— Мы куда? — спросил Щепка, когда они отошли от шлюпочного пирса.
— Здесь без денег делать нечего, надо для начала наше серебро в наличные превратить, а там посмотрим, — ответил Егор.
Тяжко было советским морякам идти по индонезийской земле. Хорошо хоть сытые были, а то бы от запахов лепешек, копченой рыбы и лапши с пряностями и всякими морепродуктами с ума бы сошли. Торговцы с фруктами за одежду хватали, прямо в лица тыча бананами и кокосами.
— И ведь никто никогда не поверит, что мы такое изобилие видели, — вздохнул Петров.
— Да, те, кто НЭПа не застал, не поймут. Только нам и рассказывать некому, если только особисту нашему, если служить надоело. Ладно, если просто спишут, а то и посадят лет на десять за излишнее любопытство, — усмехнулся Щепка.
Молчун только головой кивнул утвердительно.
Тут им по пути местный патруль попался. Сержант с пистолетом в сандалиях, три солдатика с винтовками босиком. Егор ему пару вопросов задал, тот начал руками размахивать, только старшина ему просто пальцем вперед ткнул — не объясняй дорогу, веди. И для убедительности монетку серебряную дал. Так всей компанией минуты через три до каменного домика на краю рынка и добрались. Советские моряки внутрь зашли, а армейцы снаружи остались.
Сразу на вытертый до блеска массивный деревянный стол выложили рюкзаки с серебром. Древний азиат даже не пошевелился, но две гибкие девицы сразу стали взвешивать металл на весах. Еще одна появилась из сумрака в глубине дома и поклонившись, указала рукой внутрь.
— Пойдем. Обсчитают нас наверняка, но не обворуют точно.
Старик даже закрытые глаза приоткрыл.
— Давно русской речи не слышал. Чай, кофе, чего-нибудь покрепче, гости дорогие? — предложил он на чистом русском.
— Чай и фрукты, — согласился главстаршина. — Только мы во времени ограничены. Побыстрее бы.
— Быстро хорошо не бывает. Поспешишь — людей насмешишь, — ответил поговорками старичок божий одуванчик. — Какими судьбами здесь?
— Снова на дальних просторах реет Андреевский флаг, — ответил неожиданно Щепка.
Тут еще одна девушка с чашками и чайником появилась, пара слуг корзинки с фруктами притащили.
— Угощайтесь с дороги, гость в дом — бог в дом. Какими деньгами предпочитаете получить? — перешел к деловой части беседы старец.
— А какими можно и чем они друг от друга отличаются? — заинтересовался Петров, не изживший еще юношеского любопытства к жизни.
— Можно любыми, кроме ваших рублей и монгольских тугриков. Нет их у меня и никому они здесь не нужны. Но понадобятся — достану. Можно британскими фунтами и американскими долларами. Можно французскими франками, особенно если идёте в Вьетнам. Можно гульденами или новыми кредитками независимой Индонезии. Сами выбирайте.
— У нас триста двадцать матросов, старшин и морских пехотинцев и одиннадцать офицеров. Всем надо на берег. Ну, так на вскидку, чтобы на все хватило. Вечером здесь танцы, драки и рамсы — список удовольствий местной полосы, — пояснил ситуацию меняле главстаршина.
— Двое суток у вас, чтобы погулять перед боем, — сказал старичок, кивая. — Понял, не обижу. Хватит и на виски и на девушек и на свежих осьминогов. Фрукты и выпивку я вам сразу на борт отправлю, в подарок, все равно их прятать глупо, а пираты, что не сожрут, то спалят.
— С этого места поподробнее, пожалуйста, — напрягся Егорушка.
— Голландцы с острова ушли, армия независимой Индонезии еще не пришла. У пиратов разведка хорошо работает, не хуже, чем у торговцев, значит — скоро они будут здесь. Сейчас ваше серебро моим станет, сразу в тайник спрячу, да и пойдем в горы скрываться. Потому что, если к японцам попадешь — все им расскажешь, даже то, что и забыл давно… — вздохнул старичок. — Уехать бы вообще с острова, да все суда ушли, британцы даже госпиталь до конца не эвакуировали, а успеет за ними транспорт вернуться или нет, кто ж его знает.
— Каким еще японцам? — уточнил главстаршина.
— Так не все капитулировали, некоторые все еще воюют за империю и императора. Десять лет уже довоевывают, сейчас остров захватят, оснуют себе новую империю и начнут всех соседей покорять. Все, как всегда. Чингиз-хан с меньшего начинал, да и Александр Македонский для начала просто Афины захватил. Так что пару лодок с едой я вам сразу дам, не жалко, все равно пропадут.
В это время самая молоденькая девушка покачнулась неловко и облила чаем Петрова. Всплеснув руками, утащила его за циновки.
— Вы не ждите пока вас намочат, идите внутрь сами. Видите, дедушка хочет о чем-то серьезном поговорить. Правда, у нас тайн друг от друга нет. Ну, почти нет. Да и те из прошлого. А сейчас все в одном кубрике живем, какие тут тайны.
Щепка и Сидоров встали и удалились, а Молчун только ноги подогнул, сел как бы свободнее, но руки с пулемета не убрал, и в перекате, даже с простреленной головой, дедка бы очередью достал. Непременно.
— У японцев своих четыре тысячи стволов, да еще обычные пираты примкнут. Флагман у них немецкий вспомогательный крейсер, бывшее французское «авизо» с двумя сто двадцати миллиметровыми орудиями. Остров не удержать. Вывезите нас. Не пожалеете.
Высказался старичок, а у Егорки пусть после этого голова болит и сердце рвется.
— Что скажешь, Молчун? — спросил главстаршина.
— А я тут причем? — изумился тот. — Есть капитан.
— А у капитана замполит и особист и все офицеры стукачи, и если он без приказа левое ухо правой рукой почешет — то завтра на него два десятка доносов во все инстанции уйдет. Ты за себя говори.
— Людей надо спасать, нас сюда для того и посылали.
В это время громыхнуло на улице.
— Или полицейский участок, или военная комендатура. Казармы дальше, за городом, не там, сказал дедушка.
— Эй, братва лихая! Деда слушайтесь, как меня! Оставайтесь здесь, мы на разведку!
И выскочили оба-двое на улицу. Где рвануло, видно было — дым столбом на фоне заката.
— Ходу, Молчун. Снова мы на войне.
— Не снова, а опять…
Пока добежали, совсем уже стемнело. Местные армейцы с ними примчались, вместе веселее. Говорить было особо не о чем, все воевали, понятно, если командный состав уничтожают, значит до десанта считаные часы остались. На развалинах дома пожарные суетились, но было ясно, без толку все это. Не выжил в доме никто. Подлетела еще одна легковушка, из которой выскочил человек с безумными глазами в форме советского подполковника.
— Кто такие?! Ваши документы! — сразу орать начал.
— Сейчас на судно сбегаем, принесем, — тихо сказал главстаршина упорно глядя за спину офицера.
И когда тот развернулся, врезал ему Егор со всей своей флотской боевой ненавистью к сухопутным штабным крысам прямо в затылок.
— Да ты же его убил, — оценил удар Молчун.
— Таких тварей так просто не убьёшь, не надейся. Закидывай его в машину, очнется — глуши.
Сел главстаршина на место водителя, махнул рукой армейцам, залезайте, и поехали они все медленно обратно на рынок.
— У нас здесь заправка намечалась, горючего на сотню миль осталось, — сообщил он дедушке меняле когда приехали. — Выбирайте пункт назначения исходя из этих обстоятельств.
— Есть хороший островок в семидесяти милях, заправку на обратный переход гарантирую, — твердо сказал старичок.
В это время Щепка нарисовался с рожей довольной до невозможности, как у кота обожравшегося сметаной. Егор с Молчуном только завистливо вздохнули. Кто-то людей по голове бьет, а кто-то развратничает…
— Грузимся! Аврал!
И началось. У дедушки работников было человек двадцать. Да еще столько же армейцев. Подполковника первым же рейсом отвезли на корабль и запихнули в госпитальный отсек, благо все три койки были пустые. Туда же впихнули и пять девчонок. Кубрик Егора и его друзей до потолка забили ящиками, ящичками и шкатулками. Продуктовую кладовку забили мешками. Бананы и апельсины валялись по всему кораблю связками и коробками. Все уже успели стрескать по паре-тройке заморских плодов прямо с кожурой, прежде чем старшина начал всем объяснять, как их чистить.
— У нас приказ. Дойти до указанного острова и дождаться там танкера-заправщика и дальнейших указаний. Попутно эвакуируем группу индонезийских товарищей с грузом и нашего раненого офицера из группы военного советника. Утром выходим.
В отсутствие капитана командование принял на себя первый помощник.
— Ты что творишь? — оглядевшись по сторонам прошипел Молчун. — Это же трибунал! Расстреляют или в лагере сгноят…
— Нам предложат смерть на выбор, — ответил ему строчкой из его же песни Егор. — Ты же не собираешься жить вечно? А умирать всегда легче с чувством исполненного долга. Я знаю.
Сидоров нарисовался.
— Особист рядом с раненым сидит, девчонки его чаем поят. Он все что они говорят, в блокноте русскими буквами записывает. И за подполковником тоже, когда тот бредить начинает… — доложил он.
— Следи за ним, как он в гальюн выскочит после чая, мне махнешь, я их предупрежу чтобы лишнего не болтали, — озаботился Егор.
— Да я им уже сказал, что это за личность и предупредил, чтобы знание русского не выдавали, — уточнил Сидоров. — Настенька такая умная девушка, да и дед ей про чекистов рассказывал много.
Главстаршина только и мог, что глазками похлопать от удивления. С Молчуном за компанию. А за маленьким островом справа по борту раздался артиллерийский выстрел явно неслабого калибра.
— Боевая тревога!
Ну, из-за острова на стрежень…
Понеслись родные, машина — полный вперед! В быстрый кораблик труднее попасть. Слетела с Егорушки вся цивилизованность, в бога-то он никогда не верил, повода для этого не видел, просто привычно ритуалы выполнял, такие же странные, как уплата партийных взносов и посещение собраний. Выдернул из воротника иглу, проколол себе палец. Капнул кровью на ствол своего зенитного автомата. Одна сталь, одна кровь. Не подведем друг друга.
Вырвался эсминец на оперативный простор.
Все море в джонках. Британский крейсер, старый знакомый, завалился на правый борт, уже не боец, да и добьют его сейчас, или флагман пиратов своим главным калибром, или торпедный катер, что заходит на боевой курс, торпедой шарахнет. Миля до них, для зенитки не расстояние.
И отрыл старшина огонь. Прямо под ним лежало 19 000 патронов, и экономить их он никакого желания не испытывал. Очередь на двадцать патронов, пауза. Двести двадцать выстрелов в минуту из одного ствола, а у него спарка, получите и распишитесь, спасибо не надо, спасибо в стакан не нальешь, держите, твари.
Превратился торпедный катер в клубок огня на зеленой глади моря. Содрогнулся эсминец от близкого разрыва вражеского снаряда. Сбита антенная мачта, пламя бушует на нем, борется стойко команда с морем, огнем и врагом. Ну, для флагмана на эсминце главный калибр припасен, а для зениток все катера и джонки подходящие цели. Вот все и стреляют снарядов не жалея. Вот так надо флот применять — вовремя и грамотно. Один эсминец — один сорванный десант. Забыли все про британцев, а они себя не списали со счета, развернулись не торопясь, подплыли к островку, сели на мель, крен на борт убрали и залпом из кормовой башни в бой вступили. Все, отплавались самураи. Только обломки по проливу, да мазутные пятна.
Крейсер флаг поднял: «В помощи не нуждаюсь». Гордые островитяне. Ну и эсминец на экономичном режиме к острову пошел. Вот и повоевали.
Через два часа к пирсу встали, ремонтники в трюм полезли, разгрузились, взвод морской пехоты на складах с грузом засел, а меняла прислал на борт две корзинки денег.
— Командировочные и боевые выплаты от местного обкома партии, товарищ капитан! — доложил главстаршина. — Согласно списочного состава на всех.
К вечеру танкер пришел под панамским флагом, заправились полностью. А указаний от командования не было. Старший по званию лежал в госпитале, контузия. Антенна сбита, да и далеко до Родины. Не британцев же просить со штабом ВМФ СССР связаться?
На третий день жизнь вошла в обычную колею. Утренний подъем флага, свободная вахта уходит в увольнительную, остальные службу несут. Денег у всех полные карманы, продукты свежие каждый день на борт три раза привозят, британцы бешено завидуют, и пытаются узнать, где можно в коммунисты записаться…
Через неделю в порт зашел индонезийский сторожевик. С его помощью достучались до советского консульства на Яве. Сообщили о потерях, два человека, доложили о выполнении задачи, потери связи в ходе боя и о текущей обстановке. Консульство отключилось даже без подтверждения о приеме данных. Суки партийные. Ревизионисты. Сталина на них нет. Мало их сволочей стреляли. Надо было их всех под ноль зачистить.
Бывший первый помощник, ныне капитан, почернел от дум тяжких. Все так хорошо, что или погоны сорвут или голову оторвут. Делать-то что?
Боятся люди всего. Ответственности и безответственности. Последствий своих решений. Проблемы выбора меньшего зла. Зашел капитан к замполиту.
— Назначай партсобрание на завтра. Раньше все равно всех не соберешь.
Егор у Щепки в доме сидел, когда Сидоров с Петровым к ним с новостью прибежали.
— Все, кончилась жизнь.
— Дед в центре острова базу сделал, туда уйдем — не достанут, — сказал Молчун. — Морской пехоте с СССР не по пути, разошлись наши дорожки. Здесь мы уважаемые люди, защитники. Сразу дома дают, семью хоть завтра заводи. А там? Голь перекатная, ни кола, ни двора. Перекати-поле…
— Знакомая история, — усмехнулся Егор, — в 1815 из Парижа половина солдат не вернулась, во Франции остались. Но действовать будем иначе….
За полчаса до собрания главстаршина постучался в капитанскую дверь.
— Есть два варианта постановления местного обкома индонезийской коммунистической партии. По первому мы все остаемся на корабле и становимся флагманом флота острова. По второму — оставляем им наших добровольцев для создания интербригады и груз. У нас там две тысячи автоматов и патроны. Посмотрели при перегрузке. Все равно для них предназначен. Вот расписка о получении в трех экземплярах. Перевод я написал, они заверили.
Посмотрел на капитана, достал плоскую фляжку. Тот тремя глотками её уполовинил. Эх! Достал «Вальтер» офицерский, протянул капитану.
— Кобуру никогда быстро не расстегнешь, а если кинутся, каждая секунда на счету будет.
— Я думал, что делать, если ты кинешься, — вздохнул капитан.
— Так может останемся?
— Страшно. Дома тоже страшно, но там страх привычный, знакомый. А тут неизвестность….
На собрании все дружно руки поднимали. Все были «За». Как всегда — единогласно. Из экипажа четверо всего рискнули в добровольцы записаться. Петров, Сидоров и еще двое, что тоже местных девчонок себе на берегу завели.
В пришвартованной к борту джонке, куда перебрались комсомольцы-добровольцы был и дед. Патриарх азиатский.
— Оставайся. Большим человеком будешь. Я не вечен, все тебе останется, за всеми присмотришь.
— Я уже был большим человеком. Старшим дознавателем конгрегации Святой веры. Инквизитором. В тридцать девятом меня война в Польше застала, там тоже было два варианта — или через всю Европу в Португалию уходить или в СССР попробовать затеряться. Но гестапо обо мне знало, а НКВД нет. Я тогда свой выбор сделал, правильно, неправильно — не знаю. Но жалко мне этих людей, не могу я их сейчас всех бросить. Слушай, я никак не могу тебя определить. Ты ни китаец, ни японец, ни малаец, русский знаешь. Ты кто, человек-загадка?
— Такой умный, а татарина с КВЖД не узнал…. Когда советские войска границу Манчжурии перешли, мы с семьей уже на Тайване были. Потом сюда переехали. Здесь тоже хорошо не будет. Или коммунисты Сукарно задавят, или он их перережет. Соскучишься, ищи нас в Сингапуре. Мы после сезона дождей туда все уедем. Насовсем. Хватит быть перекати-полем.
Обнялись они на прощание, главстаршина на эсминец вернулся, а джонка от борта отвалила.
И эсминец сразу гавань оставил взяв курс на родной Владивосток, потому что еще один заход в иностранный порт мог оставить корабль без половины экипажа, это все понимали…