– Ты подписываешься своим именем? – спросил Мехоза. – Почему?
– Потому что расколотый легион уцелевших не внушает страха, – ответил Шадрак. – А теперь мы называем имя, которого будут бояться. После каждого нанесенного удара, после каждой проведенной вылазки, мы станем писать кровью мое имя, пока оно не посеет ужас в самой глубине их душ. Сынам Гора не сравниться с оскорбленными сынами Медузы.
Горан Горгонсон очистил рваную рану на обрубке и приступил к восстановлению. Потолочные вентиляторы гнали холодный воздух в помещение апотекариона.
– Тебе больно? – поинтересовался Горан.
– Совсем нет, – сказал Медузон.
Апотекарий показал ему новый бионический протез, который собирался пересадить.
– Усовершенствованная модель. Сильнее, более функциональная. Надеюсь, на этот раз ты дашь ей прижиться.
– Ничего не обещаю, – ответил Шадрак.
Собираясь иссечь осколки костей, Горгонсон включил хирургический лазер. Он уже смешал состав, при помощи которого придаст обломанным краям необходимую форму и подготовит их для присоединения импланта.
– Как тебя звали? – спросил Горан во время работы.
– Что?
– Какая фамилия была у тебя при рождении, земной брат? Тогда, раньше. Прежде, чем ты стал Медузоном, прежде, чем из нас с тобой сделали Терранских Буреносцев.
– Смит, – произнес Шадрак.
– Смит?
– Если я правильно помню, Горан, ты из Солус Стеллакс. В Старой Альбии, где я вырос, Смит – более чем распространенная фамилия.
– Но ты понимаешь её смысл? «Тот, кто обрабатывает железо»? «Умелец в кузне»?
– Похоже, скоро я превращусь в один большой символ.
– Сегодня ты отковал нечто могучее, Шадрак.
– Завтра я выкую кое-что получше, брат-апотекарий, – ответил Медузон, – как и послезавтра, и что-то ещё лучшее – на следующий день. Дай мне новую руку, Горгонсон. Сделай меня целым, и дай мне такую руку, чтобы однажды я смог сдавить глотку Гору Луперкалю и не отпускать, пока не угаснет весь его поганый свет.
Закончив восстановление, Горан оставил Шадрака одного. Рука Медузона была притянута бинтами к груди.
Новый военачальник поднялся с хирургической каталки и подошел к одному из иллюминаторов с толстыми линзами.
Он посмотрел наружу и увидел только бесконечную черноту.
Шадрак знал, что где-то там, в её всеобъемлющих объятиях, потерянные и разбросанные во тьме, ждут живые души. Воины, с которыми он будет пытаться воссоединиться до тех пор, пока смерть не заберет его.
И там же, намного более черные, чем бездна, ждут предательские души тех, кого он постарается уничтожить.
Дэвид Аннандейл
АРКАН
– Ты дефектен, – произнес лорд-коммандер Аристон.
Теотормон не ответил. «Да и что он может сказать?», – подумал Аристон. Когда истина очевидна? Капитан ударного крейсера Детей Императора «Тармас» стоял в личных покоях Аристона на борту боевой баржи «Уртона». Его изъяны оскорбляли чувства. Безусловно, он сам это осознавал, – и молчал, чтобы не оскорбить еще больше.
Аристон понимал, как иронично звучат его слова. Изъяны окружали их со всех сторон. Ирония была умышленной. Дарила удовольствие. Но в тоже время она была фальшива, ибо Теотормон заслужил упрек.
Когда-то гобелены, покрывавшие стены, были восхитительны в своей безупречности. Они образовывали серию «Дань Европы». Многовековые полотна показывали рождение Детей Императора: знать Европы, поставленная на колени Громовыми воинами Императора в Объединительных войнах Терры, передавала своих детей на службу Императору. Серия переходила со сцены справедливого разгрома к величественной зрелищу присяги на верность и завершалась картиной, на которой первые воины Третьего легиона маршировали под знаменами палатинской аквилы.
Такими они были раньше. Теперь же их покрывали перекрестные разрезы, старательно выполненные ножом. К мраморной стене за тканью были приколочены тела летописцев, которые не приняли великое прозрение, снизошедшее на легион. Их плоть рассекли вместе с гобеленами, и ткань покрылась красными пятнами. Искусство врага истекло кровью и умерло. Разрушение совершенства принесло с собой большее совершенство.
Но разве этого могло быть достаточно? Привычная, конечная безупречность зверства не несла в себе того величия, в котором он нуждался. Кровь высохла и почернела. Страдание закончилось.
Но кровь не должна останавливаться. Крики не должны умолкать. Враг, который отверг истину, открывшуюся Фулгриму, не должен знать ничего, кроме боли и еще большей боли.
Так будет лучше. Так будет ближе к настоящему совершенству.
Изъяны Теотормона же были скучными и непростительными изъянами слабака. Его плоть и броню изуродовал он сам, но кораблю шрамы нанес другой.
– Итог столкновения в системе Гармартии таков, – сказал Аристон. – Боевая баржа «Каллидора» уничтожена, как и ее сопровождение: «Бесконечное великолепие» и «Золотая середина». А когда целый флот ответил на крик о помощи, мы не только потеряли еще два корабля и повредили «Тармас» из-за мин, но и позволили врагу сбежать. Напомни, капитан, что это за враг?
– Железные Руки.
– Железные Руки. – Аристон помолчал, делая вид, что обращается к памяти. – Мне думалось, что мы разбили их на Исстване. Возможно, я ошибался. Судя по причиненному нам урону, они, должно быть, сумели собрать несколько эскадр.
Опять тишина. С ней пришли отдаленные крики пытаемых. На «Уртоне» губительное изучение плоти не прекращалось никогда. Им столькому предстояло научиться, столько испытать. Величайший экстаз боли манил из-за самой границы познания. Крики стали частью воздуха на корабле. Они усиливались и ослабевали в одном ритме с дыханием, с биением сердец. Они были звуками новой души Детей Императора.
– Большая у них эскадра? – продолжил Аристон.
– Там был один ударный крейсер, – сказал Теотормон. – «Веритас Феррум».
Ответ прозвучал бесцветно. Аристон не был уверен, что заставляет его так старательно гнать из голоса эмоции: стыд или злость из-за того, что отвечать за катастрофу заставляют его.
Аристон надеялся, что верны оба варианта.
– Один ударный крейсер, – сказал он. – Который затем сбежал.
Теотормон кивнул.
И вновь повисла тишина, в конце которой Аристон повторил:
– Ты дефектен.
– Да, лорд-коммандер.
Теотормон с трудом скрывал негодование.
– Но невоздержанность ведет к мудрости, – сказал Аристон. – Совершенство вырастает из изъяна.
– Я не понимаю.
– Определенно. – Вот почему командир должен быть и учителем. – Мы потушим последние искры их сопротивления. – Простая констатация факта. Судя по оцениваемой доле Десятого легиона, которой удалось сбежать с Исствана, одних лишь эскадр, сопровождавших «Уртону», будет достаточно, чтобы уничтожить Железных Рук. – Но мы не станем впустую расходовать ресурсы и прочесывать галактику в поисках их укромных мест. Они сами придут и подставят нам горло. Благодаря тебе. Благодаря твоим изъянам.
– Мне ясно.
– Ясно ли?
– Вы используете «Тармас» как приманку.
Аристон улыбнулся. Колючая проволока, продетая сквозь губы, царапнула плоть и открыла старые раны. На языке почувствовался вкус собственной крови.
– Неужели ты беспомощен? – спросил он. – Неужели твои изъяны настолько сильны?
Теотормон сжал левый кулак.
– Мы еще можем сражаться, – ответил он. – Но мы потеряли половину орудий на правом борту. Поле Геллера работает нестабильно. Нам доступны только короткие прыжки, и те нельзя совершать помногу.
– Значит, не просто как приманку, – заметил Аристон.
Он лгал. Они оба это знали. Когда их флот явился на помощь «Каллидоре» и попал на минное поле, оставшееся после «Веритас Феррум», повреждения получили не все корабли. А некоторые пострадали и сильнее «Тармаса». Остальная часть флота бросилась в погоню за Железными Руками сквозь имматериум. Но упустила их. Аристон, позже вернувшийся со своими эскадрами к раненым кораблям, выделил «Тармас» по вполне определенной причине. Им была нужна идеальная ловушка для Железных Рук, а «Тармас» оказался идеальной приманкой. Он был достаточно силен, чтобы убедительно сопротивляться. Но имеющиеся повреждения вряд ли позволят ему справиться с ударным крейсером или кораблем более высокого ранга. Именно в такой жертве и нуждался Аристон. С мелкими врагами, клюнувшими на приманку, Теотормон должен будет разобраться сам.
Лорд-коммандер подошел к вычурному столу, занимавшему центральное положение в левой части зала. В его ножкам были привязаны человеческие конечности. Он взял пергаментную звездную карту и показал ее Теотормону.
– Здесь, – сообщил он, указав на систему Цизик, которую отделял от Гармартии один короткий прыжок. – Надеюсь, до нее ты добраться в состоянии.
Теотормон кивнул.
– Да, пожалуй.
– В противном случае ты безнадежно дефектен. Отправляйся в Цизик. Затем начинай звать помощь.
– Я буду звать, пока не появится враг, – сказал Теотормон.
– Да.
– Цена моего искупления высока.
Аристон нахмурился, опять услышав недовольство.
– Тебе повезло, что оно вообще возможно, – сказал он.
Делийская система имела название потому и только потому, что существовала. Она была необитаема. Все четыре ее планеты были газовыми гигантами. Их луны не были колонизированы. И все же она оказалась враждебна. Кхалиб подозревал, что потрепанный флот, находившийся под его командованием, нашел самый враждебный участок этой системы.
Флот. Злость вспыхнула внутри, когда он вспомнил, что это слово значило для Железных Рук до Исствана-V. Оно не описывало один лишь ударный крейсер с горсткой фрегатов и эсминцев, каждый из которых был в той или иной степени поврежден. Он знал, что иметь хотя бы их было большой удачей. Из братьев-капитанов, с которыми он сумел связаться после катастрофы, лишь немногие сбежали с Исствана, имея при себе более одного корабля.
Удача.
Бегство.
Ненавистные понятия. Им не было места в сознании 85-й клановой роты Десятого легиона, на борту «Погибели Асирнота». Они должны были оставаться абстрактными. На них полагались враги – только чтобы жестоко разочароваться, когда Железные Руки лишали их всех вариантов, кроме полного уничтожения. Но теперь он знал, что такое удача и бегство, как знал смысл и других столь же бесчестных слов.
Поражение. Предательство. Брошенное поле боя.
И была еще одна идея, худшая из них: Феррус Манус мертв.
Ее он отказывался принимать, как и многие другие его братья. Она омрачала каждое мгновение его жизни, каждое принятое решение, но он гнал ее прочь. Он не будет об этом думать. Никто и не мог.
На Галерасе ему хватало поводов для размышлений. По луне можно было изучать геологические катастрофы. Ее орбита пролегала близко к планете. Гравитационные силы гиганта пытались разорвать ее на части. Кора деформировалась, поднимаясь и опускаясь в одном ритме с океаническими приливами. Планету сотрясали извержения вулканов, выбрасывавших столбы пепла в сотни километров высотой. Поверхность состояла из слоев застывшей лавы. Местных форм жизни на Галерасе не было; бесконечно жестокий и изменчивый, он сам был словно живой. Высадка на Галерас была испытанием. Возведение базы стало безумием.
Кхалиб шагал вдоль внешней стены безумия, оценивая проделанную работу. Модульную крепость следовало модифицировать, если они собирались продержаться на колышущейся поверхности Галераса больше одного дня. Да, плоть слаба, но порой железо может стать сильней, взяв некоторые свойства плоти. Сегменты стен соединялись гибкими креплениями из пластали, что обеспечивало ограниченную подвижность конструкции. Неподвижно стоявший Кхалиб чувствовал, как микроземлетрясения посылают вибрации сквозь камень, по стенам, в подошвы ботинок. Обе ноги и правая рука были бионическими, и легкая дрожь ощущалась по всей их длине.
База стояла на вершине одинокой возвышенности. Сразу за стенами земля круто уходила вниз. Она была холмистой, но гладкой: регулярные течения придали ей вид растаявшего воска. С неба бесконечным серым снегом падал пепел. Видимость составляла не более пары сотен метров.
Хотя расположение базы было выбрано, исходя из их задач, а не оборонительных преимуществ, место оказалось удачным. Одолеть строящиеся фортификации сможет только очень настойчивая и мощная осада.
И безумная. Ибо кто станет сражаться за бесполезный спутник в стратегически незначимой системе?
На этом мире нечего было делать разумным существам – даже сынам Медузы. Родной мир легиона подвергал все живое жестоким испытаниям, но хотя бы давал жить. Кхалиб верил, что Железные Руки способны закрепиться на Галерасе на сколь угодно долгое время, но причин для этого было немного.
Немного. Одна, впрочем, была исключительно важна.
Кхалиб повернулся к внутренним строениям базы. Жилые здания располагались на периферии, и их не было много. Смертные сервы 85-й долго на поверхности не выживали, даже с дыхательными масками. Возведением базы и ее управлением занимались легионеры. Центральное строение уже закончили, и их проект успешно шел внутри. Дым, пар и сера валили из труб. Из-за стен раздавался тяжелый, прерывистый грохот машин. Гулкие удары и резкий треск раскалываемого камня сливались с непрекращающимся громом далеких извержений.
Из строения вышли два легионера. Один был Железнорукий с «Погибели Асирнота», Рауд. Второй – Леваннас, боевой брат из числа Гвардейцев Ворона, бежавших вместе с ними с Исствана-V. В общей сложности из числа воинов Девятнадцатого легиона, находившихся на борту «Асирнота» и его конвоя, можно было составить два отделения. Кхалиб знал, что его братьям также удалось спасти несколько Саламандр, но при его отступлении таковых поблизости не оказалось.
Рауд и Леваннас заметили его и направились к стене. Кхалиб ждал. Когда они дошли до железной лестницы, ведущей на парапет, Леваннас сбавил скорость и отстал, чтобы Рауд добрался до Кхалиба первым.
– Полагаю, у тебя есть новости, сержант, – сказал Кхалиб.
Рауд отдал честь.
– Сообщение с «Асирнота». Ауспик уловил аварийный сигнал. Похоже, он отправлен ударным крейсером Детей Императора «Тармас».
– «Похоже»?
– Удостовериться нет возможности, – признался он.
Кхалиб другого и не ожидал. Такова была реальность новой войны в Империуме. Вещи всегда могли оказаться не тем, чем представлялись.
Но есть шанс, что они ищут именно это.
– Где он? – спросил Кхалиб.
– Система Цизик.
Этот факт было сложно игнорировать. Достаточно близко к системе Гармартии, чтобы поверить. Последний раз Кхалиб беседовал с Аттиком на переговорах совместно с Плиеном и Сабеном через литокаст, но недавно от него пришел импульсный сигнал. Тот был послан через мину, настроенную так, чтобы испускать его при детонации. Сигнал был гордым проклятием, предназначавшимся для Детей Императора, но «Погибель Асирнота» его тоже уловила. Таким образом Аттик сообщил братьям, что продолжает войну, не выдав при этом своего местонахождения.
С тех пор не поступало сообщений ни от Аттика, ни о враге.
Мощные штормы, разыгравшиеся в имматериуме, сделали связь почти невозможной, а путешествия – опасными. Рисковать имело смысл лишь ради ценной награды. Возможно, «Тармас» ей и окажется. Местонахождение корабля имело свой смысл. По представлению Кхалиба, как раз до него корабль и мог доползти после Гармартии.
К ним присоединился Леваннас.
– Что думаете, капитан? – спросил он. Леваннас стал связующим звеном между Железными Руками и Гвардией Ворона. Дипломатическими умениями, необходимыми для этой роли, он обладал, по-видимому, от природы, поскольку офицерского звания не имел. Среди бежавших с Кхалибом офицеров не оказалось.
– Это явная ловушка, – ответил Кхалиб. Обсуждать с Леваннасом стратегию было сложно. Гвардия Ворона и Саламандры не предали его примарха, Ферруса Мануса, но и не последовали за ним в бой, как должны были. Он знал, что Леваннас верил в правильность решений, которые принял Корвус Коракс. Он знал, что ничего не достигнет, отталкивая от себя воинов Девятнадцатого легиона.
Но доверие – это иное. Доверять он не мог.
Однако должен был довериться или по крайней мере выслушать его. Оставшимся Железным Рукам придется принять новый тип войны. И как бы неприятно ни было ему это признавать – даже самому себе, – Гвардия Ворона в этом типе разбиралась лучше всех.