Солнце в её ладонях - "Nitka"


========== Часть первая: Джудайме ==========

Subete ga kawari yuku kono sekai de

Anata to boku dake wa sore wo mite ita

Subete ga onaji ni mieru sekai de

Anata to boku dake wa sore wo shitte ita

Ima mo kokoro niwa ne utsuru one night star, one night star

Ai no uta wa mada ne dekizu one night star, one night star.

Soshite yoru nemurezu ni mieta sora wa hikaru hoshi ga

Kurayami ni aita hikari no ana to omou

Furueru kata daku te wo hanashi sora ni hiroge you

Sorekara tsuka meyo

Kagayaku one night, one night star.

Всё в этом мире начинает меняться,

Только ты и я заметили это.

В этом мире, где все, что мы видим, одно и то же.

Только ты и я знали об этом.

Даже сейчас это гармонирует с моим сердцем.

One night star, one night star.

Песня любви ещё не может быть спета,

One night star, one night star.

И так всю ночь, я наблюдаю за яркой звездой в небе,

Проникнув во тьму, я подумал, что это луч света.

Опустив свои дрожащие плечи, я достигаю неба. О!

И хватаю светящуюся…

One night star, one night star.

The Arrows – «One Night Star»

(Katekyo Hitman Reborn! – Ending 2)

Ч-1.1

- Остановись, за дверью гости и Киоко, – Тсуна извернулся, избегая дразнящих прикосновений.

- Прекратить? – ироничная, почти глумливая ухмылка. – Я прекращу, только если ты заорёшь.

- Ты сошёл с ума, – хмурый взгляд янтарных глаз.

Дальше – кресло, отступать некуда. Десятого безнадёжно загнали в угол, о чём свидетельствует насмешливо-презрительный оскал одного мерзавца.

Занзас смотрит так, что ноги, кажется, прирастают к полу, и становится некомфортно: то ли от животного страха, то ли от такого же возбуждения, не признать которое невозможно.

Никчёмный Тсуна – каким был, таким и остался.

Казалось, чего бояться? Кто из них Десятый? Но, увы, если дело касается главы Варии, какие-либо рамки субординации бесполезны.

- Хах, не я здесь безумец, – Занзас фыркает, глядя на упавшего в кресло шатена.

За стеной весело болтают девушки, а ещё дальше – в главном зале, собралась куча приглашённых гостей мужского пола.

Интересно, что скажут хранители, увидев босса в таком состоянии, в такой-то компании?

- Я… – попытался возмущённо начать этот самый босс, но его насмешливо перебили:

- Да, ты, мусор. Ты, который не спит с женой с самой свадьбы. И мне, блять, даже интересно, почему?

- Киоко…

- Не святая, мать её, – опять перебивают, заодно вставляя колено между неосмотрительно раздвинутых ног. – А Италия всегда походила на разворошённое осиное гнездо, пожирающее слухи и проповеди. Не скажешь, кто говорил, что католичество – романтическая религия? – спросил с нескрываемым сарказмом.

- Точно не ты, – нашёл за что зацепиться Тсуна, нервно вцепившись побелевшими пальцами в подлокотники.

Он говорил тихо, стараясь не побеспокоить жену за дверью, однако сумел передать всё негодование, на которое был способен.

- Хотя какая к чертям разница, – кривая ухмылка. Колено надавливает на пах, и от позорного возбуждения уже не отвертеться – только покрепче стиснуть зубы, с возмущением смотря на мужчину. Самодовольный ублюдок. – А твоя жёнушка… вся Италия давно следит за её похождениями – в неведении остаются лишь ты, твои псины-хранители и ещё парочка недоумков. Реборн предпочитает думать, что до тебя дошло, но ты молчишь, чёртов мусор. Италия бережёт своих девиц от их рогатых муженьков.

Отвратительное обращение выводит из себя. Не может не вывести, но Тсуна сдерживается от «громких» слов. Нет, не потому, что не хочется спорить или вроде того – просто слишком велик страх выпустить сквозь зубы непроизвольный стон. Раньше Савада как-то не обращал внимания, насколько у его мучителя сексуальный торс. А тот низко-низко наклоняется к лицу «жертвы»:

- Что, мусор, не нравится слушать правду? А придётся.

Колено движется из стороны в сторону – Тсуна не понимает, почему не может его убрать, тем не менее, выдерживая пристальный взгляд по-звериному алых глаз. Слишком насыщенных и глубоких даже для оттенка рубина, но не красных – определённо. Радужка будто поглотила кровь всех убитых мужчиной людей, темнея до пугающе-бордового при вспышках страсти или злости. Глаза цвета крови – что может вызвать больший страх? Удивительно, но Тсуну не смущал этот цвет, маня к себе, как пламя мотылька.

«Трус. Жалкий трус», – нашёптывает сознание. – «Ты ведь с самого начала знал – с первого похождения «налево», но малодушно закрывал глаза, позволяя себе отвернуться от происходящего… А Реборн слишком хорошо тебя знает…»

Язык Занзаса касается нижней губы, дразняще проводя по коже. Словно сдавая баррикады, Савада отводит взгляд в сторону:

- Но почему сейчас? Почему ты? Почему я?

- Всё-таки знал, мусор, – самодовольный хмык, и мужчина немного отстраняется. Одной рукой хватает подбородок Десятого, поворачивая к себе лицо. – Может, потому, что ты, блять, прилюдно сходишь по мне с ума, а меня задолбало тебя одёргивать.

Джудайме секунду осмысливает сказанное, а затем возмущённо подскакивает с кресла, в следующий миг будучи припечатанным обратно.

- Занзас?! – кажется, это прозвучало несколько панически.

- О, нет, мусор, я не собираюсь тебя трахать. Я, типа, не такой. Ты сам ко мне придёшь.

Хищный оскал.

Тсуна хотел было воскликнуть «Ни за что!», однако вовремя опомнился, ограничившись негромким:

- Никогда!

Занзас отстранился. Ещё раз окинул презрительным взглядом ошарашено разлёгшегося в кресле Десятого и вышел.

Кто бы знал, чего ему стоила выдержка: громко не материться, не пинать, не повышать голос – максимально чётко прояснить ситуацию и свалить. Ныне покойный Девятый никогда ещё не оставлял таких сложных заданий.

Босс Варии, выйдя на люди, дёрнул Скуало за распущенную прядь. Снова сдержался, чтобы не рявкнуть, и почти спокойно приказал:

- Мусор, за мной, – длинноволосый откликнулся, подходя ближе, однако босс даже не удосужился понизить голос: – Мне нужна шлюха.

Суперби побледнел, создав идеальную гармонию с белыми обоями, и на деревянных ногах поплёлся к выходу: совсем недавно капитан Варии проигрался в карты на желания, а уж Фран умеет угодить начальнику.

*

Не то, чтобы Занзас был таким уж меркантильным ублюдком, но что-то от честолюбивого мерзавца в нём имелось. Наверное, целеустремлённость. Во всяком случае, так считал сам Занзас, а несогласные редко проживали больше недели. Скуало же, да и вся Вария в целом, считали босса той ещё задницей, тем не менее, с блеском выполнявшей свою работу.

Вот и сейчас Суперби поимел несчастье стать жертвой долбанутого маньяка. Мечник пытался не высказывать своего недовольства, но учитывая сволочной характер… В общем-то время от времени воздух сотрясали вопли вроде: «Вро-о-ой, охренел, босс? Я же полысею».

Возможно, ничего вышеупомянутого не случилось бы, если бы не про́клятые карты…

Конечно, мафиози, привыкшему к прелестям совместной жизни с чудовищем, не стоило так возмущаться, но ведь его собирались поиметь! И поиметь церебрально, используя вместо движущейся мишени для тотального расстрела из пистолетов.

Жизнь несправедлива…

Ч-1.2

Разговор с Киоко состоялся немного позже – едва мужская половина вспомнила, что пора бы отбросить церемонности и банально напиться, а женская, что нужно бы удержать своих любимых и не очень мужей от этой самой пьянки. Тсуна подозвал супругу в тихую свободную комнату, соседнюю той, в которой происходили недавние откровения Занзаса.

- Ты догадался, – сразу поняла Киоко.

Савада кивнул:

- Помогли.

Девушка отвела взгляд в сторону, повела оголённым плечом.

«Гости скоро разойдутся», – подумала рассеянно.

Их короткий обмен репликами так похож на сцену любимых ею мелодрам.

- Прости? – склоняет голову к плечу.

На губах змеится грустная улыбка.

Не то, чтобы она стала чёрствой, просто так достало изображать счастливую, всем довольную верную жену. Без любви совсем не то – совсем не так.

Ведь она пыталась – честно пыталась что-то изменить, как-то повлиять, соблазнить, в конце концов. Но напрасно – Тсуна мил с ней и очень обходителен – не на показ, но вот постель их давно холодна и пуста.

Савада качает головой: не нужно извинений.

Он встаёт с дивана, на который недавно присел, и начинает наворачивать круги по комнате.

Это беспокоит Киоко, но она молчит – как и положено идеальной жене мафиози.

Спустя некоторое время молодой человек останавливается, разворачиваясь к супруге:

- Ты хочешь развода?

Киоко неопределённо пожимает плечами.

Не то, чтобы она стала распущенной, но с некоторых пор ей стала нравиться такая жизнь. Италия помогла разобраться в себе, привила хороший вкус, и теперь, когда симпатия к очередному мужчине угасает, она может бросить его, не боясь осуждённых выкриков вроде «грязная», «шлюха» или чего похуже. Измены здесь привычное дело.

Италия научила её ценить в первую очередь детей, во вторую – себя, а в третью – своё прошлое. И Киоко не хотелось бы возвращаться в Намимори, к старым традициям и привычкам. Да, там живут Нана, Хару, но достаточно и того, что они приезжают летом и на праздники.

Не то, чтобы она стала бесчувственной, просто… она стала женщиной.

Женщиной во всех смыслах.

- Нет, – Киоко качает головой, сцепляя вытянутые руки в лёгком замке впереди себя. – Если ты не против, мне бы и дальше хотелось считать тебя своим супругом.

Тщательно выверенные слова – будто анестезия по трубке капельницы выплёскивается в вены – и чётко, по графику – ни граммом больше, ни граммом меньше.

А Тсуна всё чувствует. Встряхивает отросшей тёмно-русой шевелюрой, будто отгоняя прочь дурные мысли вместе с соответствующей им атмосферой. Стремительно подходит и крепко обнимает жену – срывая все выстроившиеся между ними замки и ограничения.

- Так будь ею. Потому что никакую другую я не хочу.

Всё складывается невероятно странно, но Киоко расслабляется, доверяясь своему женскому чутью. Своей интуиции.

Обнимает в ответ и, наконец, позволяет паре слезинок скатиться по щекам, стирая макияж. Это всё нервы, всё от волнения.

Нужно срочно успокоиться и взять себя в руки. Надо же, разревелась. Да ещё и при ком…

Хотя это она, конечно, преувеличивает.

А Тсуна, умиротворённый одним присутствием своей драгоценной жены, вдыхает аромат её ненавязчивых сладковатых духов. С Ней – не то, что с остальными, с Ней он будет той самой каменной стеной, соблюдая все клятвы, которые дал до того, как одеть на Её тонкий палец ободок золотого обручального кольца.

- Тем более, Вонголе однозначно нужен Одиннадцатый. Гокудера давно умоляет меня о дочке, а то у него вскоре появится второй сын.

Они оба тихо рассмеялись, вспоминая стенания Хаято, мол, боссу давно бы пора обзавестись детишками и, желательно, обручить их с детьми Гоку.

А потом супруги посерьёзнели – ведь как ни крути, а Десятому необходим приемник, не то начнётся кровавое побоище намного хуже того, которое произошло во времена Десятого. Тогда никто не мог стать соперником вместо Занзаса, но в следующий раз он не сможет претендовать на место босса. И Киоко была уверена – она сделает всё, что угодно, лишь бы подарить Тсуне сокровище жизни.

- Нам всего двадцать, Киоко, это не настолько много.

Девушка кивнула, прикрыв глаза, и покрепче прижалась к мужу.

Они исправят оплошность: станут хорошими друзьями – лучшими партнёрами и союзниками. И ничего, что она продолжит менять любовников, а он даже не посмотрит сожалеющим взглядом ей вслед. А когда её спросят: «Почему вы вместе?», – она ответит, что в детстве было модно влюбляться в супергероев.

Ч-1.3

Пару лет спустя.

- Ямамото, докладывай, – Тсуна смотрел на подчинённого сквозь стёкла напичканных разнообразнейшими примочками очков.

- Мы почти закончили, – Такеши неизменно улыбается и даже характерно чешет затылок, чуть не срезав своей катаной волосы на затылке. Наверное, забыл, что сейчас у него в руках совсем не бита. – Занзас ранен, но не смертельно, а вот с Скуало-саном беда – его уже доставили в безопасное место. Хотели и Занзаса прихватить, но он отказался. Сказал, что обойдётся. Противник практически уничтожен, остались небольшие группы – одну из них взял на себя Хибари-сан, а другую Хром-тян с Мукуро. Потери с нашей стороны небольшие, но Гоку-кун просит не вмешиваться до конца.

После отчёта Савада облегчённо выдохнул. Хорошо, когда практически нет потерь.

Сегодня Гокудере удалось упросить босса не участвовать в облаве, позволив ему всем заправлять. Хотя Тсуна всё равно стоял наготове, неспособный остаться в стороне. А если кто-то будет в опасности – тот же Занзас, например?

Он терпеть не мог зачистки и убийства в целом, однако Реборн явился лично и меткими доводами вбил в голову своего бывшего ученика, что если они не проведут операцию сейчас, то завтра нападут на них, и жертв будет неизмеримо больше. Слова репетитора подействовали на манер электрошока, и, тщательно обдумав ситуацию, Савада поставил свою подпись-закорючку на соответствующем документе. А потом пожаловал «Правая рука», пылающий желанием впервые за столько лет взять на себя управление крупной облавой.

Слегка тряхнув головой – дурная привычка – Тсуна обратился к Ямамото:

- Со Скуало понятно, но почему Занзас ещё здесь?

- Потому что он хорошо стреляет, – улыбка немного увяла, но затем бейсболист опомнился, и она вновь зацвела пышным цветом. – Мы пытались его отговорить, но он хочет «отбыть» до конца. Сказал, обойдётся без помощи наших «пи-и-и».

- Ясно, – Савада усмехнулся тщательно «зацензуренному» мату. – Хотя мне слабо верится, что Занзас так легко подставился.

- Шальная пуля, – беспечное пожатие плеч. – Тем более, он принципиально не использует пламя ярости. Босс, я пойду, если ты не против, а то пропущу всё веселье.

Тсуна кивнул, не в силах избавиться от комка в горле. Шальная пуля, значит…

Сегодня – шальная, а завтра? Им не всегда будет везти. Возможно, поэтому Савада в своё время так яро отпихивался от должности Десятого?

Ведь теперь он ещё больше боится потерять своих друзей и семью, правда, старается не показывать порой слишком давящих на сознание эмоций – ведь он – глава Вонголы. Если не он будет надеждой на лучшее, то кто?

- А, стой, Ямамото, – хранитель дождя недоуменно оборачивается. – Где сейчас Занзас?

- Хмм… Вон там, – указательный палец направлен на западное крыло трёхэтажного здания. Такеши понимающе улыбнулся. – Пойдёшь спасать?

- Не-а, – поддавшись странной меланхолии, отвечают ему. – Просто добью.

Таки заливисто смеётся, уходя, а Тсуна с кривой усмешкой думает – если бы всё было так просто.

С помощью пламени срывается с места, и когда они с Занзасом наконец-то пересекаются, становится понятно – основательно ранена правая рука, которая обвисла вдоль туловища. В левой мафиози держал пистолет, привалившись к полуразрушенной стене.

- Бах! – Тсуна вышел из-за угла, прицельно «стреляя» в Занзаса из несуществующего пистолета-руки.

Совсем на него не похоже, но каких глупостей не натворишь на нервной почве. К тому же, если Тсуне не показалось, эпичное «Бах» звучало несколько взволнованно.

Занзас, как говорится в простонародье, охренел, однако, услышав шаги за дверью, поставил обронённую челюсть обратно на её законное место и принял боевую стойку затаившегося хищника.

Не заботясь об эстетичности выражений, спросил:

- Ты что здесь забыл, недоумок? Твоя шавка, вроде, распиналась, что ты не собираешься вмешиваться.

- А я и не вмешиваюсь, – заверил Савада, зеркально отображая готовность в бою. – Я мимо проходил.

Раньше в таком положении Савада стал бы краснеть и заикаться, но он давно перестал опасаться Занзаса. Дышать без сжимающего глотку предчувствия беды оказалось намного легче. Тем более, стало не до этого, когда Киоко родила замечательную девочку, после долгих споров названную Джорджиной – характером удавшуюся не иначе как в Реборна. Гокудера в ней души не чаял, всевозможно развлекая и задаривая подарками девчонку.

Дальше