.
И мы опять склонились над списком депутатов.
Только все напрасно. Госсобрание так и не утвердило его в должности министра внешнеэкономических связей. Как и обещал, я выступил на сессии в его поддержку, но моя речь не смогла перешибить всеобщего негатива по отношению к нему. После оглашения результатов голосования в зале раздались аплодисменты. Леонид Михайлович расстроился необыкновенно.
Во время обсуждения депутаты не жалели эмоций. Ивенскому пришлось выслушать немало нелестных слов. Выступавшие не преминули напомнить, что он был одним из первых демократов в Марий Эл, воевал против президента Зотина, называл его партократом и вдруг перешел на его сторону. Такую метаморфозу демократы сочли предательством идей.
Предателем считали его и красные директора, которые не простили ему разгона Верховного Совета. Они ненавидели его до бешенства, до пены изо рта. Если в зале заседания кто-то произносил его фамилию, красные директора кривились, будто съели лимон, а между собой вообще презрительно коверкали фамилию нарочитым ударением на первую букву – Ивенский.
Леонид Михайлович продолжил работу в правительстве с приставкой «и. о.». На следующей сессии Госсобрания Зотин опять выставил на голосование кандидатуру Ивенского и опять проиграл. Как ни старался Леонид Михайлович убедить депутатов в своей состоятельности на посту министра внешнеэкономических связей, как ни рассказывал о будущем благоденствии республики, ничего не помогло. На третьей сессии вопрос об утверждении вообще не включили в повестку дня. Это был конец.
Через неделю Зотин ликвидировал министерство внешнеэкономических связей. Но не сдался: оставил Ивенского возле себя в должности помощника президента.
После фиаско с назначением Леонид Михайлович сильно изменился: стал мрачным, угрюмым, похудел. Весь его лоск улетучился вместе с должностью.
Как-то однажды он позвонил и пригласил на новоселье. Наконец-то он получил ключи от новой квартиры. Сбылась его мечта. Высотка, построенная банком «Аяр» в самом центре города, можно сказать, специально предназначалась вновь зарождающейся элите республики. Подземные гаражи, охрана. В то время это был лучший дом Йошкар-Олы. Супердом!
На новоселье мы приехали вместе с женой и очень удивились отсутствию других гостей. Увидев мое недоумение, Леонид Михайлович объяснил:
– Ты знаешь, провожу новоселье по частям. Денег особенно нет, приходится экономить.
Я ему поверил. С деньгами у него действительно были проблемы. Вернее, денег у него не было. В новую квартиру он не смог купить даже нового стула. Старая мебель из хрущевки сиротливо жалась по углам огромных комнат. Высокие потолки словно посмеивались свысока над колченогим столом и потертым кожаным диваном. Воздуху в квартире было много. Леонид Михайлович перехватил мой взгляд и печально улыбнулся. Мне на секунду показалось, что он даже стал меньше ростом.
– Ничего, – весело крикнул он, – прорвемся! Кредит я тебе вернул? Вернул. А знаешь, как тяжело было с деньгами? Смог? Смог! Мебель – дело наживное. Правда, Галя?
Галя грустно улыбнулась и кивнула в ответ.
Семья Ивенских всегда славилась оптимизмом. Я не сомневался, что со временем квартира действительно приобретет совершенно другой вид. Леонид Михайлович умел зарабатывать деньги. Настроение у меня поднялось. Мы сели за старый кухонный стол и принялись гулять: все-таки новоселье.
Когда застолье набрало хорошие обороты, мы оставили женщин на кухне обсудить последние новости в мире моды, а сами перешли к Леониду Михайловичу в кабинет. Взяли два фужера, коньячку, закуски и сели на диван.
– Ты спрашивал, как Италия? – начал он. – Италия – дорогая, хорошая страна. Красивая мечта. Как бы я хотел в ней жить, – закатив глаза, мечтательно и с выражением произнес он. – А Россия – дебильная страна, страна дураков и пьяниц. Это же смех, с кем мы имеем дело. Зотин! Да разве это президент. Знаешь, Николай, – он понизил голос, – я пишу книгу «Власть», почти закончил. Опишу в ней все, что видел среди этих негодяев.
Ивенский судорожно сглотнул, плеснул себе коньячка и молча выпил до дна. Я видел, что человеку надо было выговориться, а потому просто слушал.
– Собрались мы в Италию. Правительственная делегация. Как последний идиот, купил себе дорогой костюм, рубашку, туфли. Потратил на гардероб тучу денег. Зачем? Можно было ехать в рваных джинсах. Но для меня эта поездка… Мечта! Я-то думал, что еду с людьми. Шиш. Сели в самолет, выпили по сто грамм и членов нашего правительства (при этих словах Ивенский скривился) как прорвало. Зотин стоит в центре самолета, вокруг него крутятся шестерки и говорят, говорят, говорят. Превозносят до небес: первый президент, великий человек, в историю, на века… Лизоблюды!
Приземлились. Идем на таможенный контроль. Зотин вырядился как клоун. Костюм чуть велик, рукава висят. На проверку паспортов пошел первым. А ты же знаешь, у него косоглазие, за постоянные моргания его зовут «МИГ-17». Ну вот, итальянский офицер берет его паспорт и пристально смотрит на президента. Тот начинает моргать, вроде как подмигивает. Итальянец ничего не понимает. «Вы кто?» – спрашивает. Зотин, не переставая моргать, с достоинством отвечает: «Я президент Республики Марий Эл». Итальянец ему в ответ: «Вас нет в списке VIP-персон. Вы не президент. Президенты идут по зеленому, дипломатическому коридору». Зотин ничего не понимает, смотрит по сторонам. Подходить нельзя. С красной линии я ему прокричал примерный перевод, а он как заорет: «Как не президент?! Я президент Марий Эл!» И опять моргает. Офицер никак не может понять, что это за русский, который все время подмигивает и утверждает, будто он президент.
Итальянец: «Вы президент компании? Бизнес?» Зотин: «Какой бизнес?! Я президент республики!». И опять глазами хлоп, хлоп, хлоп. Итальянец психанул, закрыл проход и куда-то позвонил. Вышли два полицейских и потащили Зотина на досмотр в свою комнату. Мы в шоке. Представляешь? Президент что-то орет, два здоровенных полицейских тащат его под руки, а члены правительства стоят на таможенном контроле с открытыми ртами.
Зотина утащили, я скомандовал: «Шагом марш на паспортный контроль». Мы быстренько прошли таможню, стоим, ждем президента. Хорошо, что быстро подошли встречающие нас итальянцы. Я им объяснил, в чем дело, и они побежали улаживать конфликт.
Через несколько минут из кабинета для досмотра выходит Зотин. Мы чуть не упали. Представляешь картину. Маленький, черные волосы взлохмачены, глаза горят бешеным огнем, галстук на боку, рубаха торчит из-под пиджака, рукава длинные висят, а из расстегнутой ширинки цветные трусы виднеются. И смеяться нельзя, и терпеть мочи нет. Я прижался к стене, давлюсь от хохота. Итальянцы, все красные, бегут к нему навстречу. Зотин матерится. В общем, картина та еще.
Вот так, Николай, мы приехали в прекрасную страну Италию. А дальше все просто. Вокруг одна лесть и подхалимаж. Каждый день пьянка до упада. Видимо, руководители фирмы «ФАТА», по приглашению которой мы попали в Италию, поставили себе задачу напоить марийцев вусмерть. Чтобы проще было подписать контракт. Приемы, банкеты – все на халяву. Члены правительственной делегации, разумеется, упились. В Турине по одному из местных телеканалов прошел сюжет, как пьяные марийцы валялись на столах. Кошмар. Называется, посмотрел Италию. Ивенский еще налил коньяка и залпом выпил свою порцию.