С этими мыслями Игорь уснул, а когда на следующее утро Анжи не появился снова, его решимость произнести нечто непоправимое немного подтаяла. Желание высказаться категорично – стало меньше, но не исчезло совсем. Дело в том, что его сестре Варе исполнялось девятнадцать, и она заявила – раз уж её брат «ненормальный», то она должна хотя бы увидеть того, кто послужил причиной.
В детстве Варька была той ещё капризной плаксивой принцессой, но после смерти матери из-за затяжной болезни резко повзрослела – стала саркастичным скептиком, эдакой записной стервой с романтичным уклоном где-то глубоко внутри – чтобы и не найти. Когда у матери случился инсульт, Варя с братом пытались найти родственников, но бесполезно – по материнской линии все умерли, а по отцовской не желали знать «бродяжек» вовсе.
Игорь переживал смерть матери очень тяжело: он был обязан поддерживать сестру, работать и практически круглые сутки надевать на лицо вежливую маску. Приютом казалась только квартира Анжи – это был пятнадцатый месяц их отношений, и перед Андреем кошак не боялся выть от безысходности, рычать от отчаяния, сипеть от тоски. Анжи молчал, а когда любовник ложился головой на его колени, безмолвно перебирал волосы Игоря, непроизвольно заставляя его засыпать. Тогда Андрей запрокидывал голову назад и одними губами молился, вспоминая полузабытые строчки, которые каждый раз перед сном надиктовывала своим сыновьям истинная христианка – мать. Андрей не верил, действительно не верил в Бога, но просил: если там, наверху, кто-то есть, пусть поможет не ему – ему незачем, а тому, кто видит беспокойные сны, стискивая зубы, чтобы в очередной раз взять себя в руки. Он просил помочь единственному человеку – Игорю, так как никто не заслуживал помощи больше, чем осиротевший кошак.
Андрей не ходил с Игорем на похороны, но никогда не отказывался навестить могилу вдвоём.
А ещё у него было какое-то звериное чутьё, позволяющее избегать встреч с родной сестрой любовника.
Когда Анжи, напившегося, в местами подранной, той самой ветровке приволокли друзья, Игорь собирался на работу. Часы показывали девять утра третьего дня, как студент не показывался дома, даже на пары приползая из очередной хаты, в которой оставался на ночь.
Мужчина проигнорировал взгляды далеко не трезвых парней, поднял сонного Анжи на руки и захлопнул перед остальными дверь.
Откровенно говоря, студент мало чем отличался от типичного бомжа: одежда в хлам, мозги – тоже. Андрей не осознавал, где он, скользя взглядом по очертаниям предметов. Тихо ругаясь, Игорь втянул любовника на кровать – там разул, раздел, не брезгуя прикасаться к грязному телу. Он прикинул, удастся ли за оставшееся время побриться, и укрыл парня одеялом.
Наверное, тогда вся обида испарилась, оставив после себя глубокое понимание: Анжи такой, какой он есть. Кто-кто, а он так же кладёт свои невидимые булыжники в неустойчивую стену, и пусть большинство из них довольно лёгкие, однако некоторые настолько тяжелы, что никто другой и не подымет. В такие моменты кто-то иной бросил бы безнадёжное дело, а этот – упорствовал, обдирая пальцы до крови, но миллиметр за миллиметром двигая проклятую каменюку в нужном направлении.
От понимания мгновенно становится легче – словно сбросил со спины многотонный валун; но пока ситуацию не изменить – Анжи смертельно обижен, а тот, кого он считает «врагом народа», стоит рядом, задумчиво смотря на выглядывающие из-под одеяла тонкие пальцы. Игорь не уверен, но, кажется, Андрей когда-то упоминал, что закончил музыкалку.
Сев на их постель, мужчина провел тыльной стороной ладони по щеке парня, скользнул ею к шее, наблюдая за мерно вздымающейся грудью. Кинув взгляд на часы, со вздохом признал своё поражение – ему пора идти. Уходя, он знал, что вернётся в пустую квартиру.
Так и случилось.
Со скрипом стиснув зубы, Игорь бросил рабочую сумку на пол, разулся и, даже не снимая куртки, вышел на балкон.
Сейчас он и сам, чёрт побери, не понимал, что за чувства буйствуют внутри него. Он вообще редко выходил из себя, но здесь…
- Анжи…
Удивительно, это имя многим лучше любой валерьянки его успокаивало. Ушел… опять ушёл, несносный мальчишка. Оживил, достал, довёл до ручки и свалил подальше. Придурок с гигантскими тараканами в голове, но… чем ближе к нему, тем теплее. Тем сильнее влекущее, заманчивое чувство обладания.
Игорь едва удержался, чтобы не закурить. Просто широко распахнул окна балкона и, опираясь на локти, посмотрел вниз. Удержался потому, что при том количестве горечи во рту, вкус сигарет показался бы невыносимо сладким. Игорь не жаловал сладости, она ему претила, если, конечно, дело не касалось Анжи.
Вздохнув, он посмотрел на крыши соседних домов, где мелькали осколки тихо умирающего солнца. Рассеянно вытянул перед собой руку, сжал её в кулак.
Он должен быть сильным. Терпеливым. Хотя бы потому, что служит для Анжи чем-то вроде дракона, ревностно охраняющего своё мелкое сокровище. И как ни крути, Игорь до умопомрачения любит эту роль. Возможно, потому, что для неё не приходится перекраивать характер.
Чтобы успокоиться, потребовалось двенадцать вдохов-выдохов и один жалобный мявк со стороны некормленой животины.
Присев на корточки, мужчина почесал Редиску за ухом:
- Ладно, пойдём, покормлю, раз Анжи плевал на нас с высокой колокольни.
Поднявшись, он пошел в кухню, зная, что котёнок следует за ним по пятам. Там всё осталось таким же, как до его ухода. Значит, Андрей, не евши, выскочил, едва разлепив глаза. Пакость мелкая.
Потерев переносицу, Игорь достал кошачий корм и пачку зелёного чая с потрясающим ароматом. Сегодня он намеревался дождаться блудного засранца, даже если опоздает на работу.
За окном постепенно тух свет. Котёнок умостился на коленях у сидящего на стуле Игоря, по-прежнему не снявшего верхнюю одежду. В комнате тоже темно – уходящее солнце пожадничало, украв последние лучи.
Пару минут назад мужчина распахнул все окна квартиры, и теперь она дышала запахом весеннего ветра, асфальта и аппетитных персиковых булочек.
Соседи снизу всегда делали их по четвергам, пару раз угощая двух живущих вместе «холостяков». Удивительно, но ни у кого не возникало вопросов насчёт совместного проживания молодых людей. Возможно ли, они смотрятся слишком органично, чтобы ориентироваться в пространстве порознь?
Пригубив горького напитка без сахара, Игорь откинул голову назад – на стенку холодильника – и прикрыл веки.
Так прохладно… Выгнать бы из головы дрянные левые мыслишки.
А может, что-то не так в нём самом? Конечно, легче обвинить Андрея, но это не выход.
Ссора – в ней виноваты оба.
Игорь никогда не был по-настоящему мягким или слабохарактерным, просто он – цельный, в противовес раздробленному на куски Анжи-Андрею. Всё сложилось по удивительной схеме «Инь-Янь», только гораздо глубже, сложнее, запутаннее.
Не сказать, что они умрут друг без друга. Например, может ли дерево зависеть от пения соловья на его ветвях? Нет, но если соловей улетит, дерево опустеет – станет ожидать возвращения настолько легко растворившегося в предрассветных сумерках силуэта. Деревья не чувствуют боли или душевных терзаний, но есть в них что-то такое, заставляющее соловья забыть о небосводе, сесть на ветвь, с наслаждением спеть.
Игорь усмехнулся черноте перед закрытыми глазами. Почему-то подумалось, что сейчас идёт снег – хотя на самом деле никакого снега не было. Странное ощущение.
Покрепче прижав к себе задремавшего в тепле котёнка, Игорь упрямо пообещал – он дождётся… Лишь на секунду прикроет веки.
*
Анжи с тихим скрипом закрыл за собой дверь, снял кроссовки. Почуяв хозяина, Редиска проснулась, спрыгнула с какой-то поверхности и засеменила по линолеуму. Остановилась напротив, и Анжи, поняв, что та собирается подать голос, хапнул животину на руки, прижав к себе мордой. Чудовище довольно мурлыкнуло, устраиваясь поудобнее.
Первое, что понял Андрей – температура в квартире мало отличается от уличной. Непонимающе нахмурившись, парень огляделся: всего половина пятого, и Игорь должен спать сном младенца. Андрей быстро собрал бы вещи в универ и ушёл обратно ночевать к приятелю.
Не то, чтобы он до сих пор обижался, но одна мысль о Дне рождении его невероятно злила. И если бы Игорь завёл разговор об этом, они бы снова поругались. Задетая нить внутри по-прежнему напряженно звенела.
Осторожно заглянув в спальню и никого там не обнаружив, Андрей пошел на кухню. Поёжился из-за прохладного сквозняка и поглядел на неудобно скрючившегося Игоря. Его короткие волосы шевелил ветер из распахнутых окон, а скрещенные руки будто пытались согреть продрогшее тело.
Утро выдалось особенно холодное.
Анжи выдохнул, разрываясь между желаниями уйти и остаться. Но ведь оставить кошака здесь замерзать, по меньшей мере, жестоко. Простудится ведь, непутёвый.
Ссадив Редиску на пол, Анжи подошёл к мужчине. Не удержался, проведя пальцами по недельной щетине. Невольно улыбнулся и наклонился, чтобы запечатлеть короткий поцелуй на сухих губах.
Внезапно зелёно-золотые глаза распахнулись, и Игорь обнял любовника за талию, притягивая ближе. Первым коснулся распахнутых губ, втискивая язык между зубами в рот.
Мятные конфеты. Их привкус чётко ощущался, прослеживаясь в поцелуе. Наверняка для того, чтобы приглушить запах алкоголя – всех литров, вылаканных Анжи нынешней ночью.
Рвано выдохнув, Андрей вцепился в плечи Игоря – не давая приблизиться окончательно. Рука на его спине забралась под ветровку и майку, массируя позвонки. Анжи прогнулся, замычав любовнику в губы, и оттолкнул его – вернее, оттолкнулся сам, судорожно ища опору в виде кухонной тумбочки.
Не сводя горящих глаз, Игорь поднялся, подошел вплотную и поставил руки по обе стороны от Андрея, словно отсекая последний путь к бегству. Возможно, так и было, потому что тот дёрнулся, сглотнул, скосил глаза в сторону на манер провинившегося щенка.
Игорь наклонился к его шее, тёплым воздухом ероша не захваченные в хвост волосы. Негромко засмеявшись, прихватил зубами мочку, несильно потянув её вниз. Положил руку на ширинку любовника, следя за реакцией. Преграда из ткани вызвала у Андрея стон разочарования, который тут же замаскировался под кашель.
- Хочешь? – бархатным голосом поинтересовался кошак.
Вместо ответа Анжи оттолкнулся от тумбочки, обнимая партнёра за талию. Поднявшись на носки, потянулся к губам. Там замер, высунув язык, но не касаясь…
Снизу живота скапливается жар, густым плавленым маревом смешиваясь с кровью, толкая на сумасбродства.
Игорь обнял мальчишку в ответ – теперь точно не сбежит – и неожиданно ясным голосом спросил:
- Поговорим?
Андрей мгновенно приходит в себя, пытаясь вырваться, но тщетно. Закончив с бесплодными попытками, прижимается щекой к груди Игоря:
- Не о чём нам говорить.
- А мне кажется – есть.
Отступает назад, к стулу, вынуждая студента идти за ним, и садится, усаживая Андрея сверху, на свои колени.
Редиска, зыркнув на обоих непонятных хозяев, царственно потопала досыпать в спальню.
- Может, сначала закроем окна? – Анжи по-прежнему смотрел в сторону, не давая заглянуть в свои глаза.
Скрепив пальцы в замке на чужой спине, Игорь хмыкнул:
- Я закрою, а ты тем временем смоешься. Ищи потом ветра в поле.
Андрей вздохнул, сетуя, мол, его замыслы раскрыты, и оба замолчали, не зная, с чего начать.
Единственный внятный звук – тиканье часов.
Игорю подумалось, что Анжи сейчас похож на маленького ребёнка – ведь он сам не знает, чего хочет. В принципе, это являлось обычным его состоянием, но сейчас переходило все границы. Отчаянно хотелось согреть мелкого чертёнка, всё ещё пытающегося хитрить и строить козни.
Если бы сам Андрей услышал эти мысли, то, несмотря на меланхолично-тоскливое настроение, непременно расхохотался бы.
Ребёнок? Едва ли. В голове «чертёнка» порой мелькали такие мысли, что даже Игорь онемел бы от удивления. Хотя… наверное, что-то от сложившегося образа в Андрее присутствовало.
Игорь тёплый. Во всех пониманиях этого слова. И, возможно, чушь, но для Анжи не существовало человека загадочнее и теплее. Хотелось разгадать эту загадку – пусть после каждой разгаданной появлялась новая, на уровень сложнее предыдущей – и одновременно согреться в неугасающем внутреннем тепле, уподобившись бродячему коту на хозяйской печи.
Отчасти загадка крылась в бескорыстии. Ну как, скажите, как можно настолько бескорыстно посвящать себя целиком и полностью одному человеку – сделать того особенным, вознести на личный пьедестал, став преданным вассалом.
Нет, Игоря нельзя назвать слугой, но со временем у них сложились чем-то схожие с этим отношения.
- Я не имел права тебя заставлять, – размышления Анжи прерывает глубокий выдох.
- Угу, – коротко отвечает тот.
- И не хотел тебя обидеть.
- Угу, – такой же ответ.
- Поэтому, если не хочешь, можешь не идти. Я не настаиваю.
- Угу.
- Анжи!
- М-м-м…
Игорь закатил глаза, понимая, что никакого разговора в который раз не выйдет. Анжи не хочет, Анжи болен, Анжи умер – вот и все причины. Ну, они хотя бы помирились – оба понимали, что ссора закончилась после первого поцелуя.
- Пойдём спать? – мужчина разомкнул объятия, одной рукой хулигански ероша волосы любовника.
Тот обнял его спину, прижимаясь плотнее:
- На работу проспишь. У тебя ж всё затекло.
- Плевать. Возьму выходной.
Небосвод начал проясняться, озаряясь пением первых утренних птиц.
Анжи, немного отстранившись, сел прямо. Поймал открытый взгляд Игоря и едва слышно, зато настолько искренне, почти надрывно произнёс:
- Извини. Я тот ещё придурок.
И тут же отвернулся, пытаясь рывком освободиться из ненавязчивого плена. Однако, несмотря на удивление, кошак ухватил, удержал.
- Угу, – ответил так же, как до этого Андрей.
Анжи, скривившись, шутливо ударил его кулаком в плечо.
Они люди, а значит, имеют право на свои недочёты и слабости. Имеют право на ошибки – в частности для того, чтобы их исправить.
Очередная ссора, очередное примирение. Очередной неуклюжий, неумелый, но шаг.
Шаг вперёд.
========== 5. Пишешь – пиши, портишь – чеши ==========
Всё те же ноты, поутихла песня,
Со скрипом ветер распахнёт окно.
Повеет холод. Мы всё так же – вместе.
Хотя, похоже, ветру всё равно.
Всё те же ноты, поломалась скрипка,
По струнам кто-то резанул ножом.
Воспоминанья паутиной липкой:
Мы все когда-то лезем на рожон.
Всё те же ноты. Шёпотом: «Достало».
Шатаясь и не разбирая лиц,
Бродить по скверам, коих здесь немало.
Под щебет странных, серо-чёрных птиц.
Всё те же ноты. На листах отрывки,
Огрызки тех, несбывшихся миров.
Пусть мы солдаты, только где нашивки,
И где следы от злых стальных оков?
Всё те же ноты. Да, всё те же… ноты –
Короткий звон глумящихся гудков.
Забыть бы всех, не понимая – кто ты,
Украдкой скрыть по сердцу ветхий шов.
По правде говоря, Андрей всегда был далёк от искусства. В частности от прозы и поэзии. В рифму к слову «любовь» он неизменно подбирал «морковь». Следом на память приходили другие продукты вроде капусты, свёклы, кабачков… Когда дело доходило до редиски, желание сочинять отпадало вовсе.
Не слишком хорошо дела шли и с прозой. Почерк у Анжи был определённо корявым, а желания изложить свои дрянные мыслишки на бумаге – ноль. Именно это ещё со времён школьной скамьи не давало круглому отличнику писать адекватные сочинения. Учителя, конечно, шли на уступки, а в универе Андрею не отказывали в помощи.
Вот так у Анжи сложился свой собственный жизненный девиз: «Пишешь – пиши, портишь – чеши», касающийся не только искусства и ориентирующийся на: «Либо хорошо, либо никак».
Насчёт музыки… Музыка была и осталась тайной страстью Анжи. Раньше он не стеснялся играть на людях, но после знакомства с Игорем забросил это дело. Он любил одинаково и мелодии Баха, и каверы различных песен, и обыкновенную импровизацию.
Андрей играл на гитаре, давным-давно закончив музыкалку. Бывало, он бездумно перебирал струны, а бывало, с невиданной страстью исполнял сложнейшие мелодии.