Вот этого мудака мне меньше всего хотелось видеть, но здесь я не мог осуществить свое желание. Схватив Розу, я поволок ее к дверям кабинета: первым идти лучше, я был уверен в этом.
– Подожди, Гавриил, подожди! – пищала Роза за моей спиной. – Я еще не все повторила!
– Тебе это не к чему! Все равно больше, чем положено, в голову не вобьешь!
– Здравствуйте мистер Прей и мисс Фреч! – протянул загробным голосом Трокосто и улыбнулся, как нарисованное солнце цветом детской неожиданности. – Мистер Прей, боюсь, Вам придется отпустить мисс Фреч, так как сидеть вы будете в разных рядах. Отпустите ее, отпустите!
«Скот» – первая моя мысль. По его смирено-довольному лицу я понял, что нам, мягко говоря, будет не совсем приятно. Полулысый говнюк трахал прямо на наших глазах надежду поизмываться над нашими мозгами и нервами. И самое ужасное, что надежде нравилось, как ее трахают, что совсем не нравилось мне. Я даже не знаю, заметила ли Роза большую жопу, повисшую над нашими головами.
С нами было еще три человека: Лиос Нэйкэйч, Клейс Лерта и всеми любимый староста – Серж Сток. Каким чудом он затесался в ряды отважных батанов, всегда идущих везде первыми, имея в запасе несколько жизней, от саперов, я не знал. Да и какое мне было дело? Не наплевать ли мне должно было на это? Я просто понял, что Трокосто собирается распотрошить и грохнуть нас морально. Он готовился к групповому сношению с моим много страдальческим мозгом.
Нас рассадили настолько далеко друг от друга, что мне южный и северный полюса показались ближе. Трокосто подошел ко мне с кипой мелких листков и навис над партой. На его ужасном лице застыла улыбка голландского наркомана. Мне было интересно, торчал ли этот мудак или его по жизни так перло?
– Мистер Прей – протянул он и прищурил глаза.
Честное слово, я думал, он сейчас замурчит, настолько у него была хитрая рожа.
– Да? – улыбнулся я в ответ.
– Ваше имя? – любезно спросил он, покачиваясь около моей парты, как испорченный метроном.
– Гавриил, сэр! – не задумываясь, ответил я, сделав невинный взгляд. – Думаете, что кто-то один из нас будет сдавать все экзамены?
– Все возможно, мистер Прей! – улыбнулся Трокосто. – В моей жизни уже бывали близнецы. Я видел, на что они способны, когда хорошо понимают друг друга, как они могут сотрудничать, что пока тяжело сказать о Вас с братом. Хотя, все равно, Вы можете разыграть меня!
– Нет, профессор, не можем! – улыбнулся я. – Дело даже не в том, что мы не всегда находим общий язык с братом. Дело в том, что ни один из нас не является батаном, поэтому меняться с ним местами – затея не из лучших. Толку – ноль!
– Ну что ж, мистер Прей, в любом случае, я должен был уточнить! Тяните билет! – Трокосто развернул передо мной веер из экзаменационных билетов.
Не глядя я вытащил бумажную ленту:
«1. Разновидности Лжи
2. Определение реальности»
Вот такую херню я прочитал на бумажке. Я сглотнул и поднял глаза на улыбающегося профессора.
– Номер билета? – спросил он так, словно я сидел у следователя и давал важные показания.
– Четвертый, профессор! – уже без особого веселья сообщил я.
С грустью я взял ручку в руки и уткнулся в самый красивый белый лист, лежащий передо мной. Стоит ли говорить, что знал я немного не то, что было в билете?
Вот, я смело пережил самый жуткий момент на сессии: ведь практически все студенты нервничают в день экзамена до тех пор, пока не вытащат свой «счастливый» билет. Дальше обычно может быть две реакции: продолжать нервничать, так как написанные в билете предложения, составлены из слов, которые не несут в себе должной смысловой нагрузки (хотя, черт возьми, должны бы) или расслабиться, найдя в этих предложениях хоть какой-то сраный смысл. Я начал немного нервничать, ибо смысла я не мог найти. В тот момент мне было проще найти хренов смысл в человеческой жизни и мозгах, но не в билете.
– Сорок минут, Гавриил, дальше Вы идете отвечать первым! – заявил Трокосто, стоя над моей душой и уже по моим выпученным глазам он все понял, что, судя по всему, сейчас будет весело.
– Удачи! – глумливо шепнул он и пошел к следующему «счастливчику».
Я нервничал, нервничал и нервничал. «Разновидности лжи». Я нервничал. «Определение реальности». Я продолжал нервничать. «Разновидности лжи». «Определение реальности». Я нервничал. Внезапно в моей голове понесли яркие вспышки с воспоминаниями, где Трокосто, как в реальности давал свои лекции. Я нервничал. «…Ложь имеет несколько форм. Мы отходим от научных столетней давности определений и углубляемся в жизнь…». «Определение реальности». Я улыбался и нервничал. Я вспомнил. Я…вспомнил.
– Мистер Прей! – позвал меня Трокосто, продолжая улыбаться, как полный кретин. – Прошу Вас! Надеюсь, Вы готовы!
– Я тоже надеюсь! – ответил я и пошел к его столу с исписанным листком, билетом и зачеткой.
Я не нервничал.
Уже в тот момент я был уверен, что точно наговорю что-нибудь ему на тройку, поэтому совсем расслабился. Пока я шел к нему, мельком посмотрел на Розу: она что-то усердно писала, ни на кого не смотря. Я знал только номер ее билета – семь. Что было в нем – тайна.
– Позвольте? – Трокосто вытянул руку, явно ожидая увидеть содержимое моего билета. Я не заставил его долго ждать и протянул бумажку.
Профессор что-то пометил на своем листке и в тетради, я молча наблюдал. Трокосто писал куриным почерком и периодически издавал звуки, напоминающие коровье мычание.
Я посмотрел на Розу: белоснежный ангел с черной гелиевой ручкой в руках писал стенографическим почерком. У меня защемило в чертовой груди. Я совсем мудак! Мне надо было сдавать экзамен, а я зарывался в любви к этому белоснежному ангелу.
– Я слушаю Вас, мистер Прей! – наконец, Трокосто прекратил записывать свою белиберду.
Я почему-то был уверен, что он рисовал с меня портрет в полной уверенности, что мы с братом попытаемся его обмануть.
– На какой вопрос будет отвечать первым?
– На первый и буду отвечать! – растянулся я в фальшивой улыбке дауна и завертел ручкой в руках.
– Начинайте! – профессор развалился на стуле, словно жирный босс в какой-нибудь богатенькой компании.
– Существует несколько форм лжи. – Начал я, как будто сам был профессором. – Начнем с самой маленькой и безобидной, на мой взгляд – это умолчание.
– Что такое умолчание? – Трокосто вопросительно поднял брови.
– Умолчание – одна из форм лжи, подразумевающая под собой сокрытие правды, то есть человек не говорит то, что является истиной информацией. По мне, так умолчание – самая безобидная форма. Далее я хотел бы назвать так называемую «белую ложь» – умышленное сокрытие и изменение истинной информации, рассказываемой человеку в благих намерениях. Как Вы нам говорили, «белая ложь» – святая ложь, за которую ни ад, ни рай никогда не покарает. Обычно, используя белую ложь, благо принадлежит человеку, говорящему ложь, то есть собеседник по большому счету благо не получает. Цель достаточно проста – красиво соврать, притвориться, что делается это кому-то во благо, при этом неплохо поиметь с этого лично самому, рассказывая о своем героизме друзьям с печальным лицом.
– Хорошо, мистер Прей! – Трокосто улыбнулся и склонил голову. – Продолжайте.
– Существует такой вид лжи, как патологическая. Я считаю, что это люди-наркоманы, которые вместо наркотиков постоянно говорят неправду, при этом они получают несказанное удовольствие, кайфуют одним словом. Если в человеке сочетается белая ложь и патологическая, то можно сказать – это самое идеальное сочетание: и благо всегда под рукой и удовольствие от сказанного, плюс окружающие думают, что ты герой. По моему мнению, самая ужасная ложь – неосознанная, потому что человек врет, грубо говоря, сам того не желая, ввиду каких-либо обстоятельств, то есть не получает ни удовольствия, ни благо, а такое поведение приравнивается к катастрофе и измывательством над собственным организмом. Ибо человек без благо – просто одноклеточная козявка…
– Что Вы можете сказать об осознанной лжи? – профессор хитро прищурил глаза и поджал губы.
Эта сволочь жаждала моего провала, а я не мог доставить ему такого удовольствия.
– А…сэр, я бы сказал, что белая ложь в какой-то степени относится к сознательной лжи, так как сознательная ложь – это умышленное и продуманное извращение реальности, и даже возможно ради собственного блага. Белая ложь является осознанной ложью во спасение, чаще всего в свое собственное спасение под предлогом кого-либо или чего-либо.
– Вы сказали «искажение реальности…», как я вижу в Вашем билете второй вопрос как раз о реальности. Дайте определение этому замечательному слову, как Вы его понимаете, разрешаю своими словами, отходя от определения, которое я давал на лекции.
Я усмехнулся и посмотрел на Розу. Она сидела с ручкой во рту и смотрела на меня восторженными глазами. На свое несчастье я увидел, как ее язычок дотрагивается до колпачка ручки. Твою ж мать, я чуть с ума не сошел, и то, что творилось у меня в штанах, напрочь выбивало меня из колеи.
– Мистер Прей?! – позвал Трокосто. – Я жду.
– Э…Хм…реальность – я молился сам себе, чтобы образ Розы с дрянной ручкой в ее благолепном ротике свалил из моей головы и вернул мне определение реальности.
– Да, реальность! – профессор растянулся в коварной улыбке, думая, что я просто не знаю ответ на этот «мудреный» вопрос, да черта-с-два он угадал! – Мистер Прей, Вы же знаете, что я не могу поставить Вам оценку, даже если у вас засчитан один ответ.
– Реальность – это «сейчас», происходящее в данный момент, то, что нельзя выкинуть или потрогать. Это некое бытие, от которого нельзя избавиться и невозможно присвоить. Реальность – это мы с Вами, деревья, падающий снег за окном и так далее. А искажение реальности будет, если я скажу Вам, что за окном идет дождь, меня зовут Люцифер, а Вы – женщина. Реальность может быть поделена на некие подвиды, такие как – реальность-галлюцинация. У человека под наркотиками, точнее под LSD или псилоцибиновыми грибами, например, реальность искажена, деформированы плоские объекты и так далее. Существует виртуальная реальность, которой все мы должны быть благодарны за то, что именно она делает из нас людей – это компьютерная реальность. Также мы можем смело утверждать, что реальность у каждого своя собственная.
– Что Вы подразумеваете под этим? – Трокосто загадочно улыбнулся.
– Под этим я подразумеваю, что не существует одинаковой реальности для двух людей. Каждый человек воспринимает все по-своему: например цвет Ваших глаз, цвет моих глаз, размер Вашей одежды, размер моей и тому подобное. Все это мы видим по-своему и каждый человек видит нас по-своему… Мы можем рассмотреть реальность, как истину, то, что происходит на самом деле…
Я говорил и говорил, мне казалось, что я говорю бесконечно. Порой Трокосто усмехался, что, скорее всего, означало, что я нес бред. На самом деле, я даже не думал об искренности своих собственный слов. Я не верил самому себе. Какого черта? Как так можно существовать, не веря себе? Нет реальности, нет правды, соответственно нет лжи, это, черт возьми, как бог и сатана – невозможно существование одного без другого, всемирный инь-янь. Но не верить себе – крайняя степень идиотизма, столь успешно распространенного людьми. Какая на хер реальность? Какая к черту ложь? Ничего этого нет, есть только то, во что человек хочет верить. Если ложь – это искажение реальности, а реальность у каждого своя, значит, лжи не существует вовсе! Человек лишь говорит то, что извлекает из своей реальности и мгновенно называется лжецом. Но, черт побери, как показать свою собственную реальность другому человеку? Это же не возможно ни фига! Во-первых, надо заставить другого человека отказаться от своей реальности и показать ему другую. Но вот вопрос: человек может видеть только то, что он видит, чужую реальность ему на хрен не надо видеть. То есть, он не хочет становиться лжецом, будучи являясь им с самого рождения, с самого сраного рождения.
Если же представить, что реальности не существует, то ложь опять-таки не может существовать, потому что в таком сраном случае нечего исказить! Реальность – фрагмент настоящего? Сукин сын, настоящего же тоже не существует: нет той паскудной секунды, что задержалась бы в настоящем, нет той миллисекунды, нет ни атомов, и молекул, ни нейронов, ни протонов существующих в несуществующем настоящем.
Часы – самый, мать его, коварный показатель будущего и прошлого, но даже это мудреное и мерзопакостное устройство, умеющее отсчитывать проклятое время (которого, кстати, всегда мало), не может указать настоящее. На циферблате есть секунда в прошлом и секунда в будущем, но ее никогда не будет в настоящем. Фотографии хранят прошлое так же, как память, хранит планы и вариации мудацкого будущего, но что хранит несуществующее настоящее? Ничто. Никак. Нигде.
Трокосто с чистой совестью поставил мне твердую четверку, испоганил мою девственную зачетку своей мерзкой подписью и отправил за дверь, указательным пальцем подманивая к себе Розу с гондонской улыбкой на лице.
– Позовите Люцифера! – крикнул он мне вслед и уставился на мою белоснежную жемчужину.
– Иди, выродок! – подошел я к брату и шепнул ему на ухо, пока он терся у очередной дамочки.
– Я не хочу сейчас! – отрезал брат и снова прицепился своими цепкими клешнями к девушке.
– Да кто ж тебя спрашивал-то о твоих гнилых желаниях? – усмехнулся я. – Трокосто ждет тебя прямо сейчас!
– Сволочь! – выругался Люц, чмокнул девушку и вошел в кабинет.
«Вот урод!», подумал я, глядя ему вслед. Я нисколько не переживал за брата, ибо эта сволочь могла выкрутиться из любого дерьма. Мне просто хотелось дождаться Розу и пойти куда-нибудь погулять.
– Гавриил? Ну что там? Он зверь? – услышал я за спиной открывающуюся помойку Мелиши.
Что было хуже всего, так это то, что помимо того, что я услышал ее голос, я еще и почувствовал ее руку на спине, как она провела вдоль моего позвоночника и остановилась почти что у задницы. Я четко это прочувствовал, так как был в легкой кофте с длинными рукавами, которая превратилась в шелк (сраная моя реальность) от ее прикосновений.
– Нет, разве что полевая мышь, которая потеряла свою норку в поле и охренительно зла из-за этого! А так больше ничего не было! – сказал я вполоборота, слегка улыбаясь.
Я не видел ее баснословного лица, но ее горячую руку на нижней части моей спины все еще чувствовал. Эта несуществующая для меня девушка видимо не собиралась убирать руку.
– Мне стоит его опасаться? – чертова дрянь занялась флиртом, ведь она даже не догадывалась, что для меня она всего лишь – призрак.
– Тебе стоит выкопать новую норку для рассвирепевшей мышки, иначе ты станешь зерном подсолнуха и тебя проглотят вместе с очистками! – прошептал я ей на ухо, аккуратно убирая ее руку с поясницы.
– Ты мне нравишься, Гавриил! – Мелиша растянулась в белоснежной улыбке.
Шоку моему предела не было! Я нравился Мелише! Что ж за твою мать-то? Не могу сказать, что я обрадовался или расстроился, но то, что я до безумия удивился – это да!
– Э… кажется, снег перестал! – ответил я и тут же мне захотелось двинуть себе по лбу так, чтобы глаза вывалились!
В коридоре не было окон, а я, как всесильный ведьмак рассказывал об изменениях в погоде в ответ на выраженную симпатию! Какое же я золотце, не правда ли? Судя по удивленному лицу Мелиши, она тоже была искренне шокирована моими паранормальными способностями. Почему-то в тот момент мне показалось, что я всю свою сознательную жизнь буду чувствовать себя мудаком из-за того, что из моего рта вылетает потрясающие смысловые предложения на хрен никому не нужные и мне в том числе. А после этих умных слов я чувствовал себя главой притона педерастов!
– Гавриил! – я услышал спасательный возглас, принадлежащий Розе.
Как же, черт возьми, я обрадовался, что мне не придется выдумывать интересную историю о том, как я узнал, что снег прекратился и к чему, вообще, я это сказал и тому подобные вещи.