— А нешто не сладость: гляди, как озлилась! Животное, тварь, а злится, будто понимает!
— А кабы тебя так «ширнуть»!
— Попробуй! Угодишь за это, братец, как по закону следует…
Закон не говорил о том, что за «ширянье» палкой в лисицу «угодишь» в тюрьму, и я, решив избавить беднягу от издевательств толпы, сказал торговцу:
— А ну, дядя, что хочешь за лису?
Поторговались малость, и я купил лисицу, купил и посадил к Вертихвостке.
Начались совместные ежедневные занятия. Я добился немногого от этих двух лисиц. У них появились обычные припадки, кончившиеся смертью.
Тогда я решил купить лисят неиспорченных или выждать, оставив на испытание взрослых лисиц, и тогда уже начинать дрессировку.
Так прошло десять месяцев, когда на рынке появилось много лис.
В это время у меня был уже опыт с 13 лисицами. Зная природу этих зверей, я смелее стал заниматься их дрессировкой.
Задача была нелегкая. Прирожденная неспособность лисиц ходить на цепи, их трусость, злоба, вонь, — все это отбивало охоту дрессировать этих животных.
Я думаю, что лисьи повадки, особенно повадка гадить, отбивают охоту у дрессировщиков, прибегающих к палке, учить лис.
Бесполезно бить лисиц; сколько бы ни потел дрессировщик, колотя их в центральной клетке, чтобы «научить уму-разуму», хлыстом или железной палкой, лисы, как кошки: чем упорнее их бьют, тем они больше уходят в себя.
Один дрессировщик, пробуя дрессировать общепринятым «механическим» способом (битьем) кошек, убил четырех, ничего не добившись, и бросил это дело, хотя с лошадьми он справлялся отлично и на арене клал на землю своими стальными мускулами лошадь, как перышко.
V
Рахитик и Желток
Летом того же года я стал работать с лисами, строго обдумав план.
У меня было две лисы — самки; одна еще лисенок, названный мною «Рахитиком», другая — молодая лисица — «Желток».
Я прежде всего сказал себе:
— Долой цепь! В ней есть что-то, что принижает животное, лишает его чувства собственного достоинства и доверия человека.
И лисички были водворены в свой домик-клетку без рабских оков.
Посадил я их вместе.
В первый день Рахитик не притронулся к чашке с молоком и хлебом при людях, а, оставшись один, стал есть. Желтка он обнюхал, но не обращал на него никакого внимания.
Через день оба лисенка стали мирно есть мясо, и за едою и питьем забавно тявкали. При приближении к клетке человека оба они испуганно прижимались к земле.
Электричество их привело в ужас и загнало в самый угол клетки. Через день они с некоторой долей доверия нюхали мою руку.
А еще через день они ели уже из одной чашки, и Желток, кончив еду, царапал лапами солому, как будто в нее что-то зарывал. Это сказалась привычка всех лис — зарывать в землю про запас остатки пищи.
Я медленно пустил в ход свои обычные приемы дрессировки; сначала пробовал держать неподвижно протянутую в клетку руку, и лисы делали вид, что не замечают ее.
Вечером я одержал первую победу: лисы ели из моих рук хлеб, намоченный в молоке, хотя, впрочем, с большою осторожностью.
Я вынул лисят из клетки и пустил на террасу, загородив ход из нее в сад. Моментально мои зверки очутились под кушеткой. Я ушел и начал следить за ними через стеклянную дверь.
Выйдя из засады, лисята стали царапать известку стены, толкая друг друга задом, а потом, почуяв мышь, начали совать свои носики в щель пола.
Но едва я открывал дверь, лисята пускались на утек под кушетку и там, в конце концов, подняли драку. Они вылезли и принялись за еду, только убедившись, что на террасе ни кого нет.
Вечером лисята сами вошли в клетку, где была поставлена пища.
На другой день, желая определить характер моих питомцев, я стал следить, стоя в стороне, как они будут есть принесенное мною молоко с хлебом.
Рахитик первый вылез и бросился к тарелке, а когда Желток присоединился к нему, он, не отрываясь от еды, стал задом отгонять Желтка.
В конце концов лисы подрались, катаясь по полу, и перевернули тарелку.
Желток уступил и спрятался под кушетку, а Рахитик подлизывал с полу молоко.
Потом, когда вновь появился Желток, у них завязалась борьба. Они дрались, как борцы, стоя на задних лапах, визжа и тявкая, и уже не обращали внимания на мое присутствие. В конце концов Желток, отгоняя задом Рахитика, унес в зубах тарелку под кушетку.
Эта история повторялась несколько раз. Очевидно, лисята между собою не ладили. После обеда они всегда производили свое мнимое зарывание пищи, тыкаясь носиками в угол террасы.
Но мало-по-малу лисички освоились и стали привыкать друг к другу. Походив по террасе, сытый Рахитик лег на полу, а Желток поймал на стене паука и игриво смял его лапой.
Потом между лисятами поднялась беззаботная ребячья возня: то Рахитик нападал, становясь на задние лапы, то Желток, грациозно перепрыгивая через Рахитика, кружился по террасе.
Прошло почти две недели, когда я решился дать мой первый предметный урок лисятам.
Я взял маленький колокольчик, тарелку с хлебом и молоком и отправился на террасу.
Когда я пришел, лисятки играли. При моем появлении они подняли уши и, поворачивая головы на бок, с самым сосредоточенным вниманием, с забавным любопытством уставились на меня и на знакомую им тарелку.
Я постоял с четверть часа возле клетки и открыл ее. Лисицы сидели спокойно и наблюдали за каждым моим движением, хотя сначала и делали попытку зарыться в солому.
Я стоял неподвижно, а потом стал отступать шаг назад, и видя, что я удаляюсь, лисята по неумолимому закону «преследования удаляющегося», осмелели.
Они обнюхивали воздух и, глядя то на меня, то на тарелку, подвинулись ближе к открытой дверце клетки.
Я шел им навстречу, медленно нагибаясь, и поставил на пол против дверцы клетки еду.
Хорошо, что лисы не были голодны. Рахитик, не спеша, стал вылезать из клетки; Желток сидел, то опуская, то поднимая уши и чуть раздвигая на секунду челюсти.
Но вот у меня в кармане звякнул колокольчик; Рахитик попятился назад в клетку, а Желток пригнул голову книзу, не сводя с меня глаз, прижал уши к затылку и полуоткрыл рот, показывая на момент зубы.
Я отступил чуть-чуть и замер; опять отступил и, приблизив к лисам тарелку, зазвонил.
Лисы испуганы, но любопытство заставляет их поднимать уши.
Перестаю звонить, отодвигаю медленно тарелку от клетки, а сам не шевелюсь. Зверки насторожились и тоже не двигаются. Я осторожно звоню и подвигаю на шаг тарелку к клетке.
Так я делаю несколько раз. И вот тарелка у самой клетки. Я долго звоню. Лисы смотрят реже на звонок и чаще на хлеб.
Рахитик, конечно, первый высовывает голову и нюхает издали еду. Я отступаю, продолжая звонить. Рахитик, бегло взглянув на меня, тянется к тарелке и начинает поспешно лакать молоко, отталкивая задом Желтка, старающегося просунуть в дверцу голову. Он уже не обращает внимания на звуки колокольчика.
Огрызнувшись на Желтка, Рахитик быстро забирает в рот хлеб и перескакивает через тарелку. Цель его стремлений — угол, где, вывалив изо рта хлеб, он начинает его жадно и торопливо уплетать.
Желток тем временем, схватив из тарелки кусок хлеба, пятится с ним назад к клетке, а войдя туда и повернувшись задом к двери, съедает свое сокровище.
Я не перестаю все время звонить.
Я действую со звонком так: как только начинается между лисами драка, звон прекращается; как только лисы принимаются за еду или питье, звонок действует.
Когда все было съедено и подлизано, я спрятал звонок, и лисы были предоставлены самим себе. Я ушел и появился на террасе вновь с новой порцией хлеба.
Сначала лисы отошли от меня. Но я снова зазвонил и вместе со звонком поставил на пол тарелку с едою. На этот раз было довольно…
Дрессировка с колокольчиком шла шаг за шагом.
В тот же день вечером я поставил лисятам в клетку еду под звон колокольчика и отошел к двери, не переставая звонить; и к радости моей я увидел, что лисята спокойно пошли в клетку и спокойно принялись за еду, в то время как я продолжал беспрерывно звонить. Звон прекратился, как только все было съедено.
На следующий: день лисята уже почти перестали меня дичиться. Когда я пришел, они стали бегать вокруг меня, поднимая кверху носики и глядя с жадностью на принесенную тарелку.
Я звонил, ставя на пол еду; лисята смело бросались к пище.
В это время для меня было уже ясно, что Рахитик значительно смелее Желтка. Он первым подошел к моим ногам.
С каждым днем обе лисички делались смелее, и мало-по-малу они привыкли, что получение пищи всегда сопровождается звонком.
Через три недели Рахитик, сильно проголодавшись, уже брал у меня осторожно мясо из рук. Желток, схватив из моих рук мясо, поцарапал мне пальцы в кровь.
А вечером оба спокойно ели из моих рук.
Через неделю Рахитик уже влезал ко мне на колени.
Рахитик оказался смелее Желтка, но все же я, терпеливо работая над лисятами, добился, что оба они бежали по звонку в клетку и ожидали, что за звонком последует лакомый кусочек.
Тогда я приступил к работе над следующим номером, — я стал учить лисят танцам.
Сначала мне нужно было добиться, чтобы они по моему желанию перевертывались.
Я дал Рахитику снять зубами с палочки сырое мясо, но второй кусок я позволил ему снять только после того, как он последовал за палочкой на некотором расстоянии и затем, двигая кусочком мяса, заставил лисенка повернуться за ним вокруг меня, производя палочкой движение по воздуху, над его головой.
И лисенок делал круговое движение за палочкой.
Рахитик вертелся вокруг себя, а я приговаривал:
— Вальсе!
Так мой лисенок Рахитик научился плавно и красиво танцовать вальс.
После Рахитика взялся за науку и Желток. С теми же приемами вкусопоощрения я выучил его «балансировать», т.-е. держать равновесие.
Я поднял над головою Желтка палочку с мясом на уровне с моими плечами, и Желток, становясь на задние лапы, прыгал к мясу. Когда Желток поднимался, поднималась и палочка; когда он опускался, опускался и лакомый кусочек. Как только Желток, не прыгая, становился на задние ноги, он получал награду. Таким образом Желток научился стоять на задних ногах балансируя, т.-е. удерживая равновесие хвостом.
Скоро Желток уже ходил на задних ногах за палочкой, а еще через несколько дней свободно бегал на задних ногах, как будто это было его естественное положение. В это время Рахитик уже прекрасно вальсировал.
VI
Четыре лисы, и все разные
В конце августа я купил двух лисят. Они были одного возраста с Рахитиком и Желтком, но отличались бледной окраской шерсти.
Лисята, выпущенные на террасу, забились, конечно, в угол. Чтобы немного приручить лисят, я носил их по очереди на руках по комнатам.
Когда я выпустил новых своих питомцев на террасу к Рахитику с Желтком, — произошла драка. Новые лисята уступали старым и прятались.
Но вот на террасе появилась моя немецкая овчарка, Марс. Желток оскалил зубы и отошел прочь; Рахитик прижал уши, пригнул голову и начал извиваться у ног собаки, а собака приветливо махала хвостом и сгибала горбом спину.
Рахитик делал попытку играть с Марсом.
Скоро я перевал лисиц в сад, в отгороженное сеткой место.
В саду лисы чувствовали себя очень хорошо и только при появлении посторонних отбегали от сетки и прятались за клетками.
Они рыли землю и, получая пищу, зарывали остатки. Это была старая привычка диких лисиц делать в норах запасы пищи.
Не прошло и недели, как я занялся новой дрессировкой моих лис.
Я поставил две тумбы, соединив их девятиаршинной доской. К одной из тумб была приставлена лесенка.
Все лисы с быстротою молнии бегают взад и вперед, обнюхивая землю и копая ямки, стараются найти ими же зарытое раньше мясо.
Белок, как я назвал одного из новых лисят, трусливо смотрел на меня издали, не решаясь подойти, а второй лисенок просто не обращал на меня внимания и бегал вдоль сетки, вглядываясь в даль сада сквозь решотку.
Не переставая бегать вдоль железной сетки, новый второй лисенок прыгнул вдруг неожиданно так высоко, что я испугался и бросился к нему. Он не обращал на меня внимания и еще быстрее бегал в загоне, кружась по площадке.
Я боялся, что он перепрыгнет через сетку и убежит, и схватил его на руки. Он не вырывался, но не спускал глаз с летящей вороны, а когда я его спустил на землю, стал снова носиться по загону, не обращая внимания на мясо, которое я ему совал в самый нос.
Это странное, непонятное поведение заставило меня назвать лисенка «Сумасшедшим».
Тут я убедился, что все мои четыре лисы имели совершенно разные повадки и манеры.
Рахитик казался более доверчивым, подходил ко мне своей эластичной медленной походкой, брал мясо с вилки осторожнее других. При прикосновении к спине, он поднимал зад и искривлял хвост, как это делают при поглаживании кошки.
Когда он тянулся мордой к моей руке с мясом, то делал вид, что оно ему не больно-то нужно, и даже отворачивал голову в сторону.
Но стоило мне неосторожно опустить руку с мясом ниже, как он моментально хватал кусок и отбегал с ним или пожирая его, или зарывая в землю про запас. Неуверенность плавной, точно крадущейся походки Рахитика я приписывал сначала искривлению его ног, но, видя, как он играет, переменил мнение.
Он подкрадывался к Желтку, как-то плавно приседая, точно на пружинах, и прыгал на него всеми четырьмя лапами. Он первый начинал игру и кончал ее почти всегда победителем.
В игре всегда виден будущий характер животного. Даже находясь один в загоне или в комнате и гоняясь за мухами, Рахитик подкрадывался к ним, выползая из своего укромного уголка, как змея, и бросался так ловко, что было очевидно, — рахитизм ему нисколько не мешает.
Как бы он ни был голоден, он держал себя очень сдержанно при кормлении; хотя лисы, как и барсуки, долго не отвыкают хватать с вилки мясо накалываясь, Рахитик с двух раз стал осторожно снимать мясо с вилки.
Иного нрава был Желток. Он держал себя как-то прямее, искреннее, в то же время самостоятельнее, и действия его казались как бы более продуманными. Если он чего-нибудь боялся, то вовсе не подходил, а если подходил, то просто, сразу, не останавливаясь на полпути. И манера ходить у Желтка была совсем иная. Он не приседал, а шел, держа ноги прямо, а короткий, пушистый хвост — горизонтально.
Хвостом он вилял очень редко, не то что Рахитик, голову держал высоко и уши редко прижимал к затылку, а, наоборот, держал их, что называется, начеку. Визжал Желток очень редко, злость и трусость выражал тявканьем и оскаливанием зубов. Очень редко Желток применял и приседание к земле, как Рахитик.
Не был похож на этих двух лис и мой новый питомец — Белок. Белок был очень вял и казался больным или ушибленным. На ходу он никогда не махал хвостом; движения его были медленные и легкие до воздушности, повороты головы ленивые; даже когда он был голоден, то вел себя так, что я иногда начинал считать его глухим.
И резким пятном между этими тремя лисами был Сумасшедший. Быстрота движений, какая-то гордость и алчность проглядывали в каждом его движении. Он никогда не пригибался грудью к земле, хвост держал трубой и не вилял им даже тогда, когда бывал сыт. Он подходил к другим лисам смело и будто не замечал окружающих, что резко бросалось в глаза…
Когда у него была цель, он летел к ней стремительно, уверенно, прямым путем, без раздумья.
Подмечая особенности характера того или другого животного, я их старался использовать при дрессировке. Я развивал какую-нибудь особенность моего воспитанника и из нее составлял интересный номер для цирка.
Так было и с лисами.
VII
Мои акробаты
Лисы, кроме Сумасшедшего, посажены в свои клетки. Я сажаю Сумасшедшего на тумбу, где положено мясо. Покружившись вокруг себя на тумбе, Сумасшедший начинает высоко поднимать голову и смотреть на решотку, приноровливаясь к прыжку через нее.
Момент, и он прыгает на решотку и, не удержавшись, летит, на землю, потом вскакивает на ноги и принимается снова бегать взад, и вперед, вдоль сетки.