- Тогда громче, – головка члена Змея-искусителя упирается уже в кольцо мышц сфинктера.
- А? – не понял Андрей.
Головка не проникла, лишь легко задела стенки, посылая в тело разряд жара.
- Я хочу услышать, как ты кричишь во всю глотку, как завываешь, насколько меня хочешь, – доверительно, с сумасшедшинкой во взгляде поделился извращёнными желаниями мужчина.
Студент вспыхнул не хуже свечки. Вспыхнул, но не сгорел дотла.
- Обойдёшься, – а выть, правда, хочется особенно. – У меня стены картонные, соседи и через год судачить не перестанут.
Член вышел, очертив вокруг кольца мышц нетерпеливую кривоватую дугу. Тела обоих дрожат от напряжения, но ни один не желает сдаваться.
Анжи, пересилив себя, искажает тонкие губы в нахальной улыбке, берёт в свою руку кисть котяры и, не давая отвести взгляда, по очереди медленно, с наслаждением облизывает пальцы. Ласкает языком каждый, смачивая их тёплой влажной слюной.
Зрелище, от которого впору кончить, но у Игоря только сужаются зрачки, а из горла вырывается полустон-полувыдох. Ноги любовника овиваются сзади, не давая сбежать. Да кто захотел бы самовольно ускользнуть от искушения?
Нечестная игра, но разве кто-то из них не мухлюет по-своему? По сравнению с этим, покер более безопасное игрище.
Что ж, каков хозяин, таков и кот. Первая пакость сделана, значит, за ней последует ответная.
Действительно. Щёлкает крышка тюбика, смазывая почему-то не палец, а целый кулак.
Понимая, в чём дело, Андрей сосредоточено прищуривается, пытаясь ничем не выдать морозящего кожу напряжения, а затем молниеносным дёрганым движением меняет положение, оказываясь сверху. Таким же способом лубрикант перекочёвывает из рук в руки. Глубокий засос на ключице затыкает все возражения.
Пошел к чёрту со своими играми, я совершенно не хочу возвращаться к осточертевшему за утро состоянию «хреновости» с настроением «-20» и «периодическими осадками» глубоко внутри.
Мгновения тратя на решение: поиметь или быть поиметым, Анжи без сомнения отбрасывает первое. Выдавливает остатки разнесчастной смазки на руку, в свою очередь, размазывая её по члену партнёра.
Игорь на удивление покорно лежит, будто сдаваясь… или загорая, сцепив руки в замке на затылке. На губах блуждает непонятная улыбка, а зрачки, точно у прирождённого кошары, то сужаются, то расширяются, лениво наблюдая за настораживающими действиями. Широко расставляет ноги, согнув их в коленях, чтобы обоим было удобнее.
Посчитав плоть достаточно скользкой, Андрей разместился на талии любовника аналогично прошлому разу – продолжая сорванное из-за досадного происшествия действо.
Без предисловий насаживается до самого конца, скривившись от неприятных ощущений. Бешеное возбуждение, бурлящий в крови адреналин дают о себе знать и требуют немедленного выхода.
Поединок взглядов продолжается, переходя от состояния обоюдно заточенных мечей до пламени раскалённых метеоритов. Андрей терпеть не может обнаруживать засосы на своём теле, однако кроме этого денёк сулил ему ещё много неприятностей.
Терпи и не жалуйся, мудак-хозяин, пока непослушная животина портит обивку любимого дивана. Это твоя карма – расплата за муть, сотворённую одним «левым» звонком.
Захотелось выговориться? Купи плюшевого медведя.
Студент, опираясь руками на грудь мужчины, прикрыл глаза, заставляя себя, выгибаясь, плавно двигать бёдрами вверх-вниз, вперёд-назад, с каким-то сюрреальным безумием кожей чуя трение горячего ствола о податливые стенки своего собственного внутреннего мира. Не того – бесконечного, а близкого – сосредоточившегося в «по-заячьи» скачущем пульсе и его стуке в ушах и крови.
Дурость, конечно, но Анжи никогда настолько остро не ощущал, насколько по-собственнически его имеют. Именно «имеют»: не «используют», не «трахают», не «принуждают» к сексу, а – имеют. В шести звуках, пяти буквах и трёх слогах заключается ошеломительно огромный смысл.
Да где, бля, видано, чтобы кошак имел своего владельца? Ну, может, в совсем извращённой фантазии чокнутого бесстыжего зоофила. Приехали.
Нет уж, темп снова задаёт Анжи, в конечном-то счёте хреново именно ему, поэтому остальные должны сочувственно кивать, исполняя любые капризы больного – на всю голову.
Кстати о голове. В очередной раз изогнувшись, доставая до простаты, парень широко открыл глаза, вперив изучающий взгляд в «сбежавшего питомца».
Мысли - ни одной, только отрывки:
… не изменился, скотина. Ни капельки…
… мы похотливые придурки – Жук умер, а кровать скрипит, словно сама непосредственно в процессе участвует… Пипец, групповуха…
Поймав себя на последней, Анжи ошалело сморгнул и, представив происходящее со стороны, безудержно расхохотался. Смахивало на истерику.
Студент лёг поверх любовника, уткнувшись носом ему в шею. Зажал рот рукой, не в силах остановить нарастающий хохот.
Про себя матерился: заткнись, истеричка, не то в психушку залетишь.
Бесполезно. Слишком… хреново. Грёбаное слово за последние пару часов повторилось больше любого другого. Достало.
- Эй, ты в норме? – осторожно спросил Игорь.
Тяжело выдохнул – возбуждение начало резко убывать – ещё бы, после подобного «спектакля». Стояк Анжи упал давно и прочно – как-то резко перехотелось изображать азартного кролика весеннею порой.
- Нет, – глухой, перемежающийся хихиканьем ответ.
- Из-за Жука? – негромкий вопрос.
В точку. Позорище, развёл потрахушки с бывшим, совсем забыв о приличиях.
Во рту мерзопакостный привкус – такое чувство, будто мы, блять, трахались на его могиле. Самому тошно.
Бывают коты – лучше людей – отзывчивее, открытее, добрее. Где-то циники, где-то романтики… взяв за пример полуночные серенады. Вернее собаки, надёжнее жены, честнее совести. Коты живут меньше, возможно, поэтому они не растрачиваются на всякую мелочность вроде презрения и зависти.
Коты такие… коты. Анжи иногда жалел, что люди никоим образом не могли произойти от них.
Очнулся от мыслей, невпопад огрызнувшись:
- Пошел нахер, – доходчиво, с досадой.
Вот кто совершил невозможное – Андрей высмеял бы любого, осмелившегося утверждать, мол, в Игоре нет ничего от кота. Его изменчивый характер позволяет скрыть инстинкты собственника – хищника, выставляя поверхностный образ «белого и пушистого», но не от любовника. Слишком долго вместе, слишком близко – рядом.
Анжи поднялся, передёрнув плечом, когда из его тела выскользнула другая плоть. Нашарил из незабвенной тумбочки пачку «Мальборо» и жигу. Остановил взгляд на замершем брюнете, голышом вышел на балкон. Если соседка по-прежнему там, пусть полюбуется на последствия недотраха.
Игорь же, врубившись в ситуацию, вскочил, босыми пятками шлёпая по ковру. Хотел открыть дверь балкона, однако её предусмотрительно заперли.
- Заболеешь, – крикнул брюнет, надеясь на отсутствие звуконепроницаемости хотя бы в стёклах.
Андрей закурил, фыркая.
Прекрасно. То, что нужно. Тогда, по крайней мере, задравшее до зудения кулаков «хреново» распространится не только на херь, запечатанную хрен-знает-где. Её именуют… душой, кажется. Без разницы.
- Открой, – убедительная просьба.
В ответ не последовало даже неохотного взгляда.
Глубокая затяжка – никотин на языке, в глотке – ощущения, достойные строк Шекспира. Зарифмовать бы, укоренив в памяти состояние «нет проблем».
Кто там? А, котяра. Пшел вон, ненормальный. Потеряю тебя повторно – точно угроблю рассудок, задохнусь от «хреново», от «задрало», от «больно», от «пидор», от кавычек, не позволяющих по-человечески пояснить собственные дрянные мыслишки.
Вы-ы-ыдох. Полупрозрачный дым, наследник смога туманного Альбиона витиеватым воздушным змеем вылетает на свободу сквозь беззащитно разинутое окно.
Безнадёжно влюблённый в Солнце и Весну романтик.
Сигареты помогают отдышаться, эпоха заставляет стать одноразовым циником, обожающим менять партнёров и резинки на чужих членах.
- Анжи, прошу, открой, – приглушённое, встревоженное сбоку.
Снова затяжка, стряхнув завораживающе-серый пепел на землю.
Анжи… Анжи. Плейбой, тусовщик, рубаха-парень. Не-Андрей. Жук ненавидел, когда от студента пахло чужим одеколоном.
Большой город – большие возможности.
- Анжи, если не откроешь, я выбью стекло.
Вы-ыдох.
Угу, очень страшно. Попробуй, смешной мальчик-мужчинка, тогда я, так уж и быть, задумаюсь о суициде. Проявлю мужскую солидарность к Жучаре.
Игорь прикусил губу. Два голых придурка на пару квадратных метров – опасно для здоровья. Но если Анжи просит…
Приготовившись к боли, Игорь, обезбашенно оскалившись, вполсилы долбанул по жалобно задрожавшему стеклу. Он сразу же шандарахнулся в сторону, скривившись от боли в разбитых костяшках, краем глаза замечая отзеркаленное действие бывшего парня.
«Крепкое окно…» – промелькнула исчезнувшая мысль. Адреналин в кровь взвился до высшей отметки, замедляя мгновение. Выступившая кровь алой вспышкой озарила сознание, разражаясь ультразвуковой пульсацией в ушах.
Оказалось, стекло разбилось не до конца – по большей части треснуло прямо посередине, разрядами «молний» доходя до рамы. А вся угроза, неконтролируемое бешенство озвучилось в одном слове-предупреждении:
- Анжи!
Игорь запросто мог перевоплотиться из обычной бродячей в гепарда или кого похлеще из представителей семейства кошачьих.
Прислушавшись к ритму колотящегося сердца, Андрей открыл дверь. Его бесцеремонно затащили внутрь, одной рукой крепко ухватив за горло. Придавили к стене, пришпилив, словно беззащитного ночного мотылька. Хах, который раз – в точку. Анжи – не Андрей – ночной мотылёк опасных городских улиц, жаждущий пристального внимания каждого встречного маньяка.
Игорь, казалось, ещё чуть-чуть – и зло зарычит, приподняв верхнюю губу. Он редко доходил до такого накала, но тут просто взбесился, а Анжи не понимал – почему?
Кошак, кажись, хотел что-то закричать, обвинить, однако передумал, сжав руку так, чтобы жертва хрипела, задыхаясь. Настоящий безумец.
Студент даже не думал сопротивляться, безразлично взирая на появившийся за спиной любовника глюк – силуэт упитанной кошки. Обычная игра теней.
Дёргаться? Смысл?
Раздался жуткий скрип зубов – и хватка исчезла, подарив глоток спасительного воздуха.
Они сейчас оба ненормальные, самоубийственно идущие против снежной лавины.
Дело не в Жучаре… уже.
Анжи упрямо мерещится, что Игорем управляет кукловод – настолько дёрганные его движения. Мужчина ищет свою рубашку, а студенту чудится… конечно, чудится, гримаса обречённости на до отвращения знакомом лице. Невозможно – в любой интерпретации.
Горло сушит, будто дня два петлял по Сахаре, однако присев на корточки из-за слабости, Андрей не говорит – каркает:
- Подожди…
Замер.
Невидимые ножницы чиркнули по невидимым нитям. Ну, студентик, чего ты добиваешься теперь?
- Зачем? – бесцветные интонации, точно по сценарию.
Хозяин и кот поменялись ролями. Логично? Наверное.
- Перевяжу руку, предложу кофе, поговорим о жизни, потрахаемся.
Из всех слов только конечное в духе Анжи, всё остальное произнёс Андрей. Кто из них настоящий, а кто лживая, наивная попытка спрятаться от внешнего мира?
- Хорошо.
«Ещё одно «хреново», и меня стошнит», – с ухмылкой.
Вещи брошенными тряпками остались на полу.
*
Кофе источал потрясающий аромат.
Молчание неумолимо затягивалось, правда, никто не нервничал – не в их случае.
Андрей заговорил бы о чём-нибудь, однако в голове царствовала пустота – пространственный вакуум, находящий отсканированное отражение в зазеркалье глаз.
Игорь спокойно допивает напиток, прикрывая рукой дёрнувшийся в веселье уголок губ: распивания кофе в обнажённом виде никто из них до сих пор не практиковал.
- Я останусь.
Не вопрос.
- Оставайся.
Не ответ.
На-сегодня, на-неделю, на-месяц. На-всегда.
Кто-нибудь объяснит что, вашу мать, нужно делать, когда слова – лишнее?
У меня два кота: толстая серо-рыжая вредина и худющий иссиня-чёрный хам. Первый покоится в земле, а второй… второй до сих пор и по-прежнему остаётся со мной, пусть я, балбес, не замечал этого столько времени.
Эй, Жучара, ты рад? Твой приятель, наконец, вернулся.
Январь 2013