Памятникам тем не менее отводится важная социальная роль. Они метят национальную территорию, фиксируют общественные фобии и комплексы, заполняют исторические пустоты, но прежде всего символизируют величие государства, даже если формально прославляют силу человеческого духа. Памятники часто утверждают то, что каждому ясно и без них, иногда даже утверждают то, что ни в коем случае не является правдой. Это и есть монументальная пропаганда: высеченная в мраморе или отлитая в бронзе, ложь становится весомнее, ее сложнее отодвинуть из памяти либо опровергнуть усилием воли. Памятники лишают человека свободы выбора: они диктуют норму, трассируют волю правительства, предписывают, чем или кем “настоящему патриоту” гордиться, по какому поводу радоваться и скорбеть; значительно реже, но все же напоминают о том, чего стыдиться. Со стыдом, впрочем, не так просто: траурный мемориал сам по себе словно искупает вину, для многих “закрывает вопрос” личной ответственности или преступлений государства.
Охотнее всего памятники воспевают мученическую смерть во имя идеи и обозначают примеры общественно поощряемого героизма, одновременно выхолащивая содержание подвига, потому что подвиг всегда дело интимное, результат сложного внутреннего выбора, всемерного напряжения личности. Памятники принято ставить на века, но уже через поколение многие из них выглядят смешными или ненужными. Югославский кинорежиссер Душан Макавеев однажды рассказывал мне, как белградские власти запрещали самый ранний его фильм, документальную ленту на производственные темы социализма под названием “Памятникам не нужно верить”. Не из-за философемы в названии запретили, конечно, но и из-за нее тоже. Макавеев прав, однако его никто не слушает, и чем слабее государство идеологически, тем активнее оно занимается возведением памятников.
Все это относится к Болгарии не в большей и не в меньшей степени, чем к другим странам, хотя замечу, что современная датская или шведская концепция монументального прочтения истории заметно отличается от того, как этот вопрос понимают на Балканах или в России. Болгары, имея на то все основания, гордятся древними традициями своей государственности: двумя могучими средневековыми царствами, первое из которых, если верить византийским летописцам, основал 13 веков назад хан утигуров (уногундуров) Аспарух, сын Кубрата из династии Дуло. Местные славяне, охотники и земледельцы, довольно быстро по историческим меркам – примерно за два столетия – ассимилировали пришедших из приволжских степей воинов-булгар, и это общее царство существовало в противоречии с империей ромеев до начала XI века, пока, уже после крещения, не пало под ударами единоверцев из Константинополя. Еще через 200 лет нашлись храбрецы, братья и основатели монархической династии Иван и Петр Асени, которые подняли успешное восстание против Византии и болгарское государство переосновали. Этого импульса хватило еще на пару столетий, а потом ослабевшая от внешних набегов и внутренних распрей Болгария подчинилась новому врагу. 500-летнее владычество Османов уничтожило национальную аристократию, так что дворян и образованного класса, за исключением духовных лиц, не осталось. Процесс болгарского возрождения начинался (как принято считать, в конце XVIII века) почти что с нуля, это было в буквальном смысле слова медленное пробуждение народа. Третье славянское царство, следствие обретения независимости в новых условиях, простояло под скипетром саксонской Саксен-Кобург-Готской династии 38 лет XX столетия; предел ему положили Иосиф Сталин и болгарские коммунисты.
ДЕТИ БАЛКАН
ЮЛИЯ ВРЕВСКАЯ
сестра милосердия и русская роза
Феликс Каниц. “Внутренний двор крепости Белоградчик”. Литография. 1860-е годы. Иллюстрация из книги “Дунайская Болгария и Балканы” (София, 1932 год)
Многим освобожденным освободители перестали казаться бескорыстными. На протяжении почти полутора столетий болгарской частичной, ограниченной и полной независимости в стране конкурируют разные политические выборы – русофильский и другой, в последние десятилетия обозначаемый как проевропейский. Противодействие этих настроений порой принимает забавные формы. В 2011 году анонимные мастера стрит-арта из группы Destructive Creation перекрасили галифе и шинели красноармейцев с горельефов софийского памятника Красной армии в яркие одежды героев массовой культуры: Супермена, Джокера, Санта-Клауса, клоуна Рональда Макдональда. Можете себе представить, какие противоречивые реакции в стране и мире вызвал этот художественный жест?! Скульптуры отмыли, но и через семь лет, когда я знакомился с патетическим софийским монументом, солдатское обмундирование покрывал нездоровый зеленый налет. Сбоку от памятника установлена рампа для скейтбордистов, но на просторной площади перед скульптурной группой не покатаешься: кое-где качается-проваливается мостовая плитка.
Памятники освободителям я разглядывал и в Софии, и в Бургасе, и в Русе. Главная социалистическая достопримечательность Пловдива – громадная железобетонная скульптура красноармейца, которую по велению популярной песни Эдуарда Колмановского на стихи Константина Ваншенкина о “Болгарии русском солдате” называют Алешей. На холме Бунарджик (турецк. “гора родников”) прежде уже поставили один памятник русскому оружию, лаконичный монумент с надписью про Александра II и победу армии генерала Иосифа Гурко в битве при Филиппополе (античное название Пловдива) в 1878 году, но эту композицию из города не увидишь. А Алешу в Пловдиве увидишь отовсюду, выглядит он огромным каменным человеком, выше солнца и выше неба. В Рио-де-Жанейро и Лиссабоне так стоит над городом и над миром Иисус Христос, только без ППШ в руке. И размером, и вообще памятник советскому солдату (проект под названием “Красный богатырь” болгарские скульпторы выполнили к 1954 году) никак не соответствует исторической правде. Болгария во Второй мировой войне была союзницей Германии и Италии, но воевала не столько против СССР и не столько за нацистов, сколько решая свои вечные балканские вопросы приращения территорий. Полагаю, что большинство подданных царя Симеона воспринимали случившееся в 1940-е так: вместо нацистов с их бесчеловечной идеологией расового превосходства после войны пришли коммунисты с их проповедью беспощадной классовой борьбы.