Психология человеческой жизни - Абрамова Галина Сергеевна 7 стр.


Семья была крестьянская, дружная, отец грамотный и умелый человек. Его авторитет среди односельчан был настолько велик, что и после десятилетий, прошедших с его смерти, в разговорах можно было услышать, как люди ссылаются на его возможную оценку: «Вот бы Михаиле встал, да сказал…» Мать не владела грамотой, но ее жизненная сила, расторопность, умение наладить быт так, чтобы в доме все было для жизни, то чувство дома – уверенности и обустроенности – были той практической философией жизни, когда принадлежность к семье становится определяющей на всю жизнь в отношениях с другими людьми. Что скажут мама и папа? Этот вопрос возникал у моей героини и тогда, когда их уже не было рядом, и возможный ответ определял принятие решений. Два старших брата и две сестры. Братьев унесла Великая Отечественная война, младшую сестру – болезнь, старшая сестра долгие годы оставалась единственным членом большой семьи, где беззаботно и счастливо начиналась жизнь Нины.

Психологи часто говорят о социальной ситуации развития человека, пытаясь найти в ней те определяющие факторы, которые влияют на психическое развитие человека. На долю Нины выпали такие факторы, которые только в кратком перечислении представляют собой целый список факторов, вызывающих жизненный стресс человека. Каждый из этих факторов сам по себе способен вызывать сильнейший жизненный стресс, а здесь целый список и все в одной судьбе. Это типично для поколения русских, советских людей, родившихся в первой четверти XX в. Вот эти факторы – социальная ситуация развития:

• гражданская война – отец призван, вернулся контуженным;

• смена социального строя – изменение всего уклада жизни;

• коллективизация – обнищание семьи, потеря экономической самостоятельности; обесценивание труда и усилий по организации жизни;

• уход из семьи – учеба в школе и жизнь у чужих людей;

• Великая Отечественная война – потеря близких, эвакуация из оккупированного города;

• непосильная и неоплачиваемая работа в колхозе, торфозаготовки и лесозаготовки;

• поиски работы по специальности;

• смена места жительства;

• потеря ребенка;

• смена социального строя в стране;

• инфляция, угроза голода, потеря экономической самостоятельности семьи.

За каждым из этих факторов – живые человеческие отношения, переживания сначала маленькой девочки, потом девушки, женщины, жены и матери, бабушки и всегда дочери. Переживания, о которых сегодня не всегда хочется вспоминать, вспоминается только хорошее. Среди этого хорошего – совместная работа семьи на сенокосе, первые и единственные стихи, которые были посвящены любимому брату. Так хотелось быть похожей на него, что долгие годы вся семья вспоминала серьезность, с какой маленькая Нина говорила: «Я, как Паня». Все вопросы выбора (что бы это ни было) решались именно так. Он был всегда рядом – самый, самый, с которым делила все. Нет, не поровну, а по принципам детского братства. Вот здесь у читателя и есть возможность увидеть, что в жизни моей героини были (и будут) люди, которые помогают проявиться данности Я.

Она говорит о себе: «Меня никогда не обижали дома, никогда. У нас вообще детей не обижали словами, не били, с нами разговаривали. Я не помню, чтобы мама и папа ругались между собой, не помню».

Девочка росла умная, училась охотно и очень хотела учиться. Прошу читателя заметить это. Ей было одиннадцать лет, когда ее отдали в школу-десятилетку далеко от дома; девочка могла видеть семью только в выходные и каникулы. Практически с этого времени и началась ее самостоятельная жизнь «в людях», как писал когда-то М. Горький. Помимо учебы на ней лежали все бытовые заботы, и при этом она была всегда ответственная и добросовестная. «Я очень хотела учиться, очень хотела стать учительницей», – вспоминает Нина.

Замечу для читателей, что желание учиться – одно из важнейших проявлений силы Я, его данности, так оно дает о себе знать – желание учиться свидетельствует о наличии потенциала, ищущего адекватное воплощение. Мне думается, что в этом переживании есть то, что можно назвать чувством собственной бесконечности, тем прикосновением к вечности, которое не выражается высоким стилем, а проявляется в неуемной любознательности. Сегодня моя героиня посещает кружок по плетению из лозы, на свое семидесятилетие купила себе в подарок гармонь и научилась сама играть на ней по нотам.

Учеба в школе была непрерывным ожиданием похода (за семнадцать километров по лесу пешком) домой. В это историческое время коллективизации семья из обычной, зажиточной, работящей превращалась в экономически ослабленную, а позднее и совсем в обессиленную. Ребенку давали с собой (на учебу) все более и более скудную пищу и все реже покупали обновки. Ремесла, которыми владел отец, были практически запрещены и все, что он делал (как и все другие) в колхозе, уносило силы и не приносило в семью достатка.

Когда Нина училась в институте, посылки из дома и вообще стали редкостью, а деньги были посланы только один раз – на последнем курсе. Это были деньги, полученные родителями за убитого брата Паню. Об обновках не было и речи, юбка из его пиджака и блузка из его рубашки – это было гардеробом долгое время. Последний государственный экзамен сдавала, когда в город уже входили фашисты, дипломы студентам выдавали буквально на ходу, соблюдая все необходимые бюрократические правила. Выпускники разъезжались по домам уже из оккупированного города, путь до дома занял два месяца. Это был в основном путь пешком, без денег, без хлеба, под бомбами, иногда подвозили, но чаще – пешком. Домой. Об этом вспоминается редко, помнится студенческое время как светлое, беззаботное, когда вся семья была вместе, все были живы и здоровы – это было счастье. Так оно понимается сейчас.

Начало работы подарило дружбу, которая продолжается и сейчас: письма, редкие телефонные звонки; к счастью, еще существующая, но трудно реализуемая возможность встречи. «Мы даже блузки шили одинаковые». Вот так другой человек встал рядом и шел, идет вместе по жизни, не разрушая ее. Это и есть друг. Быть другом, иметь друга – это естественно для живого человека, так как дружба – тот вид отношений с чужим человеком, когда главным становится сам факт его существования. Не так важны пространство и время реального общения, как возможная и реально существующая значимость этого человека как своего чужого.

За время войны семья понесла утраты, которые так трудно описать и так легко выразить в цифре – два брата не вернулись с фронта. Недолго их пережил и отец. Семья осиротела, но еще больше сблизились те, кто остался. Взаимопомощь – такая естественная в семье – позволила сохранить детей, которые появились у Нины вскоре после войны. Бабушка и тетушки всегда были готовы поделиться последним и принимали на лето всю молодую растущую семью. Позднее эта новая семья и для них – уже очень немолодых людей – будет тем домом, где они проведут свои последние годы.

Читателя прошу обратить внимание на то, что семья всегда стремилась сохранять и поддерживать отношения, несмотря на все обстоятельства места и времени жизни. Письма из дома и домой, поездки домой и приезд родных – важнейшая часть жизни, дающая чувство спокойствия и уверенности. Это называют еще корнями человека, или, на научном языке, идентичностью с группой, но с группой не чужих людей, а близких, которые самим фактом своей жизни избавляют человека от чувства космического одиночества, от той пугающей пустоты автономности, которая делает его беззащитным и зависимым от каждого сильного воздействия. Близкие люди своим охраняющим воздействием создают те необходимые границы Я, которые позволяют осуществлять самообоснование усилий с ориентацией на эти границы. Это – то необходимое условие внутренней свободы, которое связано с возможностью реализации усилий не в пустоте неопределенности, а в системе жизненных координат, которые своим наличием вносят в жизнь ту необходимую степень определенности, которая нужна для реализации качеств данности Я.

Сегодня психологам больше известно о том, что и как происходит в неблагополучных семьях, которые заявляют о своем неблагополучии заказами на разные виды психологической и социальной помощи. Меньше известно о семьях, которые вырастили людей, любящих жизнь. Моя героиня дает возможность рассказать о такой семье – это ее родительская семья. Семья, которая на многие десятилетия стала для окружающих людей тем, что можно назвать нравственным образцом.

Можно восстановить – пусть приблизительно – всю глубину переживаний людей, которые потеряли все нажитое честным трудом, здоровье на непосильной и обесцененной работе, сыновей и даже название страны, но сохранили то, что сильнее всех «факторов» социальной ситуации развития – уважительное отношение друг к другу, те добродетели жизни, которые составляют ее непреходящую нравственную основу. Они известны и сохранены в заповедях, они пропадают в жизни под оправдание ее сложностью. В связи с этим мне хочется сказать, что такие психологические реальности, как концепция жизни, концепция человека, Я-концепция отражают содержание отношений, в которых люди проявляют меру своего воздействия на себя и на других людей. Даже физически мертвый человек может веками определять жизнь живых людей, если он присутствует в их отношениях (воспоминанием, образом, представлением).

Отношения, основанные на нравственных добродетелях, приносят человеку переживание глубины и бесконечности жизни; они вырастают из обоснования его жизни в родительском доме, который становится домом души. «Дом» – это психологическое понятие, не только образ или символ, а реальное (часто предельно точно фиксируемое географически) место, где у человека возникает то переживание своей идентичности с миром, с бытием, в котором нравственные и религиозные чувства дополняют и создают друг друга в виде экзистенциальной наполненности человека, которую можно назвать его сущностью. Дом содержит в себе необходимую для обоснования Я-усилий ограниченность и определенность и одновременно ту потенциальную полноту идентичности, которая доступна экзистенциальным переживаниям.

Моя героиня говорила об этом просто: «Дома побудешь совсем недолго, поговоришь со своими, просто на них посмотришь, и сил прибавляется и дальше живешь и снова ждешь, когда домой придешь». Родительский дом (в прямом географическом смысле) остался тем местом, которое в семье всегда и называли домом, где бы кто бы из ее членов ни жил реально. О тяге домой известно всем, моя героиня говорила о том, что долго (очень долго) пришлось жить по общежитиям, снимать квартиры у чужих людей, это всегда было неудобно, неуютно своей временностью, невозможностью сделать то, что хотелось. А хотелось простого – цветов у дома, в доме, лужайки, чтобы дети могли играть. «Мечты, как в кино, правда?» Осуществить позднее, когда уже был свой настоящий дом, оказалось не так-то просто. «Они – чужие люди – все испортят, вытопчут или вырвут. Мы много раз сажали цветы, но так и не видели их по-настоящему». Чужие безжалостны к труду – они не столько украдут из сада, сколько испортят, вытопчут, разбросают на дороге разбитые овощи и вырванные цветы. «Это варварство так больно видеть, я не могу это переживать, словно меня саму топчут. Лучше не сажать». Это я слышала много раз в разных вариантах – слова о том, что лучше не делать то, что легко и бездумно уничтожат другие. Ведь убили щенка, котят, украли все, что можно было украсть за день отсутствия в доме. Кто? Те чужие, которых знаешь в лицо, с которыми живешь рядом не один десяток лет, которые знают твою беспомощность и беззащитность, но не знают, что ты, моя героиня, сильнее их всех тем, что не питаешь ненависти и не говоришь о них их языком, а уповаешь на тот суд и то наказание, которые неизбежны для каждого живущего.

Очень горько слышать слова о том, что в войну было лучше, чем сейчас: люди были добрее и участливее, такого воровства бессмысленного не было – крали от голода, а не для того, чтобы испортить. Но это чужие, и их место в концепции человека, которую Нина, сама того не подозревая, воплощает в жизнь каждым своим действием, каждым своим чувством.

В этой концепции отражаются относительно устойчивые представления о том, как строятся человеческие отношения. Выделю те из них, которые любой, кому приходилось общаться с Ниной, переживал как проявление ее доброты, терпимости и участия. Думаю, одним из важных компонентов ее концепции человека является открытость к людям – та готовность к общению, которая отличает любознательность от любопытства. В этой открытости сосредоточено умение установить с другим человеком ту психологическую дистанцию в общении, которая выявляет его качества: умение слушать другого без назойливости расспросов и рассказов о себе; умение услышать другого человека и проявить участие в той форме, которая не связывает человека необходимостью следовать заботе, а создает условия для собственного осмысления ситуации жизни. В психологии это называют умением вести диалог, психотерапевты говорят в таких случаях о разных видах соответствия клиенту. Суть подобных отношений в том, что оба участника взаимодействия получают новые переживания, которые не разрушают их психическую реальность, а проявляют ее новые свойства. Умение соответствовать другому человеку без разрушения собственного Я, без растворения его в другом человеке, чувство границы психической реальности другого человека и своей собственной – это проявление в общении концепции человека моей героини. За этой концепцией стоят и те жизненные правила, которые не формулируются и не декларируются, а присутствуют естественно как живая ткань отношений. Я попробую их сформулировать для читателя, понимая, что все мои формулировки не смогут передать теплоту и свет, которые рождаются от присутствия среди людей Нины. Есть в этом человеке то, что нельзя выразить словом. Однако я пишу словесный текст и поэтому пробую формулировать: человек понимается как существо, потенциально обладающее разумом, который ему надо обрести. Предполагается, что дорога к собственному разуму у каждого человека своя и за него никто ее не пройдет. Считается, что есть хорошие и плохие люди, это существует как данность, и с плохими людьми надо жить, стремясь держаться от них подальше. Людей надо изучать, постоянно стремиться к новому общению, чтобы больше знать. Чтение – один из путей познания людей. Существует убежденность в том, что руганью и критикой человека не направишь на путь к разуму, а только озлобишь. Подробности чужой частной жизни не представляют самостоятельного интереса, они обсуждаются только тогда, когда другой человек сам заинтересован в этом. Считается, что самостоятельность человека – главное проявление его Я. Есть мнение, что у человека есть типичные для его фамилии черты, которые обязательно проявятся в его жизни. Типичные индивидуальные качества человека можно увидеть уже у ребенка. Долгая жизнь среди людей показала, что люди со временем меняются: «Одно поколение учеников не похоже на другое. Это можно видеть даже по успеваемости класса. Нельзя сказать, чтобы лучше или хуже, – они другие по интересам, по поведению». Изменение характера людей связано с общественной жизнью, с тем «насколько человек чувствует себя связанным с другими людьми, со своей семьей».

Другие люди в течение всей жизни вызывают чувство удивления тогда, если отказываются от естественных нравственных добродетелей и считают нечеловеческое истинным. Именно удивление, связанное с появлением в жизни неожиданно нового и не соответствующего ожиданиям. Такое чувство вызывает, например, сообщение о продаже еще не родившихся детей, объявление о покупке мужа для дочери, информация о драках девочек из-за мальчиков на городской дискотеке. Все это принимается с тем отношением («Чуден мир!»), в котором собственная способность понять и принять происходящее не является абсолютной. Но эти сообщения не пугают своей бесчеловечностью, они лишь обостряют интерес к жизни, к людям, к себе. Обобщения от встреч с одними людьми не переносятся на других, каждого человека «надо понимать как человека». Пережитое не породило предубеждения к людям, не создало того, что психологи называют социальными стереотипами: встреча с немцами, детьми тех фашистов, которые убили братьев и долгие годы морили голодом всю семью, породила только глубокую взаимную симпатию и дружбу на долгие годы. Когда молодой немец пытался объяснить, что они – его поколение – не виноваты, что они – другие, ему просто сказали, что война кончилась, а живым надо жить по совести. Это так очевидно и просто. К ним, немцам, не было никаких претензий, не было желания унизить или проявить свою непреходящую боль от потери. Нет. Были вопросы о жизни, об устройстве их государства, о родителях и работе – то общение людей, когда люди интересны друг другу как разные. Рождественской открытке от «наших немцев» в семье рады, как и весточкам от детей.

Назад Дальше