Сообщила новость будущему отцу, а тот – будто кислым виноградом подавился. Отдышался, откашлялся и такое лицо сделал, будто в ссуде кому-то отказал.
– Извини, это не для меня. Я недостаточно стою на ногах.
– Если ты не хочешь ребенка, его не будет, – бросилась Русико его успокаивать.
Бека сразу повеселел, вновь улыбка голливудская появилась, точь-в-точь такая, как их на тренинге научили. Снова стал прежним олицетворением успешности в этом мире. Как такого упускать?
На другой день Русико избавилась от возможного наследника. Опять, значит, не время. Позвонила Беке – порадовать, а вместо него какой-то голос с музыкальным сопровождением: «Номер абонента не зарегистрирован». Ясно: симку сменил, решил перестраховаться.
…Время календарь листает, на тебя не оглядывается. У подруг уже дети школы заканчивают. Русико и так, и этак свою жизнь анализирует. Где же она свой шанс упустила? Интересно, жив ли еще Важа? Может, это была ее стезя, только она не поняла.
Сейчас, спустя двадцать лет, ясно одно: дорога к счастью не бывает выстлана персидскими коврами. А сын убийцы, – Русико точно знала, что эти два зачатка были мальчиками, – мог стать музыкантом. Другой, Бекин, тоже кем-то бы стал. Впрочем, это уже неважно. Главное, они были бы рядом.
А так хочется ребенка. Эти глазки, пальчики, складочки на ножках… До дрожи в пальцах, до сумасшествия…
Сказали древние: если женщина захочет, сквозь скалу пройдет. А тут такая цель святая – стать матерью. И Русико нашла себе еще один вариант – Ачико, зануду с вечно потными руками, но кто на это смотрит, когда перед тобой цель.
…Год, другой проходит, но волнующих признаков беременности все нет. Только деньги на тесты зря тратятся.
Вот почему Русико оказалась у этой двери. Она сдала кучу анализов, и сегодня врач должна дать окончательный ответ.
* * *
Тут как раз подошла ее очередь. Врач шелестит бумагами. Затянувшаяся пауза действует на нервы. И вот, наконец, приговор:
– К сожалению, во время последнего аборта Вам повредили трубы. Новая беременность невозможна.
Глаза за стеклами очков смотрят, словно извиняясь. Врачу, кажется, и самой неприятно вот так обрубать последнюю надежду.
– Но Вы не отчаивайтесь. Может, кого-нибудь усыновите. Поверьте, эмоции те же, как и у любой рожавшей матери.
Но Русико еще не совсем оправилась от впечатления после приговора:
– Нет, я пока еще не готова к такому шагу.
– А Вы подумайте. Если решитесь – позвоните мне. Через меня разные люди проходят. Кто-то не может родить, а кто-то от почти готового рад избавиться.
Русико попрощалась и пошла к выходу. В маршрутке ехала в состоянии оцепенения. Вживалась в безнадежность. И тут ее толкнули самым бесцеремонным образом.
– Смотреть надо! – выкрикнула она и тут же осеклась.
Рядом с ней опустилась женщина с тщедушной девочкой.
– Извините.
Сразу бросились в глаза выступающие передние зубы девочки и отсутствующий взгляд.
– Что с ней?
– ДЦП.
– Она одна у Вас?
– Нет. Есть еще сын старший, – и равнодушно уточнила. – Он обычный.
– Какое счастье! – вырвалось у Русико.
– Да, он мне помогает, – сказано было без эмоций. – Но для меня на первом плане Саломе. Она важнее.
Русико ничего не ответила. Как это так: инвалид ценится выше, чем здоровый? И видно, что мать не врет. Для нее, видимо, это так и есть.
…Всю ночь Русико не могла заснуть. Лучшая половина жизни уже прожита. Для себя, в поисках своего логически просчитанного счастья. Прямо как в детской считалочке: шла, шла, шла и коробочку нашла. А в ней пусто. Вакуум. Теперь и идти, выясняется, некуда. А может, надо, как та женщина из маршрутки, действовать против логики?
Утром она набрала номер своего врача.
– Если будет какой-то случай для меня, сообщите, пожалуйста. Да, да, я согласна на любого. Не хочу упустить свой последний шанс. Пока у меня еще есть время.
Елена Кучеренко
Отец-одиночка
Несколько лет назад мы с семьей жили в одном из отдаленных районов Москвы. Недолго, но я успела стать свидетелем такой замечательной истории.
Наш дом стоял в ста метрах от храма, и мы с сыном часто гуляли на его территории – большой, с детской площадкой и пирожковой. Там я познакомилась с Ирой, мамой троих сыновей. И вот самый старший, первоклассник, меня (максималистку в вопросах воспитания, как и большинство мам единственных первых детей) прямо-таки «возмущал». Саша был нервным, капризным, избалованным; из-за того что ему дали пирожок с малиной, а не с клубникой, мог закатить истерику с кувырканиями по земле, истошным криком и другими прелестями. Обижался на любой полувзгляд. Он не понимал слов «нет» и «нельзя». При том что младшие дети были образцом послушания. Когда мы с Ирой сошлись чуть ближе, не выдержала и аккуратно поинтересовалась, как так вышло, что старший, к которому обычно у родителей больше всего требований, такой…мммм… непохожий на младших. И узнала, что Сашу Ира с мужем усыновили пять месяцев назад, он пока не привык, не адаптировался. А еще никак не может смириться с потерей отца, для которого был светом жизни.
* * *
Отец Саши Геннадий, или дядя Гена, как его все называли, почти до 50 лет прожил бобылем. Не складывалось. Работал прорабом на стройке, «халтурил» с коллегами ремонтами квартир.
И вдруг повстречал Виолетту. Она работала в соседней бригаде маляром, приехала в столицу на заработки. Молодая (около 30), статная как лебедь, с карими жгучими глазами. Геннадий «пропал» сразу же и был готов положить мир к ногам своей дамы сердца, если бы мог. Виолетта, видя такое благоговение, снизошла и позволяла себя любить. Даже к Геннадию на квартиру переехала и работу бросила.
Гена с радостью расшибался в лепешку, чтобы заработать лишний рубль и преподнести любимой подарок. А уж когда узнал, что девушка беременна, чуть с ума не сошел от счастья!
Он готов был хоть сию секунду идти в ЗАГС, но Виолетта отказалась – не хотела свадьбу «по залету», лучше подождать и потом устроить торжество. Гена, как всегда, возразить ей не посмел и принялся делать ремонт в «их гнездышке», как любовно Виолетта называла его квартиру.
Саша родился в срок. Крепыш в 4 кило. Виолетта присылала счастливому отцу фотографии новорожденного по эс-эм-эс, и тот рассматривал глазки-складочки, носик-две-дырочки сквозь пелену слез, которые текли и текли, хоть что ты с ними делай! Но, оказавшись дома, молодая мама вдруг выдала: «Я завтра же отдам его в детдом, если ты не подаришь мне эту квартиру. Мы не женаты, по документам ты ему никто. Мне ребенок не нужен, а квартира пригодится. Предлагаю обмен». Гена потом всегда удивлялся, как пережил тот миг, как сердце не разорвалось…
Но, конечно, он выбрал сына. Хотя и Виолетту любил, и отдирал потом от сердца с болью. Он стал официальным отцом-одиночкой, переехал в старую мамину «хрущевку». Мама умерла за пару лет до этого, других родственников у него не было, рассчитывать – не на кого. Первые два года Гена работал на износ, чтобы оплатить няню сыну, потом договорился с заведующей детского сада, и «за ремонт», который сделал в одиночку, Сашу взяли в группу.
Мальчика он баловал. Выполнял все его прихоти. Никогда не повышал на него голос. Саша рос капризным, не умел находить общий язык со сверстниками, никому не уступал. «Ну не могу я ему сказать “нет”, не могу, извините», – извинялся перед мамами Гена и уговаривал Сашу вернуть малышу игрушку, обещая купить такую же.
Гена крестил сына, когда ему был год, нехотя, потому что все вокруг твердили: надо, чтобы у парня был Ангел Хранитель. Хотя сам в церковь не ходил, считая, что она существует, только чтобы дурить людей и вытягивать деньги. Ругал постоянно «попов на мерседесах» и злобных старух, которые заполонили храмы. Когда мамы на площадке обсуждали, какой сегодня праздник, ухмылялся: «Да у вас праздник каждый день, так никакого здоровья не хватит! То-то вы такие блаженные все…» В общем, недолюбливал он людей церковных.
Когда Саше исполнилось 7 лет, Геннадию поставили диагноз – рак. Четвертая стадия, врачи даже не пытались скрывать – время идет на убыль. Дядя Гена не раскис и решил во что бы то ни стало найти Сашке семью: ни в коем случае он не должен попасть в «учреждение», а то пропадет… Первым делом пошел к Виолетте, но та даже слушать ничего не захотела: у нее новая жизнь, любимый мужчина, надо будет – родит. И захлопнула дверь.
Была еще пара знакомых семей, порядочных, с хорошим достатком. Они называли Гену другом и часто просили подремонтировать что-нибудь за символическую плату или за «спасибо». Гена друзьям не отказывал и верил, что в трудную минуту они не останутся в стороне. Но они не помогли. В одной семье только родился второй малыш, и третьего они не планировали, а во второй жена оказалась категорически против чужого ребенка. Тем более мальчика, тем более… Гена не стал дальше слушать, ему надо было действовать – найти Сашке семью.
Ира и ее муж Алексей появились случайно, когда надежды становилось всё меньше. Они нашли информацию о Саше в интернете, на одном из форумов, где однажды Гена оставил объявление без особой надежды. Приехали познакомиться. Ира как-то «с лету» включилась в разговор с мальчиком. Гену поразило, что они не раздумывали «брать или не брать», а обсуждали, когда и как мальчику лучше переехать в новую семью. Рассказали о том, как живут сами. Оказалось, семья верующая, по воскресеньям – в храме, постятся, молятся, хотят много детей. «Вот угораздило-то!» – подумал дядя Гена, но виду не подал. Сказал только: «Я лично далек от этого». Ира и Алексей улыбнулись. А Саша предложил Ире прокатиться на его велосипеде, что означало высшую степень симпатии – он никогда ничем не делился. «Ну и ладно, пусть будут “церковные”, главное – люди хорошие», – отважно решил дядя Гена.
Ира и Алексей навещали Геннадия в больнице. Показывали фотографии Саши, рассказывали о нем – пошел в первый класс, нравится математика, по папе скучает, вот рисунок передал. А прежде Саша не рисовал, ленился. Ира принесла Гене святую воду и попросила пить. Он пил. В больницу приходил священник из церкви неподалеку, как-то они разговорились с Геннадием. Ира пришла, когда они уже прощались. «Слушай, – зашептал заговорщически Гена, – такой образованный мужик оказался, умный, я-то думал, что попы, ну то есть батюшки эти ваши, кроме “паки-и-паки” ничего не знают, а он – вон какой… разбирается… Но теперь у меня к нему пара вопросиков есть. Посмотрим, что он мне на них скажет». И хитро прищурился, потирая ладони. Он успел еще несколько раз поговорить с этим священником до своего ухода, о чем – никто не спрашивал, а Геннадий не рассказывал. Но после этих бесед он долго о чем-то думал, хмыкал, решал в голове какие то задачи, потом ложился на бок и крепко засыпал. А однажды даже спросил Алексея настороженно: «Сегодня ж воскресенье, ты чего так рано пришел? В церковь не ходили что ль?» – «Мы на Раннюю ходили, дети и Ира потом с Воскресной школой в Лавру поехали». – «А, ну ладно тогда», – согласился Гена.
* * *
Прошло уже больше пяти лет. Как-то мы снова оказались в том храме. Саша теперь помогает священникам в алтаре. Если бы мне Ира сама на него не указала, я бы в жизни не узнала в этом сосредоточенном, старательном юноше нервного и капризного пацаненка, каким он когда-то был. А еще было заметно, как