Вопрос о том, кем был Карл V – последним императором Средневековья или же одним из первых европейских монархов Нового времени, до сих пор не решен историками окончательно. Главным аргументом в пользу первого вывода служит тот факт, что Карл с юных лет не только был убежден в своей особой миссии как главы наиболее могущественной династии христианского мира, но и твердо знал, в чем заключается эта миссия: в создании единой христианской монархии, главой которой он видел себя. Идея совершенно средневековая, мечта, к осуществлению которой на протяжении многих столетий стремилось большинство наследников Карла Великого и Оттона I. Поэтому, добиваясь реализации своего горделивого девиза «Plus ultra» – «Превыше всего» (или всех?), – Карл V был обречен на конфликт с новыми силами, выходившими на историческую арену в XVI столетии. Религиозным выражением стремлений этих сил была Реформация, начавшаяся в Германии в 1517 году, когда юный габсбургский принц еще не был вершителем судеб Европы. Первым прямым столкновением Карла V с протестантами и их вождем Мартином Лютером стал Вормсский рейхстаг (собрание представителей сословий империи) 1521 года.
Карл выступил перед рейхстагом с собственноручно написанной речью, которую можно считать символом его веры и одновременно политическим манифестом. Император поклялся «сохранить все, что мои предки и я сохранили на сегодняшний день, и в особенности то, что мои предки постановили, в том числе и на Констанцском соборе». Карл обещал «отдать все этому делу: мои королевства и мои владения, моих друзей, мое тело, мою кровь, мою жизнь и мою душу». Может быть, если бы Лютер на Вормсском рейхстаге произвел на Карла большее впечатление, события развивались бы иначе. Однако молодой император ограничился презрительным замечанием: «Ну, этот не совратит меня в свою ересь», хотя и признал, что «монах говорил бесстрашно и смело». К несчастью, ни одна масштабная задача, поставленная Карлом перед самим собой, решена не была. Уничтожить Францию как великую державу и превратить ее в покорного вассала империи Габсбургов, как на том настаивал Меркурино Гаттинара, первый канцлер императора, не удалось.
В 1526 году войска Сулеймана Великолепного вторглись в Венгрию. Междоусобицы внутри правящего класса страны облегчили победу турок, и 29 августа цвет венгерской конницы был уничтожен на поле Мохача, а столица Буда капитулировала. Бежавший после разгрома у Мохача молодой король Людовик II погиб. Как было отмечено ранее, после его смерти Чехия (с Моравией и Силезией) и Западная Венгрия отошли к Габсбургам.
После этих трагических событий турецкая экспансия на юго-востоке Европы приняла устрашающие размеры. В 1529 году османские полчища подступили к стенам Вены, однако защитникам города удалось отбить оба штурма, предпринятые турками. Но в 1541 году османы взяли столицу Венгрии – Буду, которая оставалась под их властью более 140 лет.
Князья-протестанты объединились в союз, с которым шла настоящая война, закончившаяся случайной, нечаянной победой Карла V. Император сам множил число своих врагов. Саксонского курфюрста Иоганна Фридриха Саксонского, прозванного Великодушным, он вначале приговорил к смерти, затем под давлением своих приближенных сохранил пленному курфюрсту жизнь, но отнял у него все владения и передал их герцогу Морицу Саксонскому. Ландграф Гессенский, женатый на дочери Иоганна Фридриха, активно заступался за тестя и был по приказу Карла брошен в тюрьму. Герцогу Ульриху Вюртембергскому император приказал на коленях молить о пощаде. Возможно, именно пережитые унижения, а не военный разгром, заставили протестантских вельмож вновь вернуться к мысли о сопротивлении и мести надменному монарху. Одним из немногих благородных поступков Карла V той поры был отказ, которым он ответил на предложение герцога Альбы выкопать из могилы тело Лютера и сжечь его. «Оставьте его в покое, – ответил император, – у него теперь другой Судья. Я воюю с живыми, а не с мертвыми».
Войны, религиозные диспуты, распри, борьба с реформаторами церкви, с германскими князьями – не только это определяло действия Карла в последние годы его правления. Карл V был неординарной личностью, и движения его души определялись не только характером военного и политического противостояния в империи. К пятидесяти годам (для XVI столетия – почтенный, почти старческий возраст), 30 из которых он провел на троне империи, Карл безмерно устал. Изменчивость фортуны, постоянное чередование побед и поражений приводили его, человека глубоко религиозного, к мысли о том, что его дело, быть может, не является делом Божьим, если Господь не позволяет ему добиться окончательной победы над врагами. Не исключено, что эти соображения подтолкнули Карла к решению, невиданному в истории европейских монархий со времен римского императора Диоклетиана, – отречению от престола.
Всю жизнь Карл V оставался одиноким человеком. Императору повезло: его придворным живописцем был Тициан, и портреты монарха, написанные великим художником, передают многие особенности характера Карла. Одна из главных – одиночество, возникшее не в результате неблагоприятных обстоятельств, а по доброй воле самого императора, осознававшего собственную исключительность. Это не была надменность или гордыня, а лишь спокойное понимание того факта, что с самого рождения он поставлен на такую высоту, на которой его судьей может быть лишь Бог. Но чем абсолютнее власть человека над другими людьми, тем тяжелее бремя этой власти. Отсюда, наверное, то смятение духа, которое охватило императора в его последние годы и стало одной из важнейших причин отречения.
Отношения Карла V с семьей отличались такой же отстраненностью, как и с остальными людьми. В 1526 году Карл женился на португальской принцессе Изабелле. Из 13 лет брака почти половину император провел вне Испании, где оставалась его жена, исполнявшая обязанности регентши. Супружество было многодетным: у Карла и Изабеллы родились трое сыновей (взрослого возраста достиг лишь старший – будущий испанский король Филипп II) и две дочери. Рождение последнего ребенка стоило тридцатипятилетней Изабелле жизни. Об отношении императора к женщинам свидетельствует его наставление сыну Филиппу накануне вступления последнего в брак:
«Когда окажетесь вместе со своей супругой, – пишет заботливый отец, – будьте весьма осторожны и поначалу не допускайте чрезмерного напряжения сил, дабы не понести физический ущерб, ибо это может нанести вред росту тела и его силе, а часто вызывает такую слабость, что делает невозможным появление потомства и даже может погубить вас».
Впрочем, сам Карл V не всегда действовал в соответствии с собственными пуританскими советами сыну: в противном случае на свет не появился бы дон Хуан Австрийский (1547–1578) – будущий победитель турок в морской битве при Лепанто, плод связи императора с Барбарой Бломберг, дочерью богатого регенсбургского горожанина.
Смолоду преследовали Карла V и серьезные проблемы со здоровьем. Он часто простужался и, вероятно, страдал хроническим гайморитом – отсюда полуоткрытый рот на многих изображениях императора. Но главной бедой Карла стала подагра – болезнь, вызванная неправильным обменом веществ. Первые серьезные приступы этого недуга он перенес, когда ему не было и сорока лет. С течением времени болезнь возвращалась все чаще, и порой император неделями был ограничен в движении, не мог ездить верхом и даже в карете. (Видимо, именно поэтому любимым средством передвижения Карла был корабль.) При этом он не ограничивал себя в жирной и острой пище, любил выпить – словом, не соблюдал даже тех примитивных и не всегда верных рекомендаций, которые давали ему лекари. К середине 1550-х годов одиночество и болезни, похоже, сломили императора.
Бегство Карла V в Нидерланды, предварявшее его официальный уход из политики, пошло на пользу делу религиозного примирения в империи. Более покладистый и дипломатичный Фердинанд после нескольких лет раздоров, охвативших Германию, сумел договориться с протестантами о мире, который был заключен в Аугсбурге в 1555 году. По выражению немецкого историка Ф. Ангермайера, это была «победа политики над религией», поскольку практическая необходимость и неизбежность сосуществования обеих конфессий заставила даже самых непримиримых католиков и протестантов поступиться принципами. Главным положением Аугсбургского мира стало Cujus regio, ejus religio («Чья власть, того и вера») – что означало необходимость для подданных каждого из субъектов империи избрать ту конфессию, к которой принадлежал глава этого субъекта. Двадцать пятого октября 1555 года в три часа пополудни по приказу Карла V представители нидерландских сословий собрались в большом зале императорского дворца в Брюсселе. Здесь когда-то был провозглашен совершеннолетним юный габсбургский принц, ставший теперь пожилым, явно нездоровым мужчиной с вытянутым усталым лицом, характерной выступающей вперед «габсбургской» нижней губой и седеющей бородой. Негромким голосом Карл V произнес речь, в которой подвел итог своего многолетнего правления. Ноты смирения и бегства от мирской суеты, к чему так стремился усталый монарх, слышались в его словах, которые, по свидетельствам современников, произвели большое впечатление на присутствовавших в зале брюссельского дворца. Формально речь Карла V была отречением от власти в пользу сына только в бургундских владениях Габсбургов, то есть в Нидерландах.
Тремя днями раньше, однако, произошло другое знаменательное событие: император сложил с себя полномочия великого магистра ордена Золотого Руна, которые были привилегией главы Габсбургского дома, и передал их сыну Филиппу, что было весьма спорным шагом, учитывая запутанность вопроса о преемнике Карла. Позднее, в январе 1556 года, Филиппу II была отдана власть в испанских и итальянских владениях Габсбургов. Императорская корона формально оставалась у Карла, хотя все полномочия главы империи давно уже были в руках Фердинанда. Только в марте 1558 года, когда его старшему брату оставалось жить лишь несколько месяцев, Фердинанд I (1558–1564) с согласия курфюрстов был провозглашен новым римско-германским императором. Эпоха Карла V завершилась.
Отрекшийся император уехал в Испанию, где в монастыре Сан-Херонимо-де-Юсте для него был построен домик – нечто вроде комфортабельной кельи. Впрочем, уединение Карла не было монашеским: проводя значительную часть времени в молитвах, он, тем не менее, воздавал должное обильной еде и питью, от пристрастия к которым не избавился и в старости, вел активную переписку с Филиппом II, которого забрасывал политическими советами, а когда позволяло здоровье, работал в саду. Бывший император, испытывавший интерес к технике, собрал уникальную коллекцию часов, с которой связана следующая легенда.
Однажды Карл отремонтировал двое часов и хотел, чтобы они шли одинаково, минута в минуту, но это ему не удавалось. «Я не могу справиться даже с часами, – воскликнул экс-император, – как же я мог мечтать привести к согласию многие народы, живущие под разным небом и говорящие на разных языках?»
Здоровье Карла быстро ухудшалось. Чувствуя близкий конец, Карл V вопрошал молчаливые небеса: почему, несмотря на внешний блеск, вся его жизнь оказалась большой неудачей – и хотя ему, в соответствии с данным в ранней молодости обещанием, удалось «сохранить все, что сохранили предки», все остальные его честолюбивые планы пошли прахом. Была ли это расплата за грехи, гордыню, жестокость? Что готовит для него Господь за порогом смерти? Ответ на этот вопрос некогда самый могущественный человек Европы узнал 21 сентября 1558 года, когда его земной путь подошел к концу.
Решение Карла V передать брату бразды правления Австрией было вызвано тем, что владения Габсбургов слишком уж разрослись, и управлять ими из одного центра при тогдашних средствах связи и транспорта представлялось затруднительным. Позднее Карл, убедившись в чрезвычайной запутанности германских дел, стал подумывать и о том, чтобы сделать Фердинанда своим наследником и помощником во всей империи. При этом император вынужден был пожертвовать интересами своего сына Филиппа. В 1531 году младший брат императора был избран римским королем. В то же время наследником Карла в Испании, Неаполе, Нидерландах и на Сицилии оставался Филипп. Так габсбургский дом разделился на две ветви – австрийскую и испанскую, сохранив при этом внутреннее единство – ибо между Веной и Мадридом в каждом поколении возникали тесные (с генетической точки зрения – даже слишком) родственные связи, а политические интересы обеих ветвей практически нигде и никогда не пересекались. Разделение власти между братьями не подорвало доминирующие позиции Габсбургов на западе и в центре Европы.
Внешне Фердинанд I был еще большим Габсбургом, чем его брат. Сохранившиеся изображения свидетельствуют об этом: оттопыренная нижняя губа, орлиный нос, длинное лицо – типичные габсбургские черты. А вот по характеру младший брат не походил на старшего, отличаясь от него спокойствием, рассудительностью и осторожностью. Он был весьма образован, в числе его воспитателей был знаменитый философ-гуманист Эразм Роттердамский, прививший молодому принцу такие качества, как терпимость и сдержанность. Будучи набожным католиком, Фердинанд I, тем не менее, всегда ставил политические интересы выше религиозных. Фердинанд был менее жесток и непреклонен, чем Карл, о чем можно судить по замечанию одного венецианского дипломата: «Немцы любят короля и не боятся его; чехи его не любят, но боятся; венгры же и не любят, и не боятся».
Отношения между Фердинандом и Карлом V не были идиллическими. Еще в ранней юности Карл довольно бесцеремонно выгнал брата из Испании, боясь конкуренции с его стороны. Да и позднейшие шаги императора, в том числе передача Фердинанду полномочий имперского наместника и возведение его в ранг римско-германского короля, были продиктованы скорее политической необходимостью, чем братской любовью. В конце 40-х годов Фердинанду пришлось отстаивать свои права в династическом споре – после того, как колеблющийся император вознамерился всетаки сделать своим преемником Филиппа. Тем не менее к концу правления Карла V Фердинанду удалось стать весьма влиятельной фигурой в Германии. Главным достоинством короля было то, что он понимал природу политики как «искусства возможного» и, в отличие от императора, никогда не увлекался несбыточной мечтой о всемирной монархии. За это, впрочем, его ждала двойная расплата.
Фердинанд был вынужден поделиться властью с курфюрстами, позволившими ему в 1558 году стать обладателем императорской короны. После официального признания Фердинандом I коллективной ответственности его и имперских князей за состояние дел в империи надежды на создание в Германии централизованной монархии рухнули. Для габсбургского дома это означало, что среди правящих немецких династий он по-прежнему primus inter pares (первый среди равных), но не более. Таким образом, внимание Габсбургов переключалось с дел имперских на состояние их многочисленных наследственных владений.
Сам Фердинанд I вошел в историю бледной тенью своего великолепного, хоть и неудачливого брата. Карл и побеждал, и проигрывал торжественно, с достоинством, по большей части – на поле битвы. Неброский, тихий Фердинанд воевать не любил, сражениям предпочитал переговоры, а борьбе на уничтожение – разумный компромисс. Именно поэтому ему и удалось сделать то, чего безуспешно добивался Карл V – на долгое время обеспечить религиозный мир и сохранить единство империи.
В семье Фердинанда произошла романтическая любовная история.
…Господь Бог уготовил этой девушке необычную судьбу. Ей, купеческой дочке по рождению, суждено было сломать стереотипы, переступить через предрассудки, преодолеть, казалось бы, непреодолимые барьеры и вписать свое имя в историю императорской династии Габсбургов.
Филиппина Вельзер родилась в 1527 году в Аугсбурге. Точная дата ее рождения неизвестна, но ясно одно – расположение звезд в момент ее рождения было весьма благоприятным. Она происходила из одного из крупнейших и богатейших купеческих родов Германии. Вельзеры по своему богатству могли сравниться разве что с Фуггерами. Вельзеры получили в залог территорию Венесуэлы, ссудив императору Карлу V несколько тонн золота.
Дядя Филиппины, могущественный и влиятельный Варфоломей Вельзер, был очень разочарован, что у его брата родилась девочка. Куда предпочтительнее был бы племянник, чтобы передать ему в будущем дела торговой империи (его единственный собственный сын трагически погиб от рук индейцев на Амазонке во время торговой экспедиции). Уже в юные годы Филиппина выделялась из большинства девушек своего сословия любознательностью, острым умом, свободолюбивым нравом, целеустремленностью (эти качества она пронесла через всю жизнь). Она также славилась редкой красотой и грациозной осанкой. По словам одного итальянского скульптора, побывавшего в Аугсбурге, «кожа ее была такой чудесной мраморной белизны, что красное вино, которое она пила, просвечивалось сквозь кожу ее горла».
Филиппина очень интересовалась искусством приготовления блюд, с юности вела книгу, куда записывала опробованные рецепты (оригинал этой книги хранится сейчас в замке Амбрас, копия – в Венском музее искусств). Она также владела итальянским языком и обладала безупречными манерами. Дядя Варфоломей c большим сожалением отметил для себя, что она единственная в семье его брата обладает ценными деловыми качествами. Но было совершенно исключено, чтобы женщина возглавила торговую империю.