— Печать меняет Ари. Она все сильнее захватывает ее. Может, вскоре она не сможет сделать так, как ты хочешь, потому что уже не будет Ари.
Белый чуть нахмурился, сжал руками перила, ветерок отбросил его синюю мантию, показывая сильно украшенные ножны кинжала справа. Белый носил его, когда готовился к бою. Красный нахмурился. Брат становился все загадочнее.
— Как такое возможно? — Белый покачал головой. — Нет. Ты снова врешь мне.
— Я никогда не врал тебе. Наша мать пыталась убить Стеклянного и собирается убить всех нас. Ее неудача с убийством Стеклянного раскрыла ее, и она пошла за Асмодеусом и убила бы его, если бы отец не защитил его.
— Нет. Асмодеус пытался убить маму. Он всегда был питомцем отца, слушался его. Даже если нужно было убить любимую сестру.
Сколько раз они спорили из — за этого? Красный утомленно посмотрел на брата, лицо Белого было без эмоций.
— Я всегда задавался вопросом, почему мама разочаровалась в этом мире. Теперь я понимаю, что ей надоело смотреть, как люди, которых она любила, умирали, будучи смертными. Она верила, что После будет местом спокойствия для джиннов. И ей было все равно, сколько джиннов умрет ради этого. Ее душа не была создана для вечной жизни, Белый. Слишком много веков, слишком много боли… это ее изменило. Подумай о нашем брате, Удачливом, он такой же. Но он скрывается у себя. Лилиф… решила уничтожить нас.
Повисла тишина, и слышно было разговор джиннов внизу. Белый посмотрел на него без эмоций, но от них дрожал голос.
— Ты не знал ее, как я, — печально сказал он. — С детства она предупредила меня об отце и его натуре. Она знала, что однажды он принесет всему конец, и она сделала меня солдатом, чтобы защитить нас от всего этого.
— Мир на месте, брат, а со смерти матери прошли века. Века.
Белый отмахнулся от него.
— Я устал спорить об одном и том же. Просто… уйди.
Красный недовольно зарычал и прошел к дверям балкона. Но что — то грызло его, и он обернулся и посмотрел на спину Белого.
— Я не сразу все понял.
Белый медленно оглянулся через плечо.
— Ты о чем?
— Твоя цель. Когда отец рассказал мне о существовании Ари, я подумал, что ты сделал это, чтобы поставить отца на колени и занять его место. Но теперь я понимаю, как глупо думать, что ты, верящий в равновесие, устроишь такую катастрофу. Нет. Дело в Лилиф. Ты веришь, что она еще жива, и что отец где — то спрятал ее. Ты хотел, чтобы Ари приказала Азазилу рассказать правду о том, где она.
Глаза Белого сверкнули ненавистью. Но не к Красному. Почти. Это была ненависть к отцу.
— Он не уничтожил ее сущность, Красный. Он соврал. Я найду ее и ее тело с помощью Ари, и мама вернется к нам. С ней мы сможем управлять отцом и вернем верный путь равновесию. Вместе мы усилим традиции. И уже никто не будет задевать дни братьев. Мне вернутся четверги, а тебе — вторники.
Какая наглость. Слепая наглость. Красный скривил губы, почти с жалостью глядя на Белого.
— Равновесие не пропало. Лилиф пыталась украсть нашу сущность, чтобы уничтожить равновесие. Когда она не смогла, то вспомнила, что Азазил звал их с Асмодеусом двумя половинками целого. И она решила, что если украсть его сущность, она станет равной Азазилу. Ты унаследовал ее наглость, Белый. Ты дурак. Дурак, который даже верит, что Асмодеуса могла соблазнить Сала. Он дал ей забрать у него Печать, потому что отец так сказал.
Белый развернулся, все его тело было напряжено.
— Врешь! — завопил он, удивительно срываясь, хотя Красный ждал этого.
Радуясь, что он пробил ледяную корку Белого, он печально улыбнулся.
— Нет. Он хотел, чтобы она была у тебя. Почему же? Скажи, почему?
Красный знал, почему, но он не хотел выдавать это Белому. Пока он просто хотел, чтобы брат понял, что всегда думал только о себе.
— Врешь, — тихо повторил он. — Нет. Ты врешь. Уйди, — он повернулся слепо к горам. — Просто уйди. И можешь сказать своей милой племяннице, что я не отдам ей джинная, пока она не сделает то, что я скажу.
22
Одолженный уголек
Гнев. Он кипел под поверхностью. И почему люди всегда говорят, что гнев кипел? Глядя на Асмодеуса, ведущего ее глубже в пещеру, Ари знала в ответ на свой вопрос. Даже подавленный гнев не затухал… он всегда трепетал, кипел, готовый к моменту, когда бетон над ним треснет от разрушительного землетрясения. И из трещины вырвется гейзер эмоций, без остановки сбивая всех с пути.
Гнев Ари — на себя, на Азазила, на марида перед ней — становился нетерпеливее с каждым днем. Таким нетерпеливым, что пробудил печать. Ее тело пропитала тьма Печати, и каждый шаг был словно сквозь воду. Ее шепот становился громче с каждым днем, подговаривал Ари приказать им отпустить ее.
Она была дурой. Чем она думала? Она ведь обещала себе, что не даст королям джиннов и их отцу использовать любимых против нее, но одного взгляда Белого, забирающего Джея в перипатос, хватило для ее паники. Боясь, что страх пробудит Печать, и что Печать использует ее, Ари позволила Азазилу использовать ее.
Ари оставалась одна в комнате, и шепот Печати доводил ее до паранойи, проникал все глубже в разум. Но, когда Асмодеус подбирался к ней, шепот утихал, боясь его, и Ари больше напоминала себя. И она снова пошла с Асмодеусом в надежде утихомирить Печать.
Они спустились на низший уровень дворцовых земель, к рынку, где Ари смотрела, как джинны, торговцы и покупатели, с опаской пропускают Асмодеуса, склоняют головы, когда он проходил мимо с холодным безразличием. Он едва говорил с Ари, его слова были точными, и она знала, что нужно идти с ним осторожно, ведь он позвал ее, хоть терпеть не мог. Но… Печать для Ари была страшнее. Она теряла себя из — за нее.
В самые мрачные мгновения в последние дни Ари начинала сомневаться, верно ли поступила, придя на гору Каф. Она не могла подвергнуть опасности Джея, Чарли и остальных. А она сама была опасна.
И такая злая, что пальцы жгло.
Смаргивая слезы, Ари вдохнула, пытаясь подавить паническую атаку. Чтобы позлить Асмодеуса, она заявила, что ей скучно, тем же тоном, что он всегда говорил это. Он одарил ее редкой улыбкой и решил отвести в шахты.
Шахтеры — джинны — не похожие на людей — шахтеров, наряженные в яркие рубашки и шаровары — замерли, когда Ари и Асмодеус появились у ворот шахты. Они час брели в тумане среди домов, которые Ари никогда не видела, и чем дальше они шли, тем беднее становились постройки. Она не осмелилась выглянуть за край дороги, вырезанной в горах, но Ари было интересно, далеко ли они ушли. Сказав, что шахты перемещаются каждый год, Асмодеус повел ее через врата и тихо поговорил с рабочим, что нес бочку, полную сияющих изумрудов. Пораженная красотой камней, Ари застыла на миг, пока кашель не привлек ее внимание.
Асмодеус ухмылялся.
— Я бы на твоем месте об их краже не думал, — он указал на высокую женщину.
Она хмуро смотрела на Ари, ее сильное мускулистое тело в черном наряде напоминало Ари ниндзя. Оглядевшись, Ари заметила еще джиннов в черном среди рабочих.
— Стражи, — объяснил Асмодеус, подойдя к ней и нежно взяв ее под руку. Рабочие спешили кланяться ему, пока он шел мимо. — Они следят, чтобы никто не украл изумруды. Это стражи сокровищ.
— Сокровища… — Ари понимала, какими джиннами они были, и сразу подумала о Терузе, защищающем сокровища Луки Битара. С этим пришли и мысли о Джее. Ари скучала по нему. Скучала так, что все тело болело. Она хотела уткнуться головой в его шею, вдохнуть его пряный запах. Она хотела ощутить его сильные руки на своей талии, его губы у своего уха. Она охнула от боли в груди, думая о том, что из — за Печати может больше никогда не увидеть Джея.
Асмодеус взглянул на нее, будто услышал вздох, но пошел дальше. Ари следовала за ним, желая, чтобы тело онемело, и она ничего не ощущала. Тьма окружила их, Асмодеус прошел в пещеру в стороне, где рабочих было меньше. От взмаха его руки в пещере стало светло, Асмодеус отпустил ее и пошел дальше.
И Ари осталась одна в пещере с лейтенантом Асмодеусом. Еще один глупый поступок.
— Каждый раз, когда от камня отбивают изумруд, — заговорил он вдруг, проводя рукой по стене рядом с собой, — на его месте вырастает новый, — он повернулся и улыбнулся ей, как мальчишка, так очаровательно, что у Ари сразу возникли подозрения. — Одна из загадок миров.
Зачем он привел ее сюда? Ари попыталась вздохнуть, грудь сдавило, она отгоняла паническую атаку. Красный обещал, что Асмодеус не навредит ей. Но сам Красный за ее спиной уничтожил будущее Чарли.
— Такое не должно быть возможным, — Асмодеус покачал головой, глядя на нее.
— Что именно? Изумруд?
Он прищурился, опустил голову, взгляд был таким сосредоточенным, что Ари стало не по себе.
— Я хочу проверить теорию.
Это звучало плохо. Очень плохо.
— Теорию? — спросила Ари, ей хотелось уйти от него, но гордость не позволяла показывать, как он пугал ее. — Что за теория?
он лениво пожал плечами. Его молчание лишало пещеру кислорода, Ари едва дышала. Он ухмыльнулся, и она уже, похоже, понимала это. Угроза — что бы он ни хотел от нее — вернулась.
— До твоей сделки с Азазилом о безопасности джинная… Белый пытал его.
Он словно выстрелил в нее. Ари отшатнулась от его слов, было больно как от удара хакики.
— Нет, — выдохнула она.
— О, да, — Асмодеус медленно шел к ней. — Он подвесил его и начал с основ. Кошка — девятихвостка терзала его спину, пока упрямец не закряхтел от боли…
Нет. Ари качала головой, пещера кружилась. Нет.
— …и ты тогда впервые гуляла по рынку, когда Белый использовал смолу. Ох, было больно…
— Хватит, — хрипло прошептала она, тело напряглось, печать боролась за власть. — Вы врете…
— …а потом гвозди в ноги. О, и голод…
«Выпусти меня, Ари. Я остановлю его. Вместе мы его остановим. Остановим! Остановим ЕГО! ОСТАНОВИМ!»
— …но меня восхитило, как Белы принял облик отца Джея и лупил его ремнем. Он пытал душу юноши болезненными воспоминаниями. И тогда начались крики. Даже слезы. А ты играла в гостью и никак…
— ХВАТИТ! — от ее визга задрожала пещера.
И вдруг она стала все видеть чужими глазами, ее подавили мысли и эмоции другого человека.
Асмодеус замер, глаза расширились от удивления, а рот раскрылся.
— Так и знал.
Их рот открылся, и Ари ощутила чужие, но знакомые мысли женщины, что хотела поставить Асмодеуса на колени.
Слова даже не сорвались с их губ.
Он молнией, размытым движением бросился к ним. Упал занавес, и все затихло в темноте.
* * *
Знакомое ощущение твердого пола под ней привело Ари в чувство, голова и плечи болели. Она застонала, сжалась на боку, мышцы дрожали, а кости хрустели от этого. Туман рассеялся, Ари ощутила присутствие силы Азазила пульсом в своем теле, словно волны набегали на берег. Она старалась скорее вспомнить, что случилось, они с Асмодеусом были в пещере…
Джей.
Ее глаза открылись, боль в груди вернулась — она вспомнила слова Асмодеуса.
— Расслабься, — услышала он низкий голос Азазила. — Асмодеус врал тебе о твоем джиннае, Джее. Мой сын не вредил ему. Только пленил.
Надежда смеялась над ней, говорила, что она слабая. Ари подняла голову и посмотрела на Азазила. Он сидел на стеклянном стуле перед пустым камином.
Ари огляделась в небольшой комнате. Мебели и украшений было мало, только холодные каменные стены, что сияли изумрудами, и ровные доски пола. Она замерла, щурясь в ненависти, уловив присутствие Асмодеуса. Он вышел из тени и встал рядом с Асмодеусом.
— Почему? — с горечью спросила она.
— Он — твое слабое место, — Асмодеус снова скучал, пожал плечами. — Мне нужно было вызвать Печать, чтобы кое — что проверить.
— Так Джей в порядке? — сердце Ари грохотало в ушах.
— Джей в порядке. В плену, но целый.
От недоверия и возмущения от предательства она вскочила на ноги и пошатнулась без грации, посмотрела на султана, отчаянно подавляя гнев и Печать. Прошлый раз ужасал. Печать захватила ее, и она знала, чем была Печать. Кем она была. Ари охнула, ее гнев от новости, что Джей все еще в плену, рассеялся, она повернулась с большими глазами к Асмодеусу.
— Лилиф. — прошептала она.
Асмодеус насмешливо улыбнулся ей.
— Не понимаю, — ее грудь снова сдавило.
Азазил поднял ладонь с кольцами, привлекая внимание.
— Когда Лилиф решилась забрать у Асмодеуса его сущность, хоть любила его сильнее всех, — я понял, что больше медлить нельзя. Проблема в том, моя милая Печать, что Лилиф — как я, мои сыновья и Асмодеус — часть равновесия. Я боялся, что ее гибель ударит по швам, и я отделил сущность от ее тела и спрятал их там, где никто не найдет. Она умерла, но не пропала. Только белый понимал, что я не уничтожил ее сущность. Я рад, что другие братья ему не доверяют. Так никто больше не знал об этом. И Белый молчал. Но не унимался. Шли века. Я устал. Стало немного скучно, — он беспечно пожал плечами. — И тут явился король Соломон, и я знал, что ему суждено важное место в истории. Что — то в нем напомнило мне Лилиф в юности. Она тоже хотела большего, хотела силы. Быть необычной. Порой я приходил в то место, где держал ее сущность, чтобы ощутить ее рядом. И у меня возникла идея. Джинн мог забрать сущность другого джинна и запереть в теле джинна, и сущность жила, пока была в том теле. Я не хотел этого. Ее силу у кого — то другого. Но жаль было тратить такую силу, и я запер ее сущность в Печати. Кольцо было создано моей магией, только такая сила могла запереть ее сущность в металле, и я разделил сущность на свет и тьму, чтобы Соломон повелевал хорошими джиннами медной стороной Печати, а плохими — железной. Это было даже поэтично, Ари. Сила моей Лилиф снова была в мире, но я совладал с ней, как всегда хотел. Медные и железные печатки были просто для моего удовлетворения. Меня всегда привлекал концепт добра и зла. Но Соломон провалился, как Лилиф. Он не вдохновился моим идеальным кольцом. Он злоупотреблял им, — он помрачнел. — И я отправил его умирать в пустыню, заменил его Асмодеусом, исполнившим судьбу за него. А потом я спросил у Асмодеуса, хочет ли он вернуть мне сущность, или он собирается и дальше охранять ее.
— Ты уже знаешь, что я выбрал, — тихо перебил Асмодеус.
— Почему? — Ари хотелось плакать из — за осознания, что в нее вложил отец. — И Белый король знает, что сделал со мной?
— Нет, — ответил Асмодеус. — Он не понимает, что ищет именно Печать. Он думает, Печать даст ему то, что он ищет. А первый вопрос… у меня были свои причины.
— Никто не знает, что сущность Лилиф в Печати. Хотя, думаю, мой умник — сын, Красный, догадывается о правде, узнав о твоих снах и посетив моего друга, — Азазил не отреагировал на пылкий взгляд Ари и продолжил. — Я был заинтригован, когда узнал планы Белого украсть Печать и сделать дитя с ее силами. Он думал, что просто создает проводник для поисков тела и сущности Лилиф, а мне было любопытно, вернет ли сущность Лилиф, естественным путем оказавшись в джинне, равновесие, не устроив безумие. И я приказал Асмодеусу поддаться на соблазнения твоей матери и отдать Печать.
— Боже, — Ари словно ударили по животу. — Это были вы. Все это время.
— Я хотел тебя себе. Хотел увидеть, получу ли через тебя Лилиф, какой она должна быть. Она должна быть светом и тьмой. Да, Лилиф всегда сильнее тянуло к темной стороне, а Асмодеуса к свету, но равновесие оставалось. Пока она не дала тьме уничтожить себя. Но через тебя была надежда, что хотя бы ее сила сможет существовать, как должна, — он опустил голову, почти печальный. — Но Асмодеус не знал о моих надеждах, И у него возникли подозрения насчет того, что Печать делает с тобой. Когда ты споришь, твои глаза чернеют, как у Лилиф, и ты сильно напоминала ему ее, так что он решил вызвать Печать и проверить свои подозрения.
— Какие подозрения? — спросила она, отпрянув на шаг, но страх говорил ей то, что он собирался сказать.
— Сущность Лилиф выбралась из Печати и пытается захватить тебя.