Раньше книги вызывали у меня скуку, но тут я наконец преодолела барьер и поднялась над буквами, словами и фразами. В голове у меня развернулся киноэкран, на котором ожили и заговорили герои романа. Я как будто угодила в параллельный мир, слышала голоса действующих лиц, шум ветра, проезжающих машин, дождя, удары грома; видела лица, вдыхала запахи – в общем, ощущала все, что у вас описано. Я так увлеклась, что когда надзирательница подошла со словами, что уже поздно, библиотека закрывается, я, взглянув на настенные часы, увидела, что просидела два часа. Два часа непрерывного чтения, пролетевшие как одна минута! Эти два часа я провела, ухватившись за ваших героев, как потерпевший кораблекрушение хватается за доску.
Теперь мне не хотелось думать ни о чем, кроме вашей истории. Я попросила разрешения взять книгу в камеру, и библиотекарша согласилась, пораженная появлением читательницы. Ваш роман я дочитала тем же вечером, пропустив ужин.
Меня привело в восторг начало «Нас, мертвецов»: группа ученых, взявшаяся сконструировать «некрофон» – прибор для связи с мертвыми. Они фиксируют инфразвуки, издаваемые блуждающими душами, и разговаривают с мертвецами так же, как другие ученые налаживают общение с дельфинами и с птицами. Точнее, так, как в свое время хотели обмениваться сигналами с инопланетянами.
Я отнеслась к вашему роману как к пророчеству, не сомневаясь, что в ближайшие годы все так и произойдет. Пусть вы и поставили на обложке слово «роман», для меня было очевидно, что вы неосознанно совершили прорывное открытие. Происходящее в нем совпало с моими интуитивными ощущениями. Я так приободрилась, что назавтра, окруженная Долорес и ее «гиенами», готовившимися на меня напасть, ткнула пальцем в главную «гиену» и брякнула:
«Со мной говорит блуждающая душа твоей сестры Франчески, она хочет с тобой связаться, используя меня как медиума».
Я узнала от другой девушки, что Долорес потеряла в войне враждующих городских банд сестру. В остальном я слово в слово воспроизвела реплику из вашего романа.
Дальше напустила туману: дескать, Франческа за ней наблюдает, любит ее, гордится ею. Короче, импровизировала, не забывая о золотом правиле: говорить людям то, что они сами хотят слышать, и создавать впечатление, что они не одни, потому что в невидимом мире у них есть защитник. Это любому хочется услышать. Я обошлась без уточнений, и… сработало!
С тех пор Долорес взяла меня под свое крыло в обмен на ежедневное общение с Франческой, что позволило мне улучшить мой метод связи с потусторонним миром. Я принялась ломать комедию: жмурилась, гримасничала, притворяясь, что беседую с духом. Я поняла, что Долорес ненавидит отца, считает себя жертвой несправедливой жизни, презирает слабаков. В связи с этим я уточнила свой подход, видя, что ее сообщницы сохраняют недоверчивость, и боясь, как бы одна из них не заставила ее усомниться в моих талантах медиума. Заручившись защитой бывшего худшего врага, я рискнула консультировать других заключенных, стремившихся вступить в диалог с мертвыми. Я поняла, что у всех этих девушек нехитрые желания: слушать похвалы, быть выслушанными, получать заверения в лучшем будущем. Чтобы не повторять всем одно и то же, я строила свою речь так, чтобы мне не смотрели в лицо: играла пальцами, улыбалась, поправляла волосы. Дальше я стала пытаться проникнуть в подсознание своей визави. Сначала пошло не очень, несколько раз меня чуть не разоблачили, мне противоречили, но видимость мне удавалось сохранить.
Сначала я обвела вокруг пальца Долорес, потом всех ее «гиен», потом создала себе репутацию у девушек из других банд. До меня дошло, что у всех у них одна подноготная: они крали, наносили увечья, даже убивали в попытках осуществить свои мечты. От меня требовалось немного: добавить в их жизнь немного восторга. Моя задача была простой: умиротворить, внести каплю безмятежности, помочь принять прошлое.
Чем больше я практиковала сеансы спиритизма, тем лучше у меня выходило. Воскресными вечерами я собирала по два десятка девушек и приступала к столоверчению. Следом за заключенными пришел черед надзирательниц: те же самые истории неразделенной любви, ощущение, что их не поняли и принесли в жертву… Я унимала их злость, вселяла надежду, предрекала «приятную неожиданность», не называя точных дат, отчаянно импровизировала. Короче, создавала впечатление, что их наконец понимают. Сама того не зная, я овладевала ремеслом.
А в один прекрасный день прямо внутри моей головы раздался голос, словно ко мне обратились: «Скажи Каролине, пусть откажется от мести, из-за нее она несчастна. Чтобы она послушалась, ты скажешь ей то, чего она не знает: ее мать жива, живет в Анси, в доме 12 по улице Реколе, 3-й этаж, правая дверь. Номер ее телефона числится в телефонной книге на фамилию Беркай».
Адрес был настолько точный, что приходилось идти ва-банк: в случае ошибки я рисковала лишиться всякого доверия. Но мне повезло: девушка позвонила, и трубку взяла ее мать, которую она считала умершей. Моя репутация обрела твердость гранита, последний бастион скептицизма пал, все потянулись ко мне на консультацию.
Такие точные послания извне я получала еще два-три раза и рисковала, но сведения оказывались правильными.
Однажды вечером меня вызвала сама директор нашего исправительного учреждения и призналась, что уже не один месяц не может спать, никакие снотворные не помогают. Я увидела у нее на письменном столе много крестов, статуэток ангелов и прочих религиозных атрибутов и решилась на импровизацию: сказала ей, что надо обратиться за помощью к ангелам. Установился настоящий диалог, она испытала облегчение и ночью после нашего сеанса смогла наконец уснуть.
В благодарность она предоставила мне отдельную шикарную камеру, обычно предназначенную для ВИП-персон. Там был обеспечен весь комфорт свободной жизни: телевидение, компьютер, даже отдельное помещение для моих «консультаций». По мере улучшения условий моего существования мои мигрени случались все реже.
Так я, склонная к ипохондрии, смекнула, что лучший способ укрепить здоровье – это стать счастливой. Несчастье притягивает болезнь; это как с банками, дающими в долг только богачам и отказывающими в кредитах беднякам: несправедливая реальность, которая как секретное правило управляет всеми судьбами.
У меня появился мобильный телефон, по которому я пыталась дозвониться Сами, но он был недоступен. А как-то утром, при энной попытке, я услышала: «Запрашиваемый вами номер не обслуживается». Это вызвало новый приступ мигрени.
К огромному моему удивлению, в тот день все девушки, от которых я всегда ждала одних гадостей, оказали мне поддержку. Казалось, эта орда дикарок почуяла, что одна из их стаи ранена, и сочла своим долгом прий-ти мне на выручку. Вся тюрьма, все 878 заключенных, превратилась в мою семью.
К комфорту добавились услуги, возможные только в женском сообществе: уход, готовка, массаж, прическа… Все спешили быть мне полезными в надежде на сеанс спиритизма. Но я старалась не злоупотреблять приобретенной властью.
Я привыкла получать откуда-то свыше все более точную информацию. Сначала трудность сводилась к тому, чтобы правильно ее расслышать, потому что у мертвых неважно с артикуляцией: они либо бормочут, либо шепчут, не думая об удобстве медиума. Мне случалось путать сходные по звучанию слова, но живому трудно втолковать, что обращающийся к нему мертвый не заботится о внятности своей речи.
Однажды ко мне обратился дух, принадлежавший, по его словам, к «Иерархии». Он назвался Драконом. Он объяснил мне принцип двух параллельных администраций в потустороннем мире: одна ведает возносящимися для перевоплощения душами, другая – теми, кто хочет остаться на земле. В обеих администрациях, по словам Дракона, одинаково действуют «небесные чиновники», помогающие фильтровать и направлять человеческие души. Мне он предложил роль посланницы этой Иерархии на Земле. Я без колебания согласилась.
Иногда он просил меня поговорить с какой-нибудь неприкаянной душой и убедить ее перевоплотиться. Для этого он снабжал меня сведениями о будущих прибавлениях в состоятельных семействах, и я получала сильный аргумент, чтобы убеждать мертвых покидать их прежнюю человеческую оболочку.
Когда мои попытки не удавались, Дракон меня не корил, а повторял, что каждый сам себе хозяин и что дух нельзя заставить поступить вопреки его собственной воле. В них силен страх неизвестности и часто задавлено желание развиваться. Дракон напоминал мне, что я прошу их отказаться от всего, что определяло их личность, и стать «совершенно другими, в другом месте, жить по-другому». Так мне был преподан важный урок покорности: принять право духа на самоопределение и не судить его.
Я очень старалась, а Дракон предоставлял мне все сведения, которые я хотела, чтобы приобретать влияние на мою «живую» клиентуру. Он же научил меня практике подавления помех.
Само собой, я пыталась узнать через Дракона о моем Сами, но на эти вопросы он не отвечал: ни о его местонахождении, не говорил даже, жив он или мертв. Говорил только, что это вне его «компетенции».
Во всем остальном мое сотрудничество с Иерархией через Дракона шло хорошо, может, даже слишком.
Вообще-то я могла претендовать на досрочное освобождение за хорошее поведение и отсидеть всего три года (в русле политики борьбы с переполненностью тюрем), но директор слишком ценила меня с моим умением обеспечить ей крепкий сон. Поэтому она предпочла скостить срок нескольким рецидивисткам, а меня оставить за решеткой. Только исчерпав все отговорки, она скрепя сердце открыла для меня однажды чудесным августовским утром тюремные ворота.
Мое освобождение причинило душевную боль всем остававшимся заключенным. С согласия начальства они устроили мне пышные проводы. Некоторые поклялись, что впредь будут примерно себя вести, чтобы поскорее освободиться и найти меня на воле. Несколько девушек вручили мне подарки: собственноручно связанные свитеры, лично испеченные пирожные, самодельные украшения, маленькие картины, на которых я красовалась в обличье святой. Праздник не уступал рождественскому. Надзирательницы и надзираемые стояли в очереди, чтобы меня обнять. Последней была Долорес, прошептавшая мне на ухо: «Навещай нас иногда, а нет, то хоть звони, сама знаешь, как ты всем нам нужна».
Когда я выходила из тюрьмы, многие пустили слезу. У меня была безумная надежда, что меня будет встречать Сами, что он приготовил мне сюрприз, но встречающих не было. Я дошла до ближайшего бистро и попыталась дозвониться ему оттуда; была у меня мысль, что тюремный телефон специально так настроен, чтобы не дать мне связаться с возлюбленным. Но в трубке опять раздалось: «Запрашиваемый вами номер не обслуживается».
Я отправилась по его адресу, Страсбургский бульвар, 19, но консьерж сообщил, что месье Дауди так и не возвращался с той пятницы 13 апреля, после которой минуло восемь лет. Его сестер тоже след простыл. Он даже не оставил адреса для пересылки почты. Я решила, что это связано, конечно, с его негодяем-боссом, и в который раз испытала облегчение, что схватили меня, а не его.
При выходе из тюрьмы мне отсчитали деньги, которые я заработала на производстве игрушек, но я знала, что должна без промедления найти работу. Принять меня назад в вегетарианский ресторан отказались: бывшая заключенная испортила бы их имидж. Всюду, куда бы я ни сунулась, мне давали понять, что тюремное прошлое свидетельствует против меня. Так же вышло и с поиском жилья: всем арендодателям подавай съемщика без судимости. Я осталась без крова и без работы. Как быть? Первую ночь я скоротала под мостом, где еле отбилась от толпы пьяных клошаров. Назавтра я ночевала около Восточного вокзала, где другие бездомные зарились на мои пожитки. В предложениях «защиты» не было недостатка: на них были щедры сутенеры. На третий день пошел снег, я замерзла и уже почти жалела о тюрьме: там у меня были, по крайней мере, теплый угол, трехразовое питание, подруги; свобода же сводилась для меня к капризам погоды и ко всяческим посягательствам. Поэтому я обратилась к Дракону, решив, что первое же необычное явление послужит мне ключом к выходу из незавидной ситуации. В следующую секунду я увидела на ветровом стекле ближайшей машины листовку. Как сейчас вижу выведенное буквами, похожими на индийские:
«Профессор Мамаду М’Ба
Медиум с дипломом университета Дакара
30 лет опыта, 100 % успеха».
И дальше теми же письменами с завитками:
«Вы страдаете от робости, полового бессилия, избыточного веса? Мало выигрываете в азартные игры? Хотите такой любви, как в детстве от мамы? Сексуальное обследование придает силы в любви. Мамаду М’Ба – знаток волшебных снадобий. Защищает от недругов, безумия, дорожно-транспортных происшествий, злых духов. Возвращает средства, уведенные другими, потерявшихся собак и кошек. Разговор с исчезнувшими близкими. Повышение зарплаты. Излечение от СПИДа по телефону. Ремонт русских мотоциклов. Либо полное удовлетворение, либо возврат денег. Клянусь честью, я не обманываю моих клиентов. Особые расценки для безработных, студентов, членов профсоюза, вдов и инвалидов войн».
Преодолев первоначальные сомнения, я обратилась к этому многофункциональному профессору М’Ба, согласившемуся принять меня незамедлительно. Он оказался весьма престарелым сенегальцем, с седыми кудрями, в оранжево-бежево-зеленом бубу, увешанном позолоченными ожерельями и военными медалями. Его лицо было наполовину скрыто очками с толстыми, как донышки бутылок, линзами. Улыбаясь, он выставлял напоказ золотые зубы.
Я не стала просить у него помощи, а предложила собственные услуги, объяснив, в чем состоит мой «талант». Он тут же воодушевился и взял меня к себе помощницей, не спросив ни о судимости, ни о дипломах, наоборот, предложил мне кров и питание.
Потом я узнала, что как раз перед нашим знакомством его ограбил бывший клиент и что слепота не позволяет ему заботиться о собственной безопасности. Именно поэтому мое присутствие показалось ему не только приятным, но и необходимым. Кстати, обчистивший его субъект вернулся в тот самый день на место преступления с двумя сообщниками, чтобы забрать не унесенное в прошлый раз. Но я наставила на эту троицу позаимствованный у Мамаду игрушечный револьвер, и она в ужасе ретировалась.
Совсем недолго проработав с сенегальским колдуном, я убедилась, что он находился, так сказать, на «первой стадии»: психология на основании наблюдения и выслушивания. Он совал своим клиентам амулеты со скрученными бумажками, на которых были накаляканы на его родном языке всякие формулы: «любовная страсть», «богатство», «железное здоровье»… Благодаря этим бодрящим заклинаниям он добивался результатов, удовлетворявших его клиентов, часто наивных и суеверных, – сочетания эффекта плацебо и метода Куэ.
Я взяла на себя самых требовательных его клиентов и предложила ему устраивать сеансы спиритизма, быстро приобретшие успех.
Мамаду отдавал мне 50 процентов дохода от клиентов, которых я принимала по одному, и все 100 процентов от коллективных сеансов спиритизма. Симпатичный был человек, мы с ним без лишних слов достигли взаимопонимания. Мы использовали особенный код: одна и та же фраза в зависимости от наших интонаций могла приобретать тысячу разных значений. Так, его вопрос «вы не находите, что в этой стране холодно?» мог означать и исходящую от клиента угрозу, и необходимость заняться стряпней к ужину. Мои слова: «Вам надо лучше укрываться» могли значить и «гони его в шею», и «отдыхай, я сама всем займусь», и «я приведу подмогу».
Накопив достаточно денег, я поблагодарила старого Мамаду и сказала, что впредь намерена работать самостоятельно, но сначала найду для него замену себе, которая окажется не хуже меня самой. Он не пытался меня удержать, а просто снял очки, чтобы крепко меня обнять, и я впервые увидела, что его глаза забиты червями и похожи на прозрачные сосуды, полные слизняков. Я долго сжимала его в объятиях и благодарила за все, что он для меня сделал.
Теперь я могла сама снять квартиру. Я разбросала повсюду листовки более сдержанного содержания, чем у моего старого наставника:
ЛЮСИ ФИЛИПИНИ. Медиум.
Прием только во второй половине дня