— Ну, ты, тут что ли Защитник? — просипел он. — Что-то непохож, даром что здоровый.
— Да и одет, как простой мужик. Защитники так не ходят, — добавил худой, — и медальона на шее нет.
— Да у тебя и оружия нет, — криво усмехнулся тот, что с мечом.
— У тебя одолжу, — ухмыльнулся в ответ Каррон и добавил: — И то, чтобы руки не пачкать.
В его голосе прозвучало явное пренебрежение.
— Попробуй!
Толстяк заревел и неуклюже бросился вперёд.
Никто из бандитов не понял, как все произошло. Вот жирдяй оказывается возле Защитника, а мгновением позже уже барахтается посреди заводи, пыхтя и надувая красные, побитые оспой щёки. Анасташа тоже не поняла. Главарь выхватил из ножен меч и шагнул Каррону навстречу, толкнув её в руки молчуна, как про себя окрестила она четвёртого. За всё время он и слова не вымолвил, только сверлил нехорошим взглядом, от которого было совсем не по себе. Тот тут же крепко обхватил её талию.
Никогда раньше Ташка не видела, чтобы дрались вот так. Худющий и главарь с двух сторон набросились на Защитника. Каррон отбил трофейной дубинкой первый удар меча, тут же увернулся от кинжала, метившего в бок. Перехватив запястье, резко повернул. Кинжал упал на землю. Продолжая движение, толкнул худющего на главаря, сделав стремительный шаг следом. Отбил неуклюжий удар в сторону и пнул худющего в грудь, отчего оба бандита разом повалились на землю. Не медля, Каррон ногой выбил меч из рук главаря и огрел его дубинкой. Тот обмяк. Защитник обернулся. Толстяк принял мудрое решение и уже выбирался на берег с противоположной стороны, то и дело оглядываясь. Молчун, ухмыляясь беззубым ртом, отступил к тропе, приставив к горлу Анасташи клинок.
— Брось нож. Пусти девчонку!
Каррон шагнул вперёд. Бандит, невнятно замычав, мотнул головой. Анасташа тихо ахнула, когда лезвие оцарапало кожу.
— Брось нож, сказал! — повторил Защитник, но вдруг что-то усмотрел в пустых водянистых глазах.
Ташка зажмурилась от страха, и вдруг почувствовала, как разбойник обмяк. Его рука разжалась, и нож вывалился на землю. Вторая бессильно сползла с её талии, судорожно пытаясь уцепиться, скользнула по бедру, больно дёрнув волосы, и, наконец, замерла, продолжая держаться за щиколотку. Брезгливо выдернув ногу, Анасташа отскочила в сторону. Обернувшись, остолбенела, прижав руки ко рту и глядя на труп, из глазницы которого торчал кинжал.
Каррон вмиг оказался рядом. Повернул ее к себе, спасая от страшного зрелища. Обхватил лицо руками, с тревогой заглянул в синие глаза. На белой коже протянулась красная нитка длинной царапины — от горла к правому плечу. Защитник тронул кончиками пальцев выступившие бисеринки крови и, сглотнув, спросил неожиданно хриплым голосом:
— Говоришь, самый лучший?
Не дожидаясь ответа, крепко прижал к себе, и Анасташа позабыла о пережитом. О том, что стоит здесь совершенно голая, да ещё и в мужских объятьях. Так хорошо и спокойно ей стало, так бы всю жизнь провести…
Но все когда-нибудь кончается. С заметным усилием Каррон выпустил её из рук. Отвёл чуть в сторону от убитого разбойника, нырнул в кусты и тут же вернулся с её рубахой в руках. Проходя мимо очухавшегося было главаря, вырубил того коротким движением, всё это время глядя прямо в глаза Анасташе:
— Вот надень.
Протянув рубаху, отвернулся. Ташка не пошевелилась. Так и стояла, зажав ткань в кулаке. По лицу не переставая струились слёзы. Ей не хотелось верить, что чудо так быстро кончилось. Насколько были отвратительны прикосновения разбойников, настолько волшебными показались ей объятья любимого. Сейчас они вернутся в деревню, и всё пойдёт по-прежнему. Уж лучше с обрыва!
Каррон, испустив горестный вздох, подошёл забрал из рук рубаху и сам натянул на неё, завязал пояс. Нагнулся, оправляя подол. Анасташа же, только пуще плакала от этой заботы.
— Вот что мне с тобой делать?
В этот момент появились хмурые деревенские. Сперва мужики — у Ташки мелькнула мысль: «Небось за кустами выждали, пока я оденусь». Следом поспевали и девки, да кое-кто из баб — вести быстро разлетаются.
Один из подошедших пнул зашевелившегося худющего в бок.
— Эти что ли хулиганят?
Каррон кивнул:
— Вяжите.
Аглая и другие девчата, наконец, подбежали, окружили Анасташу, оттеснив в сторону Каррона. А тот, будто позабыв о ней, занялся разбойниками.
— Ташка, ты уж прости меня! — скороговоркой залопотала Аглая. — Я не ведала про этих душегубов, а то ни за что рубаху бы прятать не стала.
Другие тоже задавали вопросы наперебой, кто-то пытался её ощупать. Анасташа молча кивнула Аглае, вывернулась из рук и поспешила к дому. У околицы увидела родителей. Навстречу, причитая, бежала перепуганная мать. Следом, стараясь держать себя в руках, топал взволнованный отец. Тревожно всматриваясь дочери в лицо, Огин призывал богов и грозил обидчикам всеми карами. Желана суетилась, во что-то укутывая, ощупывала. Анасташа не выдержав, вырвалась. Пробежав несколько шагов, обернулась и рявкнула:
— Одна хочу побыть!
— Куда? А ну стой! — преградила путь мужу Желана.
— Отойди, дочку спрошу!
— Спросит он. Спросит он! Вот я ужо тебе так спрошу!
Она сунула маленький кулачок мужу под нос. Огин строго посмотрел на жену, но, как обычно, не выдержав её твёрдого взгляда, махнул рукой.
Дома Анасташа заскочила в хлев. Здесь привычно пахло навозом и свежим сеном. Фыркнула и качнула головой Бурёнка, приветственно заблеяли козы. Из яслей, мурлыча, выпрыгнула полосатая кошка. Выгибая спинку, потёрлась об ногу. Ташка подняла её на руки, чмокнув прямо в мокрый нос, обняла тёплое тельце, невзирая на протесты, и свернулась калачикам на сене. Горючие слёзы хлынули из глаз. Мурка высвободилась из ослабших вдруг рук, но не ушла, уселась рядом, стала шершавым язычком вылизывать мокрую щёку.
Наплакавшись, Анасташа незаметно задремала. Потому и не знала, как прошёл суд. Не знала, что хотели жители разбойников тех повесить, да отпустил их Каррон. Заставив предварительно похоронить мёртвого подельника. Да пригрозил, чтобы и духу их не было поблизости. А если ещё раз увидит — пускай на себя пеняют. Жителям же сказал: каждый имеет право на жизнь.
Скрипнула дверь.
Ташка подняла голову.
Вошла Желана с краюхой тёплого хлеба, завёрнутого в чистую тряпицу, молча опустилась рядом. Анасташа взяла хлеб из рук матери. Аппетитный запах перебил все остальные, и в животе заурчало. Ташка, откусив маленький кусочек, принялась медленно жевать.
— Тася, дочка, — мягко начала Желана, — знай, коли обидели тебя изуверы…
— Мам, они меня не тронули. Каррон подоспел вовремя.
Она украдкой поправила ворот, чтобы мать не заметила оставленную ножом на шее царапину.
— Ох, дочка!
Желана порывисто обняла Анасташу. Затем отстранилась и внимательно осмотрела.
— Так чего же ты тогда тут ревела?
Ташка вновь хлюпнула носом, Желана сжала губы, снова подумав худое.
— Не могу я без Каррона, мама! — наконец выпалила она то, что душило, не давая покоя. Слёзы хлынули ручьем. — С того самого дня только про него и думаю. Я тогда так испугалась, а он-то такой хороши-и-ий! Кабы о том сразу знать…
Желана обняла дочь и тихо рассмеялась.
— Ох, дочка! Ох, Ташка! Мы же как думали? Принесёт Защитник клятву, и от сватов отбоя не будет, да и нам почёт. А ты, оказывается, вздумала влюбиться. Он же — Защитник! Ты даже жить в одном доме с ним не сможешь. Да как же нам теперь быть-то?
— И пусть! Все равно больше никто мне не мил!
— Замуж тебе пора. Давай сосватаем тебя поближе к городу, а то и в сам Птичий Терем? Ты же красавица. Найдём в пригороде хорошего жениха. Может даже купца какого, а? Будешь в повозке кататься, платья красивые носить. А что любовь? Стерпится — слюбится, — завела Желана прежний разговор.
Анасташа подскочила.
— Не смейте! Лучше с обрыва!
— Дочка-дочка, ну что ты такое говоришь?
Ташка перестала плакать и насупилась. В голове созрело решение.
— Я вечером к нему пойду.
Желана ахнула, прикрыв руками рот:
— Ташка! Ты это что удумала? Позор-то какой!
— А когда вы меня сами отвели, это называлось честью великою, — парировала дочь, — в чём разница? Он ведь так и не поклялся. Сама говоришь, что уже и слухи пошли.
Желана хлопнула глазами, наверное, впервые в жизни не найдя, что ответить.
— Ташка, да пойми, Каррон не обычный Защитник. Большинство живут, как трутни в улье. Деревня их кормит, поит, одевает и развлекает. Вон в Красном Яру — всех девок Защитнику приводят. Ни одной не пропускает, и куда только их Орден смотрит? А поди ж ты с ним поспорь? Покалечил так одного молодца, который решил за невесту вступиться. А наш Защитник, как отец родной. Даром что клятву не принёс. Третий год горя не знаем, уже и кланяться в пояс отвыкли. Каррон и на покос, и в жатву, и починить, и смастерить горазд. Ни одного мужика не обидел, ни одну девку пальцем не тронул, а они-то и сами не прочь — выбирай любую! Так на гулянках по вечерам вокруг и вьются — тебе ли не знать? А он пошутит, позубоскалит, да и на том делу конец. А может у него вовсе недуг какой? Или обет?
— Вот и поговорю. Поблагодарю за спасение. Прощения испрошу за то, как тогда поступила. Негоже было Защитника встречать так нерадушно.
6.
Защитник Каррон, сидя за столом, изучал один из старых Орденских учебников. Прохладный ветерок шевелил занавески, заставляя тени плясать на пожелтевших страницах, освещенных неверным огоньком масляной лампы. Чтение давалось нелегко. Древние руны способны открыть великое знание, тому, кто сможет их осилить…
На дворе заворчал было, но тут же умолк Волчок. Тихонько стукнула ставня. Защитник поднял голову прислушиваясь. Стук повторился. Отложив книгу, Каррон вышел на крыльцо.
От стены тут же отделилась тень, на крыльцо взбежала Анасташа.
— Таша, что случилось?
— Каррон Защитник, может, войдём внутрь? — едва слышно шепнула девушка и боязливо огляделась. — Негоже ночью на улице объясняться.
— Входи.
Каррон подвинулся, пропуская её внутрь.
В сенях пахло кожей, травами и ещё чем-то терпким, но приятным. Дверь была открыта, и девушка вошла в горницу. С тех пор как она тут побывала, мало что изменилось. Защитник не стремился к излишествам и не обзавёлся никакими богатствами, разве что у стола красовался резной стул — любил Каррон дать рукам занятие. Пытаясь унять бьющееся птицей в клетке сердце, Анасташа собрала всю волю в кулак и повернулась:
— Поблагодарить тебя пришла, Каррон Защитник.
Она отвесила поклон в пояс, и длинная коса подмела пол.
— Дозволь исправить давнюю ошибку, — голос девушки едва заметно дрогнул. Каррон удивлённо приподнял брови, та же, не останавливаясь, продолжила уже совсем неожиданно:
— От имени жителей подвластных тебе земель приветствую тебя, Защитник. Поклянись хранить и защищать нас на совесть, а не ради славы, и боги приумножат твои силы. Я, избранная дева, явилась, чтобы скрепить клятву.
Анасташа сбросила большой цветастый платок, в который всё это время куталась, и осталась в одной исподней рубахе, затейливо расшитой по подолу, обшлагам и вороту девичьим узором. Замерла, ожидая ответа.
Каррон так и остался стоять с открытым ртом. Слова ритуального приветствия! Не может быть, он услышал собственными ушами то, о чём лишь читал в учебниках по истории. Не говоря о том, что сам ритуал давно устарел и был признан необязательным ещё добрую сотню лет назад. Да и в те времена большинство этих девушек от страха не могла вспомнить своё имя, не то что произнести без запинки ритуальную фразу. Конечно! Кто бы позаботился оповестить об этом все деревни приграничья? Защитник перевёл взгляд на Анасташу. Та, затаив дыхание, ждала. По влажному блеску в глазах было заметно, как решимость по капле покидает её.
— Кхм, Анасташа… Может, не стоит? То, что сегодня случилось, потрясло тебя и…
— Дурак!
Девушка, всхлипнув, бросилась к двери. Каррон опередил. Заключил в объятья. Осторожно приподнял лицо и вытер слёзы. Глядя в бездонные, синие как летняя ночь глаза, отметил, как в их влаге отразилось пламя его собственных. Удивившись, почувствовал, как внутри ласковым котёнком заворочалась сила, и вдруг осознал, что это правильно, что так и надо. Коснувшись мягких податливых губ своими, едва смог прошептать ритуальный ответ, прежде чем жадно впиться долгим поцелуем:
— Клянусь быть Защитником сего места до самой смерти!
7.
Каррон выглянул в окно из-за занавески и усмехнулся.
На площади перед домом, прямо под старым раскидистым дубом в три обхвата, собрались жители во главе со старостой Опорафием. Неподалеку обнаружились и Огин с Желаной.
— Все в сборе.
Усмехнувшись, Защитник, повернувшись к Анасташе.
— Ох! Это все мама! Она обо всем знала. Что же теперь делать?
Соболиные брови сошлись к переносице, щёки заалели. Девушка схватила волчью шкуру и натянула до самых глаз.
— Раз уж ты решила сделать все правильно, то так и закончим.
Каррон подошёл, и Анасташа сама к нему потянулась, не желая прерывать сказку. Глаза Защитника затуманились, и в глубине блеснул огонь силы:
— Ох, что же ты со мной делаешь, Таша!
Через час дверь дома Защитника все-таки отворилась. Каррон вывел Анасташу за руку на крыльцо.
— Жители деревни! Я Каррон Защитник, поклялся на крови этой девы защищать сию землю до самой смерти.
Толпа возликовала, а сама Ташка залилась краской.
— Ну все, таперича можно не пужаться проклятия, — проскрипела бабка Гынна, пихнув подругу острым локтем в бок. — Теперь все как положено-ть.
— Ога, а то третий год, яко грешники, — откликнулась глуховатая Матана.
— Ыть, сплетницы! Все бы вам лясы-то точить, пока молоко не прокиснет, — встрял в разговор дед Вирен. — У, ведьмы!
— Иди ужо!
Замахнулась на него клюкой хромая Гынна.
8.
Чередой пролетели сырая осень, снежная зима и наступила звонкая весна. Весело журча ручьями, она растопила сугробы и унесла зимнюю тоску. Пробудились ото сна деревья, вернулись перелётные птицы, набухли почки — наступило преддверие лета.
Анасташа, тяжело переваливаясь, вышла на крыльцо и вдохнула полной грудью чистый прохладный воздух. Одной рукой придерживаясь за поясницу, а другой за резные перила осторожно спустилась, опасаясь поскользнуться на влажных ступенях. Доковыляла до лавки и грузно присела. Рядом тут же вспрыгнула Мурка и, прищурив изумрудные глаза, подлезла головой под руку. Круглый животик делал кошку похожей на сказочного колобка — она тоже была на сносях. Некоторое время они так и сидели, нежась на весеннем, вовсю пригревающем солнышке.
Внезапно нутро скрутило болью.
— Мама! — вскрикнула Анасташа, вскочив и испуганно округлив глаза. — Мама-а-а!
9.
Каррон, как мог, готовил Анасташу к расставанию с ребёнком. Его сердце то и дело сжимала безотчётная тоска, но он с самого начала был к этому готов. Он — Защитник, и сам вырос в Ордене. Момент настал. Молодой отец, необычайно бледный, наблюдал, как его любимая крепит материнское сердце, с трудом сдерживаясь. Анасташа стояла с высоко поднятой головой, не опуская взора. Даром что глаза блестели от непролитых слёз, а ногти впивались в ладони — боль отрезвляла, придавая сил вести себя достойно. Не опозориться и не опозорить.
Открылась дверь, и проём на миг заслонила высокая фигура. Настоятель Махаррон шагнул внутрь, его скрипучий голос произнёс:
— Великая честь этому дому! Здесь был рождён новый Защитник. Хвала и почёт женщине, чьё чрево взрастило его, — он степенно поклонился в знак уважения. Приняв ответный поклон, осмотрелся и прошёл прямо к обвешанной оберегами колыбели. Осторожно вынул голенького розовопопого карапуза. Заглянул в мутноватые, подёрнутые младенческой поволокой, глаза.
— Нарекаю сие дитя именем Нааррон. Пусть сердце его впредь останется чистым, как и в миг рождения!