нравится
! Тот человек, в отличие от тебя, сразу понял это и решил применить моё увлечение в полезном для себя деле.
– Этот человек был Аполлион? – спросил Васильев, когда Цербер сделал паузу в своем рассказе.
– Правильно. У Нимостора тогда еще не было постоянного пристанища, и они проводили черные мессы по ночам в потайных уголках Битцевского леса. Аполлион в итоге смог убедить меня, и я вступил в его секту. Для матери и всех остальных я стал пропавшим без вести. Цели Нимостора чем-то привлекали меня, поскольку, учитывая мою жуткую страсть, мне было самое место среди этих слуг дьявола. В секте Аполлион отвел мне особую роль, я сам подбирал жертвы для будущих черных месс и лично убивал их при свершении сатанинских ритуалов. Короче, я занимался тем, что мне нравилось, безвозмездно, – Цербер перешел на артистично-шутливый тон. – Согласись, это ведь так прекрасно: заниматься любимым делом и ничем себя не ограничивать! Правда, ведь, мент?
– У меня с такой больной мразью, как ты, слишком разные понятия о прекрасном, – майор еле сдерживал гнев, накипающий внутри.
– Ха! Думаешь, я не люблю людей? Да я их обожаю, всей душой! Но, к сожалению, ничего не могу поделать со своей пагубной страстью, – рыжий, весело ухмыляясь, виновато развел руками. – Мне гораздо интереснее слышать, когда человек орет от адской боли, чем когда рассказывает мне скучную историю из своей жизни, вставляя банальные шуточки.
– И сколько ты замучил и убил людей за свою поганую и никому не нужную жизнь?
– 178, – без запинки ответил Цербер. – Ровно 178 загубленных душ. Кого-то я убивал во имя дьявола, а кого-то просто так, для себя. В девяностых, кстати, по Москве и области часто находили расчленённые трупы, может, слышал? Так вот – это моя работа.
Цербер замолчал и снова начал прохаживаться по комнате. За всё прошедшее время рыжий не выпускал из рук нож и не поворачивался спиной к майору. У Алексея к чувству гнева прибавилось еще и ощущение гнетущей тревоги, поскольку рыжий был осторожен и всё это время не давал шанса Васильеву неожиданно напасть на него.
– И знаешь, что самое страшное, мент? – выражение лица Цербера в этот момент сделалось небывало серьезным и даже слегка растерянным. – Я их всех помню! Я помню каждого, кого убил и замучил за всю свою жизнь. Все их лица, все даты и обстоятельства убийства. Кровавые мальчики – это не выдумка! Многие из жертв теперь снятся мне в кошмарах. Поначалу это случалось редко, но с возрастом кошмары становились все страшнее и чаще. Но я все равно не могу остановиться! Понимаешь? Не могу!!! Ведь с самого начала жизни я был обречен заниматься только этим. Единственным занятием, которое способно принести мне настоящее счастье.
– А 13 сентября 1985 года ты помнишь? – внезапно резким тоном спросил майор.
Васильев теперь твердо решил услышать из уст этого чудовища ответ на свой самый главный вопрос, мучавший Алексея уже 20 лет.
Цербер вопросительно взглянул на майора.
– Ты ведь сказал, что помнишь всех своих жертв и все даты убийств. Вот и скажи мне тогда, кого ты убил в тот день в Битцевском парке?
Цербер с сосредоточенным взглядом вновь подошел к Васильеву. Он пялился на него своими страшными безумными глазами еще несколько секунд, а затем подозрительно спросил:
– Что это за странный огонек у тебя в глазах? С чего это вдруг тебя интересует именно эта дата?
– Отвечай, тварь! – не выдержав, заорал Васильев и в гневе едва не дернул раньше времени наручники.
– Ой, ой. Да ладно тебе, не кричи. Скажу я, раз тебе так интересно, – в шутливом тоне успокаивал Васильева Цербер. – Ну да, помню, вроде в тот день заприметил я в Битцевском лесу одну молодую красивую барышню. Вместе с одним сектантом я подкараулил и схватил её, уже готовый ночью отрезать её милый курносый носик, а она такая кричит, что маленький ребенок у неё. Мне-то было плевать, кого на куски резать, а гурману Аполлиону только девственниц подавай. Ну и тут я понял, что ошибся в выборе. С собой её забирать уже не было смысла, поэтому я просто прирезал её по-тихому и там же и оставил. Ну что, это ты хотел узнать?
Васильев, слушая ответ Цербера, чувствовал, как весь его мозг вдоль и поперек переполняет лютая ненависть и гнев вселенского масштаба. Каждая клетка его тела готова была вырваться и уничтожить этого больного, циничного и грязного рыжего ублюдка. Переломать ему все кости, изуродовать его лицо и тело, а затем бросить его, еще живого, на съедение собакам.
Майор от переполненной чаши гнева даже не смог ему ничего ответить, он просто молчал, выпучив глаза, подергиваясь и мысленно посылая ему всевозможные проклятья своим прожигающим насквозь взглядом.
– Стоп! – вдруг воскликнул Цербер и отошел назад, а затем широко улыбнулся и продолжил ироничным тоном: – А я и думаю, что эта баба тебя так заинтересовала? Да ты же её вылитая копия! Только сейчас понял, прикинь? Ох, бляха! Вот же я кретин!
– Ты труп, – сквозь зубы тихо произнес Васильев, стараясь окончательно не потерять над собой контроль и не вырваться из наручников раньше времени.
– Ну, прости меня, пожалуйста, – Цербер начал неумело и раздражающе изображать плач и раскаяние. – Это же мамочка твоя была, а я и не знал. Взял и прирезал её, как свинью. Вот же я негодяй какой. Ты простишь меня, мент? Ну, пожааалуйста! – после этого рыжий резко прекратил изображать плаксу и громко рассмеялся, видимо, очень высоко оценив свое скверное чувство юмора.
«Я убью его во что бы ты ни стало, – думал майор, пока Цербер хохотал. И пускай хоть наступит конец света! Но прежде чем это произойдет, я порву этот вонючий рыжий кусок дерьма в лоскуты! Расчленю его на молекулы и запущу в стратосферу!»
– Да ладно, легавый. Не переживай. Завтра ночью все равно всем конец настанет, и я сдохну вместе с остальными. Мне эти адские почести не нужны, я уже, честно говоря, так устал от всего. Кровавые мальчики добивают мою психику окончательно, сам видишь.
– Не обольщайся. Ты сдохнешь раньше, чем наступит завтрашняя ночь, – не отводя презрительного взгляда, мрачно ответил Васильев.
– Ну вот зачем ты так переполняешь себя гневом перед смертью? Я же пообещал, что ты умрешь быстро. Так думай о чем-нибудь хорошем. Это нам еще, судя по преданию, гореть в геенне огненной пять месяцев. А тебе нож в сердце и готово.
– Считаешь себя особенным, да? – уже спокойно и сосредоточенно заговорил майор. – Думаешь, ты уникальный и не такой, как все? На самом деле таких ограниченных тварей как ты – называют биомусором. Ты бесполезный и никому не нужный кусок говна, который возомнил себя богом. Ты слишком слаб и никчемен, что бы перебороть свою болезнь и жить нормально, делать что-то полезное для мира и окружающих. Ты – как опухоль на теле общества, которая жадно пожирает живые
и здоровые клетки. А как тебе, наверное, известно – опухоли следует немедленно удалять, пока они не распространилась на жизненно важные области организма.
Рыжий, внимательно выслушав майора, наигранно сделал серьёзное выражение лица, тихо захлопал в ладоши и надменно ответил:
– Неплохо, мент, неплохо. Знаешь, в чем-то ты, наверное, даже прав. Но по-своему. Говоришь, что я возомнил себя избранным? Что я – опухоль? А уж не себя ли ты ассоциируешь с тем хирургом, который удаляет подобные опухоли?
– Я готов им стать в любой момент, лишь бы в мире было как можно меньше таких никчемных тварей, как ты.
В этот момент на секретере у кровати громко завибрировал мобильный телефон Васильева, который Цербер до этого аккуратно туда положил. Рыжий маньяк, стоявший в двух шагах от прикованного майора, обернулся на звук и в своей безмятежной манере произнес:
– И кто это нам звонит, интересно? Не твой ли напарничек?
Цербер медленно направился к секретеру. Сейчас он шел строго спиной к Васильеву. «Это шанс! Сейчас или никогда!» – подумал Васильев.
Когда Цербер проходил ровно посередине комнаты, на безопасном расстоянии от Лены и самого майора, Алексей со всей силы резко дернул руками. Водопроводная труба сильно пошатнулась от мощного удара, а цепь наручников громко лязгнула.
Есть! Кольцо на правой руке разомкнулось, и Васильев резко вынул оттуда руку, вторая часть наручников при этом осталась висеть на левой руке. Теперь больше ничего не удерживало майора прикованным к батарее.
Далее всё происходило за считанные секунды. Цербер, услышав сзади громкий лязг наручников, резко остановился и начал поворачивать свое туловище обратно к майору. Васильев решил применить резкий и сильный удар ногой с короткого разбега.
Когда рыжий целиком повернулся и увидел несущегося на него майора, его лицо приняло растерянный вид.
Молниеносный удар ногой в исполнении майора угодил ровно в живот Цербера и отшвырнул его тело на кровать, которая была в метре от места удара. Лена, до сих пор сидевшая прикованной, от удивления и страха вновь округлила глаза и, не отрываясь, следила за дальнейшей схваткой.
Вопреки ожиданиям Васильева, Цербер при ударе не выронил свой нож и, упав спиной на кровать, продолжал крепко удерживать его в правой руке. Майор сразу после того, как Цербер повалился на кровать, подбежал и, словно молодожен в первую брачную ночь, набросился всем телом на него сверху.
Васильев, упав на рыжего, тут же схватился левой рукой с висящим наручником за его запястье, в котором он удерживал нож, направленный сейчас прямо к лицу майора, а второй вцепился ему в горло. Рыжий схватился второй рукой за запястье майора, которое сжимало его шею.
Цербер был весьма силен и уверенно сопротивлялся мощной хватке Алексея. Злобно скаля свои некрасивые зубы и напрягая лоб, он пытался достать своим ножом до лица Васильева, но майор держал его крепко и не давал приблизить волнистое лезвие к своему лицу.
Майор молниеносным движением опустил лоб и двинул им по носу рыжего, но хватка Цербера нисколько не ослабела. Васильев сделал еще серию из трех подобных ударов, но без толку. Рыжий словно не чувствовал боли.
Из его носа уже хлестала кровь, но он все равно уверенно тянул руку с ножом к лицу майора. От легкого недоумения Алексей на какой-то момент непроизвольно ослабил хватку. Цербер, воспользовавшись этим моментом, быстро убрал левую руку от запястья майора, которым Васильев удерживал его шею, и нанес резкий и сокрушительный удар прямо ему в челюсть.
На мгновение у Алексея помутнело в глазах, и он потерял силу хватки. Этого мгновения хватило Церберу, чтобы силой перевернуть майора на спину.
Теперь схватка продолжалась в обратном направлении: Васильев лежал спиной на кровати, а Цербер нависал над ним сверху, удерживая одной рукой за шею. Не теряя преимущества в борьбе, рыжий урод, у которого из носа уже вовсю хлестала кровь, вытаращил свои безумные страшные глаза и сделал высокий замах теперь уже свободной рукой, в которой был нож. Васильев, обнаружив это, резко выставил вперед руку, пытаясь перехватить предстоящий удар.
Цербер резко опустил нож, и лезвие попало прямо в бицепс только что вытянутой руки майора. Лена, увидев это, беспомощно завыла и умоляюще затрясла головой.
Ткань пальто немного смягчила удар и не дала лезвию ножа пройти руку Васильева насквозь, но удар всё равно был очень мощным. Алексей вскрикнул и на секунду закрыл глаза от пронзившей его левую руку острой и резкой боли.
«Нет, только не теряй контроль!» – тут же мысленно приказал себе майор. «Эта мразь убила маму! Ты не имеешь права на поражение! Не обращай внимания на боль!»
Цербер, увидев, как нож пронзил почти насквозь руку майора, продолжал второй рукой удерживать его шею. Он оскалил свою противную физиономию, предвкушая победу, и заговорил бешеным голосом:
– Ну что, ментяра? Хреновый из тебя хирург вышел! Теперь сдохнешь так же, как и твоя мамаша! Сама судьба намекает тебе об этом!
Цербер резко вынул нож из руки Васильева. Майор вновь вскрикнул от боли, но, не позволяя себе потерять контроль, сжал всю свою волю и сосредоточил разум только на чувстве самосохранения.
Когда рыжий сделал второй стремительный замах и слегка приподнял при этом нижнюю часть тела, Васильев, сконцентрировав всю доступную силу в правой ноге, осуществил мощный удар коленом в район паха Цербера, где уж точно любой мужчина почувствует боль.
Ожидания майора полностью оправдались. Рыжий слегка скрючился и сморщил лицо от пронзительной боли в промежности.
Не теряя удачного момента, Васильев резко вынул свою правую ногу из-под тела Цербера. Он согнул её пополам, прижав колено к лицу, и нанес мощнейший удар пяткой ботинка прямо в лицо рыжего изверга.
Цербер слетел с кровати и упал на спину рядом с дальней стеной комнаты , практически у самого дверного проёма.
Схватка была еще не закончена. Цербер обязательно очухается и снова пойдет в атаку. Левая рука майора из-за глубокой ножевой раны была теперь совершенно беспомощна, и преимущество было на стороне рыжего.
Васильев, когда Цербер приземлился у входа в комнату, мгновенно принял решение немедленно найти под кроватью свой пистолет, который он в самом начале пнул туда, и покончить с этим ублюдком, пока еще не поздно.
Майор, стараясь как можно сильнее притупить ощущение боли в руке, буквально сполз с кровати на пол, а затем тут же залез под неё головой и начал нащупывать здоровой правой рукой свой пистолет.
Цербер, покрутив головой, со злобным стоном поднялся на ноги.
– Ну всё, шиздец тебе, ментяра поганый! – с лютым гневом процедил Цербер.
Рыжий маньяк поднял вверх руку с ножом и тут же устремился обратно к майору, который копошился под кроватью.
Васильев, тяжело вздыхая и превозмогая боль в руке, наконец нащупал пальцами сталь затерянного под кроватью пистолета и потянул к себе.
Рыжий со злобным и отчаянным криком набросился на нижнюю часть тела майора и взмахнул ножом, готовый проткнуть его живот. В этот момент из-под кровати резко вынырнула правая рука Васильева, в которой был пистолет.
Оглушительно прозвучали три выстрела подряд.
Церберу не хватило доли секунды, чтобы опустить нож на майора. Все три пули попали ему в район груди и сердца. Рыжий, сраженный выстрелами, замер в одном положении, со вскинутым в руке ножом. Его бешеный взгляд и злобный оскал несколько секунд не сползали с его мерзкой физиономии. Затем Цербер запрокинул глаза, из руки выпал нож, и маньяк медленно свалился на бок.
Васильев от напряжения тяжело дышал с открытым ртом и, целиком вынырнув из-под кровати, продолжал тревожно направлять пистолет на уже лежащее без движения тело рыжего подонка.
Хоть пули и попали маньяку в район сердца, но Алексей, повидав за последнее время немало мистики, решил проверить пульс и сердцебиение Цербера и убедиться, что он больше не представляет угрозы.
Признаки жизни в рыжем, к счастью, напрочь отсутствовали. Он был мертв. «Слишком легко отделался» – мимолетно подумал майор.
Примотанная к стулу Лена продолжала жалобно выть. Майор тут же схватил валяющийся на полу ритуальный нож Цербера, поднялся на ноги и быстро заковылял на помощь к супруге.
Подойдя к ней, он успокаивающе произнес:
– Сейчас, сейчас, моя хорошая…
Он, как смог, схватил раненной рукой изоленту, а другой начал неуклюже резать её волнистым ножом Цербера. Ткань пальто в районе бицепса левой руки уже начала пропитываться кровью. Майор почувствовал в том месте помимо боли ощущение влаги.
Разрезание изоленты далось майору непросто, но, в конце концов, он справился. Руки и тело Лены начали свободно двигаться. Затем Васильев аккуратно отодрал кусок изоленты, закрывавший рот жены, и выбросил его в сторону. Как только ротовая полость стала свободной, Лена тут же начала громко и часто дышать.
Майор начал стремительно зацеловывать её лицо. Затем прижал её к своей груди и начал нежно поглаживать, при этом ласково успокаивая:
– Лена, Леночка, всё позади. Я с тобой. Всё хорошо…
Лена уткнулась носом в грудь майора и крепко обняла его в ответ, при этом громко всхлипывая.
– Прости меня, пожалуйста, – продолжал лепетать майор. – Это я во всем виноват, прости, пожалуйста, золотце. Я больше никогда не дам тебя в обиду. Всё позади, всё хорошо…