Для Славки придумали яркий наряд — золотистый, узкий камзол с широкой перевязью, серебристую накидку с золотым шитьём и белые же сапожки. Потом Славка пошептал что-то Меркони, выразительно взмахивая руками — и камзол мальчика чуть изменился, превратившись в нечто среднее между пажеским нарядом и комбинезоном астронавтов из фильмов про космические приключения.
Пока длилась эта процедура перевоплощения, великан Джа и малыш Кхо с восторгом наблюдали, как их друзья из обыкновенных растрёпанных мальчишек превращались в сказочных существ. Однако, когда Меркони поинтересовался, как желают выглядеть они сами, Кхо наотрез отказался от каких-либо изменений внешности, а великан его поддержал, с жаром кивая.
— Уж лучше мы где-нибудь спрячемся, притаимся — только не надо на нас цеплять человечьи штуки! Они, конечно, страшно красивые, только я буду себя в них чувствовать, как деревянный, — пропищал малыш категорично. — У меня до сих пор мурашки по спине бегают, лишь только вспомню тот случай!
Димка немедленно попросил рассказать.
— Однажды я в город пробрался. Залез ночью в какую-то трубу на углу громадной домины — да и заснул нечаянно. Просыпаюсь — утро, по улице не прокрадёшься, пришлось сидеть до темноты. И тут слышу — кто-то тявкает. Я выглянул — о, черти драные! — представляете, собачонка такая, ростом с меня, захудаленькая вся, а уж морда донельзя глупая, а шерсти никакой и нет, облезлая она. Так то б ещё ладно! Но, поверишь, жилетец на ней напялен, не то собака, не то уродец заморский! Меня аж скривило всего — до чего вкусы у них в городе поганые, даже собаки себя позволяют дурами полными выставлять. Вот я и боюсь, Димка, как бы самому не стать этаким псёнком сумасшедшим.
Рассказ малыша заставил Меркони улыбнуться, и все согласились, что Джа и Кхо облачать в наряды не стоит, ведь, как-никак, большинство гостей тоже не будут отличаться светским видом. Да и поди, подбери для лесного существа подобающий случаю придворный костюм! Бессмысленно это, и пожалуй что и глупо.
Когда с внешностью хозяев все вопросы были решены, настала очередь тронного зала. Менять что-либо в его убранстве Димка не собирался, да и опасно это — магия дворца сама по себе сильна, кто знает, чем кончится попытка изменить самое её сердце? Ограничились тем, что притащили из соседних покоев скамьи и кресла, расставили у стен. На этом приготовления завершились.
глава 5
Госпожа Пустырья де Каромысло, великая фурия Салеха, блистательнейшая светская особа, сгубившая дьявольскими чарами сотни душ, прирождённая колдунья, чьё мастерство и приверженность запрещенной магии Кохха известны всему чародейскому обществу. Несравненная, неотразимая синьора Льюсиммора, румынка по отцу, египтянка по матери и сам бес-искуситель по сути, куртизанка, мастерством перевоплощения достигшая невероятных высот обмана, в других кругах известная как странствующая цыганка и прорицательница, при этом носившая титул маркизы и обольстившая чуть ли не половину молодых воздыхателей на знаменитом балу у Цахи Морикчезо. Старая карга Лючипфа с Филиппинских островов, демонические песни которой взяты на вооружение всеми шаманами мира, а рецепты ядов совсем немногим уступают творениям Локусты — живущая, тем не менее, в нищете, в грязи, словно дряхлая гиена, мумия, кукла из костей и праха в гнилых лохмотьях, о которой говорят, будто в её волосах метровой длины водятся если не змеи, то уж, по меньшей мере, черви.
И особо следует отметить присутствие самого Слепого Дьявола, как прозвали свои же «коллеги» короля всех ужасов и ночных кошмаров Кыхшрух Ыра, один только облик которого, случалось, был причиною смерти увидевшего его человека. Имя это приводило в трепет даже лесных чудищ. Олицетворение страхов славилось, однако, не только видом, но и жуткими звуками, каковые оно издавало время от времени. Звуки, душераздирающие, протяжные, зазубренными иголками впивались в нервы и тянули, тянули — пока несчастная жертва не сходила с ума — если Кыхшрух не решал раньше её съесть.
Слепой Дьявол водил на поводке упыря, вечно сопящего на встречных трубчатым ртом. Иногда губы-трубочки оттягивались назад, оскаливая ряды иголочек и лезвий, и внимание оказавшихся поблизости сразу же обращалось на поводок — изгрызенный и местами почти перетёртый.
…Что же касается особ интеллигентных, то и здесь никак нельзя было пожаловаться на недостаток прославленных личностей. Из числа таковых можно указать, к примеру, дона Феньяго, испанского профессора, автора знаменитой трилогии о вариациях прошлого. Дон Феньяго имел исключительное влияние на испанского монарха, но в магических кругах был более известен как отъявленный лгун и человек абсолютно беспринципный. Злые языки утверждали, что имел профессор солидный штат шпионов по всему свету, покупающих и продающих коммерческие и государственные тайны. Утверждали также, будто состояние его приближалось к тридцати миллиардам долларов — однако, тут болтуны ошибались — по крайней мере, золотые и платиновые запасы в хранилищах этого дона вернее было оценить в сумму на порядок большую.
Разумеется, не все маги имели склонность к неумеренному обогащению — примером тому мог служить господин Допы Клон Хи, личность малоизвестная в светских кругах, но в своём роде, несомненно, интересная. Главной страстью господина Хи была… если можно так выразиться, генная инженерия. Не совсем обычная, правда, ибо вмешательство в генные процессы носило в большой степени магический характер. Господин Хи был скромен — его не притягивала слава и влияние в научных кругах. Господин Хи не стремился получить власть над миром — и не создавал ни гигантских монстров, ни смертоносных микроорганизмов. Жучки, червячки, мошки — в лабораториях господина Хи вы могли бы увидеть самых удивительных созданий, как правило, безобидных, если не считать их опасности для психики неподготовленного визитера — так, например, в стеклянной банке на столе вам могли запросто показать муху с крохотным, но вполне натуральным старушечьим личиком.
Кстати, господин Хи был известен как изумительный рассказчик забавных историй — анекдотов, как сказали бы в России.
Ну, и последним из знаменитостей — последним в перечислении, но отнюдь не по значимости для магического сообщества — мы представим уже упоминавшегося чуть раньше в нашей истории магистра общей магии Колдуса Балдуса — человека мудрейшего, философа в жизни и в науке, чрезвычайно далёкого от всякой политики и суеты. Этому гению, постигшему сокровеннейшие тайны магии, сформулировавшему законы магических полей, переносов, интрафоносинклуаций — исполнилось сто восемьдесят два года. Древний старец был почти неизвестен среди людей, даром что в учебнике магии по Лу его имя упоминается в числе величайших теоретиков на первых же страницах. К несчастью, Балдус, постигнув вершины теоретической магии, по неведомым причинам так и не смог овладеть элементарными приёмами прикладного колдовства и довольствовался скромной должностью профессора кафедры научного атеизма в одном провинциальном университете. Впрочем, сам Балдус никогда не жаловался на свою судьбу.
Кроме виднейших представителей магической элиты, во дворце Мерлина присутствовали сотни обыкновенных колдуний и колдунов, призраков и оборотней, обитателей лесных чащ и горных ущелий, болот и холмов. Когда все гости собрались в тронном зале, Димка начал было опасаться, что для совета он окажется тесным — но либо магия дворца расширила пространство, либо собравшиеся ухитрились компактно распределиться — так или иначе, гости, видимо, не испытывали неудобства. Одни степенно обсуждали важные дела и события, или молчали, время от времени многозначительно поглядывая на пустующий трон, другие болтали о совершенных пустяках; кто-то отрешённо застыл в самых тёмных углах, иные же, наоборот, носились по залу, как расшалившаяся малышня, с визгом и писком, а время от времени даже летали под сводом. Благодушные и надменные, простоватые и злобные, и даже безразличные ко всему окружающему лица. Но в гомоне, шуме, заполнившем тронный зал можно было уловить особенную окрашенность, присущую скрытому напряжению, затаённой тревоге. И неудивительно, что едва только на пустующее возвышение у трона взошёл мальчик в ярком наряде, зал моментально затих.
— Новый повелитель волшебного мира Земли рад видеть у себя во дворце многоуважаемых гостей! — выпалил Славка заранее отрепетированную фразу. В ту же секунду парадные двери позади трона распахнулись и под звуки величественной музыки (музыку устроил Меркони Лисо) появился сам принц в полном великолепии. Димку сопровождал его советник — итальянец, невозмутимый и преисполненный достоинства.
Принц по совету Меркони чуть наклонил голову в знак приветствия, стал у трона. Звуки музыки стихли, и благоговейный шепот пробежал по залу, всколыхнулся и угас. Димка, больше всего боявшийся растеряться перед таким собранием, только мельком окинул глазами собрание, и тут же стал смотреть выше голов, чтобы не чувствовать устремлённых не него сотен пронзительных взглядов. Этот метод Димка уже применял в школе, когда пришлось читать стихи на сцене Дома культуры. Главное, сохранить форму в первые минуты, уверял себя принц. Потом будет легче. Абсолютно ничего страшного…
В это мгновение он почувствовал лёгкое прикосновение к руке — синьор Меркони напоминал: пора!
— Господа, — негромко, но внятно и как-то неожиданно уверенно произнёс принц. — Волею великого Мерлина я поставлен над миром магии, и отныне вами повелеваю.
— К дьяволу! — послышался вдруг резкий, отвратительный голос. — Это мошенники, самозванцы!
Из толпы вырвался маленький, лысый человечек, одетый, как подобает приличному господину, в чёрный костюм-тройку, однако руки и лицо придавали ему большое сходство с нарядившимся скелетом.
— Один авантюрист и двое сопляков пудрят нам мозги! Братья! И вы верите, что бессмертный Мерлин, да будет он славиться в тысячелетиях, по словам самозванцев, стал прахом?! Чушь! — Зал молчал, выжидая. — Да как можно поверить, что Мерлин передал бремя власти безвестному мальчишке, когда у Него есть девять преданных Наместников и слуга, наделённый лишь ненамного меньшею силой, чем Сам. Каждый из них одним лишь взглядом способен испепелить сотню таких вот проходимцев, и так и будет сделано, как только Наместникам станет известно об этом безобразии. Нас, известных всему миру магистров, постигших вершины магии, хочет околпачить шайка пройдох!
— Ты кончил? — со стальною нотой в голосе негромко спросил Меркони. Итальянец предвидел, что кто-нибудь из гостей потребует доказательств, однако ничего достаточно убедительного они с принцем не сумели придумать. Предстояло трудное, опасное, но, к счастью, хорошо известное синьору Лисо дело — словесная дуэль.
— Нет, я только начал. — Магистр-скелет зло усмехнулся. — Что ваша шайка может сказать на это?
Димка шагнул вперёд.
— Великий Мерлин умер. Я говорю вам. Ворона убили Наместники — и сами пали от его рук. А я, — принц повысил голос. — Не намерен слушать тут пустого лая. Пусть тот, кто считает повиновение мне ниже своего достоинства, уйдёт — но пусть он также знает — мы пока слабы, и всё-таки сумеем одолеть наших врагов, врагов дела Мерлина. — С такими словами Димка, как будто совершенно забыв благоразумие, второй раз встал под берилл, который до поры спокойно мерцал на цепи. И кристалл вспыхнул второй раз, и было в том ослепительном сиянии что-то, столь непостижимо страшное, что всех — даже друзей принца — охватил безумный ужас. Кто зажмурил глаза и закрыл лицо руками, кто и вовсе упал ниц. Несколько долгих мгновений зал выжженным негативом в беззвучии падал в смерть. Ужас чувствовал и принц — но Димку это чувство не лишало жизни, лишь заворожило, заполнило, стало единственным, стало и болью, и невыразимым наслаждением, уничтожив всё слабое, несовершенное и человеческое.
…Принц отступил, и берилл погас. Казалось, зал погрузился во тьму — таким ничтожным было пламя светильников. А когда глаза снова смогли естественно воспринимать мир, все увидели, что от безумного магистра осталась горстка пепла.
Новая победа стала решением только одной проблемы — маги и волшебные существа прониклись страхом и склонили головы перед новым повелителем. Но принц не для того собрал подданных, чтобы запугать их, принудить к беспрекословному повиновению. Ему нужны были их совет и поддержка. Народ, которым предстояло править, оказался таким разным — и необходимо было теперь же найти общие слова для прожженных авантюристов-магов и лесных чудищ-страшилищ. Убедить их, что затевается не бессмысленная игра в смену власти, а настоящая битва за выживание волшебного мира.
Как сказать это сейчас, Димка не знал. Поэтому он решил устроить небольшую паузу, чтобы гости немного пришли в себя. Принц отступил, увлекая Славку и Меркони, и что-то им прошептал. Меркони, обнаруживший, что магические возможности его во дворце значительно усилились, кивнул, и тут же в зале, повсюду, где были свободные места, возникли столы со всевозможными яствами, воздух наполнился ароматами. Зазвучала негромкая, нежная музыка. Славка вышел на возвышение и объявил, что принц ненадолго покинет собрание, а гости могут угощаться и забыть все неприятности и тревоги.
Конечно же, проницательные маги, искушённые авантюристы и многомудрые древние колдуньи усмехнулись про себя — как же, дадим мы так просто обвести нас вокруг пальца! Однако, большинство гостей с радостью и облегчением последовало приглашению.
Димка же, стараниями итальянца переоблачённый в новый, неприметный костюм, больше напоминавший лохмотья, под видом не то домовёнка, не то ученика какого-то захудалого колдуна вернулся в зал через боковой ход. Меркони, тоже преобразившийся, с фальшивыми усами и пышной бородой, сопровождал принца. Они неспешно передвигались от одной группы гостей к другой, и наконец Меркони остановился позади полного господина в серой паре и в старомодном пенсне, без умолку трещавшего на ухо какой-то миловидной особе, слушавшей его с живым интересом.
Меркони довольно бесцеремонно прервал их разговор:
— Простите, господин э-э-э…
— Лорд Доблати, к вашим услугам, сударь! — любезно представился толстяк.
— Я извиняюсь, сэр, не подскажете ли вы, что здесь происходит, я немного задержался и…
— О, конечно-конечно! — Особа, так прельстительно строившая глазки, была моментально забыта. — Я, видите ли, прибыл издалека, верите — в пути преодолел ужасные трудности! О, бог мой! Хотя бы эти самолёты! Они чудовищно вредны для тонких материй моего организма — хотя я и придерживаюсь, знаете ли, определённых норм в питании, и всё же…
— Извините, но нельзя ли покороче?
— Конечно-конечно, разумеется! Так вот, вы не поверите, но мне пришлось пробираться ночью! Одному! Через заросли совершенно дикой чащи! — почти выкрикнул полный господин. — Но ведь я — я личность известная в самых высших кругах. Просто безобразие… А потом — ещё эти комары! Боже, до чего вредные создания, они чувствую человека за мили, слетаются отовсюду, высасывают, выпивают мою кровь. Я едва жив!.. Ах, что же я! — воскликнул он, поймав грозный взгляд итальянца. — Но общество, скажу я вам прямо, общество здесь подобралось весьма странное! О, какие примитивные уродцы — к чему они здесь — все эти волосатые гоблины, деревенские колдуньи? Я бы хотел спросить — кому пришло в голову приглашать ИХ на это высокое собрание?! Это же просто грязные разбойники… Эй, куда же вы, постойте, мистер… как вас?..
Меркони двинулся дальше, искусно лавируя среди людей и чудовищ. Димка не отставал. Вторым собеседником Меркони оказалась старуха, низенькая, сгорбленная, сухая, с тонким личиком, выглядывавшим из под изъеденного молью платка. Закутанная в рваные, словно истасканные собаками куски материи в лоснящихся тёмных пятнах, она представлялась Димке самой настоящей ведьмой из сказок. Старуха пребывала в полной неподвижности, наблюдая за происходящим вокруг с тусклым огоньком в глубоко посаженных глазках, изредка сморкалась и вытирая длинные, уродливые пальцы о край платка.
Карга, оказавшаяся не кем иным, как самой госпожой Лючипфой, отвечала на вопросы Меркони как будто с неохотой, но без неприязни.
— Как вы добирались, сударыня?
— Всё отлично, человек, всё отлично… — причмокивая, ответила колдунья.