– Он что, действительно их не любит?
– Да кто его знает! Иногда мне кажется, он просто притворяется, забавы ради.
С минуту они молча сидели в полутемной кухне, прислушиваясь к шагам мистера Барбера на лестнице и ощущая странную близость. Потом миссис Барбер со вздохом встала:
– Ладно, пойду, пожалуй.
– Уже?
– Спасибо за сигарету.
– Вы не докурили.
– Если я останусь, он пойдет меня искать. Заявится сюда и все высмеет, а мы с вами так славно посидели, и… Нет, лучше уж я пойду.
Фрэнсис тоже встала:
– Конечно.
Но ей было жаль. Она думала о неуловимой алхимической перемене, произошедшей между ними пару минут назад. Думала о своей откровенности с миссис Барбер, ну или почти откровенности – во всяком случае, той степени откровенности, с какой она уже давно ни с кем не разговаривала.
Она уже подошла к кухонной двери и протянула руку, чтобы ее открыть, но потом повернулась:
– Послушайте, миссис Барбер. Почему бы нам с вами не сходить куда-нибудь? Давайте… я не знаю, погуляем вместе или что-нибудь вроде. Здесь, неподалеку, я имею в виду. Как-нибудь на следующей неделе. Скажем, во вторник. Хотя нет, во вторник не получится. Тогда, может, в среду? Мать уйдет по делам, и я буду свободна. Если вы составите мне компанию, буду очень рада. Что скажете?
Идея возникла из ниоткуда, и Фрэнсис, едва договорив, засомневалась. Прилично ли такой женщине, как она, обращаться с подобными предложениями к такой женщине, как миссис Барбер? Не показалась ли она чудаковатой, одинокой, навязчивой?
Миссис Барбер, казалось, слегка оторопела, но по ее ответу стало ясно, что она просто-напросто польщена – вот уж чего Фрэнсис не ожидала! Залившись румянцем, она сказала:
– Вы очень добры, мисс Рэй. Да, я с удовольствием. Спасибо за приглашение.
– Значит, вы согласны?
– Да, конечно! В среду днем? – Она поморгала, раздумывая; затем приняла окончательное решение, вздернула подбородок, и краска смущения сошла с ее лица. – Да, я буду очень рада.
Они снова улыбнулись друг другу, хотя уже без прежней алхимии. Фрэнсис открыла дверь, миссис Барбер кивнула и вышла. Ее туфельки прошлепали через холл и вверх по ступенькам, потом донесся голос мистера Барбера, встретившего жену на лестничной площадке. Фрэнсис стояла в дверях кухни и прислушивалась, на сей раз без малейшего зазрения совести, но не услышала ничего, кроме приглушенного бормотания.
4
Ну не глупо ли так возбуждаться по такому пустяшному поводу, впоследствии думала Фрэнсис. Они с миссис Барбер договорились, куда пойдут: в Рескин-парк, что в двух шагах от дома, – самый заурядный маленький парк, чистый и ухоженный, с клумбами, теннисными кортами и эстрадой, где по воскресеньям играл оркестр. Но она таки была радостно возбуждена, и с течением дней у нее сложилось впечатление, что миссис Барбер – тоже. Они решили, что с чайным пикником совместный поход станет еще приятнее, и в среду утром, каждая на своей кухне, приготовили кое-какую закуску. Перед выходом Фрэнсис долго выбирала наряд и наконец отказалась от скучной юбки с блузкой в пользу элегантного серого платья-туники, которое обычно приберегала для вылазок в город. Потом она не одну минуту простояла перед зеркалом, пробуя разные булавки – янтарную, гранатовую, костяную, жемчужную – в попытке оживить свою старую фетровую шляпку.
Интересно, прилагает ли миссис Барбер такие же усилия? Трудно сказать – ведь она каждый день наряжена как куколка. Когда миссис Барбер вышла к ней на лестничную площадку, Фрэнсис увидела обычное сочетание теплых цветов и плавных линий: фиолетовое платье, розовые чулки, серые замшевые туфли, кружевные перчатки, модная шляпка-клош, плотно сидящая на голове без всяких булавок, надвинутая низко, до самых бровей. Запястье миссис Барбер обхватывал шелковый шнурок с кисточкой, на котором что-то висело – ридикюль, поначалу решила Фрэнсис, но потом, уже спускаясь по лестнице, разглядела, что это красный бумажный зонтик. Значит, миссис Барбер все-таки постаралась, подумала Фрэнсис. Конечно, погода сейчас солнечная, но солнце не такое уж палящее, чтобы от него прятаться, и красный зонтик – просто броское украшение, придающее событию праздничность. Они словно бы направлялись на приморский бульвар. Внезапно Фрэнсис захотелось, чтобы так оно и было. Гастингс, Брайтон – ну почему ей сразу не пришло в голову? Следовало быть посмелее и порешительнее.
Чтобы дойти от дома до парка, потребовалась всего пара минут. Они с таким же успехом могли бы остаться в заднем саду! Шум транспорта не стал многим слабее, когда они углубились в парк.
Но все же было необычайно приятно идти здесь, между деревьями, по твердо утоптанной земляной дорожке, а не по пыльному мощеному тротуару. На длинном газоне с высокой травой росли во множестве колокольчики. Миссис Барбер остановилась полюбоваться цветами, сняла перчатку и, наклонившись, провела ладонью по дремотно поникшим синим головкам.
Колокольчики привели к диковинной развалине – одинокому портику с колоннами, сплошь увитому плющом. Местные власти устроили парк на земельных участках нескольких крупных особняков много лет назад, когда Фрэнсис была маленькой, и она очень хорошо помнила дом, что прежде стоял здесь в диких зарослях ежевики, величественный и всеми покинутый, как сумасшедшая старая герцогиня. Однажды она на спор привела Ноэля в заглохший сад этого особняка, за что была наказана – отлуплена тапком по попе – впоследствии, когда брату стали сниться кошмары. Старого дома, как и самого Ноэля, больше не было – о нем и о соседних домах напоминали лишь немногочисленные руины, порой навевавшие на Фрэнсис печаль. Маленький парк будто пыжился, пытаясь притвориться настоящим парком, а в пасмурные зимние дни так и вовсе производил гнетущее впечатление.
Но Фрэнсис рассказала кое-что из этого миссис Барбер, пока они неторопливо шагали по дорожкам, и тем самым рассеяла мрачные чары. А может, дело было в погоде или в том, что миссис Барбер шла рядом, с красным зонтиком на плече, – в общем, по той или иной причине, парк сегодня дышал очарованием, какого Фрэнсис не замечала в нем прежде. И так все опрятно вокруг, прямо сердце радовалось: деревья и кусты аккуратно подстрижены, лужайки ровно выкошены, яркие цветочные клумбы что кремовые розетки на торте. Было начало пятого, и по парку прогуливался праздный дневной народ: немощные пенсионеры, дети после школьных занятий, молодые мамочки со своими карапузами, пожилые джентльмены с собачками на поводках – такого сорта люди, иронически подумала Фрэнсис, которых нужно первыми сажать в спасательную шлюпку. Кристина и Стиви только усмехнулись бы презрительно, глядя на все это. Но Кристина и Стиви сейчас были где-то очень-очень далеко. Фрэнсис и миссис Барбер выбирали дорожки, усыпанные лепестками с отцветших деревьев, потом прошли по длинной террасе, в узорчатой тени развесистых глициний. Когда они стали искать место, где расположиться на пикник, Фрэнсис пожалела, что не взяла с собой плед, чтобы расстелить на траве.
В конечном счете они нашли скамейку и вынули все из своих сумок. Сразу стало ясно, что у них совершенно разные представления о съестной составляющей пикников. Миссис Барбер приготовила тоненькие рулетики, бутербродики-канапе и крошечные тарталетки с джемом – трудоемкие изящные закуски, какие описывают в дамских журналах, которые Фрэнсис изредка читала в автобусе, заглядывая кому-нибудь через плечо. Сама она принесла крутые яйца, редиску из сада, соль в бумажном кулечке, кекс с тмином и бутылку неподслащенного чая, завернутую в кухонное полотенце, чтоб не остыла. Но когда они все разложили на клетчатой скатерке, вдруг оказалось, что одно совершенно гармонично дополняет другое. «Настоящее пиршество», – удовлетворенно заключили они, чокаясь чашками.
Тарталетки с джемом рассыпались в пальцах, и рулетики раскручивались, вываливая свое сырное содержимое, но это не имело никакого значения. Канапе были вкуснейшими, редиска сочно хрустела на зубах, и скорлупа слетала с яиц, как плащ с плеч, скинутый одним движением. Раскрытый и поставленный стоймя зонтик окрашивал все в винный цвет. И благодаря миссис Барбер, которая сидела боком, подпирая щеку кулаком, деревянная скамейка казалась удобной, как диван. Один раз она снова рассмеялась своим естественным смехом, наклоняясь вперед и прижимая ко рту запястье, и мужчина на соседней скамейке повернул к ним голову. Фрэнсис боялась, что им будет неловко друг с другом, – в конце концов, они ведь едва знакомы. Но они мгновенно подхватили нить близости, протянувшуюся между ними на полутемной кухне в субботу вечером, и словно бы продолжили вязать ряд, подняв упущенную петлю.
Мужчина, однако, продолжал глазеть на них. Фрэнсис ответила ледяным взглядом, но он лишь ухмыльнулся. Когда все было съедено, она собрала скорлупу и стряхнула крошки со скатерки.
– Может, еще погуляем? Посмотрим остальные достопримечательности?
Миссис Барбер улыбнулась:
– С удовольствием.
На самом деле смотреть особо было нечего. В маленьком регулярном садике рос живописный львиный зев. В пруду плавали утята и смешные грязно-желтые гусята. На теннисном корте азартно сражались две молодые женщины, ловкие и проворные, в развевающихся плиссированных юбках. Играет ли миссис Барбер в теннис? О нет! Она слишком ленивая. Вот Лен играет, в спортивном клубе «Перла», даже кубки брал. А сама мисс Рэй?
– В школе играла, – ответила Фрэнсис. – В теннис и еще в лакросс – жуткая игра. Вообще-то, я в командных играх не блистала. Другое дело велосипед. Или роликовые коньки. Одно время здесь, в Камберуэлле, был каток.
– Да, знаю. Мы с сестрами иногда туда ходили.
– Серьезно? А я ходила с братьями – пока отец не запретил мне, решив, что это вульгарно. Возможно, мы с вами там встречались.
– Даже подумать странно, правда?
Эта мысль поразила обеих.
Они вышли на более оживленную аллею и направились к эстраде – открытой восьмиугольной беседке с красной черепичной крышей. Прошагав через усыпанную гравием площадку, они поднялись по ступенькам. Дощатый пол, очевидно, навел миссис Барбер на мысль о танцах: она медленно закружилась по беседке в грациозном одиноком вальсе.
У балюстрады она остановилась и начала разглядывать перила. Подойдя к ней, Фрэнсис с огорчением обнаружила, что блестящая зеленая краска на них, издалека выглядевшая опрятно, на самом деле вся исцарапана и изрезана. Перила были покрыты непристойными рисунками – женщина с голыми грудями, кошачья задница – и разными дурацкими надписями: «Билл гуляет с Элис», «Альберт плюс Мэй», «Оливия любит Сесила», – правда, слово «Сесила» зацарапано, вероятно шляпной булавкой, и вместо него накорябано: «Джима».
Фрэнсис провела пальцами по шероховатой поверхности и сказала:
– Ох уж эта ветреная Оливия.
Миссис Барбер улыбнулась, но ничего не ответила. После своего одинокого вальса она впала в непонятную задумчивость. С минуту женщины стояли молча, глядя через парк на унылые краснокирпичные здания местной больницы. Потом миссис Барбер повернулась, присела на балюстраду, поймала шнурок зонтика и принялась рассеянно водить кисточкой по губам. А поскольку она явно не собиралась никуда двигаться, Фрэнсис тоже повернулась и присела с ней рядом. Не самое удачное место для отдыха, конечно, эта причудливая открытая беседка у всех на виду, но раскрытый зонтик у них за плечами создавал иллюзию уединения.
Разумеется, атмосфера в парке переменится через час-другой, когда начнет темнеть. Придут влюбленные парочки, клерки и продавщицы: Билл и Элис, Оливия и Джим. И миссис Барбер вполне может вернуться сюда со своим мужем. Но вернется ли? Фрэнсис сильно в этом сомневалась. Ей вспомнился короткий сухой разговор, подслушанный неделю назад, и встреча в залитом звездным светом саду, произошедшая незадолго до него. Она искоса посмотрела на миссис Барбер, по-прежнему рассеянно водившую кисточкой по своим полным губам и округлому подбородку, и сказала:
– Можно спросить вас кое о чем, миссис Барбер?
Миссис Барбер с любопытством взглянула на нее:
– Да?
– Как вы познакомились с вашим мужем?
Лицо ее чуть заметно напряглось.
– Мы с Леном? Мы познакомились во время войны, в лавке моего отчима. Я тогда работала там… и мои сестры тоже, мы все работали. Лен – он тогда был в очередном увольнении – проходил мимо, случайно глянул в окно и увидел меня.
– Вот так вот просто?
– Вот так вот просто.
– А что потом?
– Ну, он зашел и притворился, будто хочет что-то купить. Мы разговорились, и… внешне он мне не особо понравился. Лен далеко не красавец, верно? Но у него были такие чудесные синие глаза. И он ужасно смешно шутил, я до коликов ухохатывалась.
Миссис Барбер улыбалась, но взгляд ее как бы обратился внутрь, и улыбка была странной: мягкой, но слегка презрительной. Заметив выжидательный взгляд Фрэнсис, она пожала плечами:
– Да, собственно, больше и рассказывать-то нечего. Он пригласил меня в кафе. Потом мы пошли на танцы. Лен хорошо танцует, когда хочет. А потом, когда он вернулся обратно во Францию, мы начали переписываться. За мной ухаживали и другие парни, но Лен… не знаю даже. Война не затронула его, как затронула всех остальных. Он ни разу не был ранен – так, царапины. Говорил, что заговорен от всякой беды, что в этом есть что-то сверхъестественное, что сама судьба свела нас вместе и… – Миссис Барбер выронила кисточку из пальцев. – Я была совсем еще девчонка. И как вы сами сказали на днях, в военное время все кажется гораздо серьезнее, чем есть на самом деле. Не думаю, что он действительно хотел жениться на мне. Не думаю, что я действительно хотела выйти за него замуж.
– И все же вы поженились.
Миссис Барбер выставила вперед ногу и потрогала носком туфли свиль в дощатом полу.
– Да.
– Но почему, если вы оба этого не хотели?
– Так вышло, вот и все.
– Так вышло? – недоуменно повторила Фрэнсис. – Звучит диковато, вам не кажется? Разве ж можно жениться по случайности?
Миссис Барбер посмотрела на нее со странным выражением – смущенным и одновременно едва ли не жалостливым. Но потом сказала самым обычным тоном:
– Ну разумеется, нельзя. Я просто пошутила. Бедный Лен! У него сейчас, наверное, уши горят! Меня сегодня лучше не слушать. Мы с ним… повздорили вчера вечером.
– О… мне очень жаль.
– Да ничего страшного. Мы вечно ссоримся по пустякам. Я думала, перестанем, когда уедем из Пекхама, но нет, все осталось по-прежнему.
Простота этих слов в сочетании с обыденным тоном миссис Барбер произвела на Фрэнсис тягостное впечатление. Несколько секунд она лихорадочно подыскивала уместный ответ и наконец, в попытке сгладить неприятный момент, сказала:
– Ну, моя йоркширская бабушка часто говорила: любой брак все равно что пианино: порой расстраивается, но его всегда можно настроить. Думаю, у вас с мистером Барбером как раз такой случай.
Миссис Барбер улыбнулась, но улыбка тотчас погасла. Она опустила глаза, заметила что-то на перилах рядом с собой и положила туда ладонь.
– Брак, он вот такой, мисс Рэй, – тихо произнесла она. – В точности такой.
Миссис Барбер указывала на место, где краска глубоко скололась, обнажив старые красочные слои разного цвета, вплоть до сероватого дерева под всеми ними. Она провела пальцами по сколу и печально сказала:
– Когда все в порядке, ты не думаешь обо всех старых слоях краски, иначе просто с ума сойдешь. А думаешь только о верхнем слое. Но прежние-то никуда не деваются, они всегда остаются под ним. Все ссоры, все жестокие слова и поступки. Но время от времени случается что-то, отчего все слои краски разом скалываются, все до последнего. И тогда ты уже не можешь не думать о них. – Миссис Барбер подняла глаза на Фрэнсис и, заметно смутившись, снова заговорила обычным голосом: – Нет, мисс Рэй, никогда не выходите замуж. Вам любая жена скажет то же самое! Оно того не стоит. Вы не понимаете, как вам повезло, что вы не замужем и сама себе хозяйка… – Она осеклась. – Ох, простите, бога ради! Мне не следовало говорить про… про повезло. Какая же я дура!
– Вы о чем? – удивилась Фрэнсис.
– Я ляпнула, не подумав.
– Не подумав – о чем?
– Ну…
– Да?
– Ну, у меня сложилось впечатление… возможно, я неправильно вас поняла. Но разве вы не сказали в субботу, когда мы сидели в кухне, что у вас был жених и?…
Неужели она говорила такое? Да нет, быть не может. Но она действительно сказала что-то, припомнила Фрэнсис, – какие-то неосторожные, необдуманные слова. Что-то насчет помолвки, кажется? Разочарования? Потери?
Зонтик, поднятый у них за плечами, по-прежнему отгораживал обеих от всего внешнего мира. Сейчас самое время откровенно во всем признаться, во избежание дальнейших недоразумений, подумала Фрэнсис. Но как объяснить-то? Как ответить на милые романтические предположения миссис Барбер, которые, с одной стороны, совершенно ошибочны, а с другой – очень и очень близки к истине? В конечном счете она вообще ничего не ответила – и, разумеется, ее молчание было истолковано как ответ утвердительный. Это не ложь, успокаивала себя Фрэнсис. Но хорошо понимала, что на самом деле – ложь. Ложь, которая немного отдалила ее от миссис Барбер. Они молча сидели рядом, почти соприкасаясь плечами и бедрами, ощущая тепло друг друга, но Фрэнсис чувствовала, что очарование вечера потихоньку испаряется.