- Сукин сын! – не сдержалась, до побеления костяшек сжав кулаки. – Кретин, твою мать. Чтоб тебя четырежды, через седьмое колено!
Нервно взъерошив себе волосы, с осознанием того, что теряет каждую секунду, кинулась к шкафу с одеждой. Перепотрошив вещи, нашла приличную боксёрку, джинсы и гольфы. Наспех оделась. Маякнула перед зеркалом, критически поглядела на отражение, накинула капюшон, чтобы скрыть погром на голове – расчёсывание занимало уйму времени.
Натягивая кроссовки, Варька простонала:
- Что ж ты творишь, ненормальный?
Но, естественно, ей никто не ответил.
Выбежав на улицу, она была готова бежать к брату пешком, однако понимала нереальность затеи, поэтому бросилась к ближайшей остановке.
От беспомощности хотелось на кого-то наорать, а ещё лучше – избить. Приличный кандидат на избиение имелся – брат. Ведь Анжи не стал бы безосновательно прыгать в пропасть. Конечно, псих не говорил ничего об отъезде, но иногда… иногда одному проницательному человеку не сложно прочитать ответ в глазах другого.
Варя нервно ходила взад-вперёд параллельно лавке, ежесекундно спрашивая остальных потенциальных пассажиров который час. Тогда-то она сообразила – ведь можно одолжить чей-то телефон и предупредить, маякнуть «S.O.S.», хотя уже поздно – девушка не помнила номера телефона ни брата, ни кого-то из родных, а её смартфон безнадёжно угробила она сама.
Когда прибыла злосчастная маршрутка, Варя думала: вызывать такси или наорать на водителя: «Почему так медленно?», – наплевав, что тот ни в чём не виноват. Более того, пока они ехали, она едва сдерживала себя от окрика: «Быстрее, твою мать. Плетёшься, как беременный козёл!» Маршрутка действительно ползла лениво, вразвалочку, останавливаясь даже на пустых станциях. Время немного прибило пыл Вари к земле, но тем быстрее она выскочила, едва осознав – пора на выход. Со всех ног бросилась к подъезду и чуть не выбила, стучась, дверь.
Игорь распахнул её, немного ошарашенный визитом сестры, та, не сдерживаясь, со всего размаху влепила ему пощечину. У Варьки дергались уголки рта, а голос дрогнул:
- Что ж вы, к дьяволу, творите?
Игорь, ничего не понимая, отступил назад.
- А? – спохватился, пытаясь дотронуться ладонью до щеки. – Ладно, заходи, поговорим внутри. Правда, у нас гости.
- Но… – попыталась протестовать.
- Давай, пошли. Скоро Анжи подойдёт, у него сегодня короткий рабочий день, – Игорь подтолкнул её в сторону кухни. – Чего бы у тебя ни было, думаю, оно может подождать, пока ты отдышишься.
Варька не верила собственным ушам: что? Подождать? Он соображает, что мелет?
Однако ничего не оставалось – брат ушёл, и Варя, не разуваясь, прошла за ним.
Открыла рот для возмущённых причитаний и тут же замолкла, увидев, к кому так спешит её брат.
Она. Та самая.
Девушка, за которую просил «пришелец».
Вот только в глазах Варьки она не достойна ни грамма восхищения.
- Свали, – рычащий выдох. Та вздрогнула, кинув удивлённый взгляд на колдующего над кофеваркой Игоря. А Варя, не наблюдая реакции, добавила оглушающе: – Быстрее, стерва!
Девушка поднялась со стула, но тут опомнился Игорь. Он попросил гостью посидеть и мягко обратился к вспыльчивой сестре:
- Варь, если что случилось – говори. Но ты же не маленькая, чтобы срывать свою злость на посторонних.
А она только вскинула голову на брата – он… не понимает.
Повернула голову – к Алёне и обратно – прищурившись, спросила:
- Между вами что-то было? – не выдержав, передёрнула плечами. – Ну, отвечайте! Сегодня, вчера, на прошлой неделе? Быстрее!
Вместо ответа Игорь обеспокоенно нахмурился:
- Что-то с Анжи?
- Отвечай! – гневный, почти истерический окрик, а за ним дрожащие ноги не выдерживают, и Варька медленно пикирует на пол. Игорь успевает подхватить сестру, но та бьёт его по рукам, отталкиваясь. Капюшон падает, а пальцы путаются в непослушных кудрях: – Никто не понимает… чёрт побери.
Похоже, она единственная, кто осознаёт масштабы катастрофы.
- Алён, посади её на стул, – Игорь только сейчас понимает, насколько сестра взъерошена и дрожит.
Наконец-то осознает – произошло что-то выходящее вон за рамки их обыкновенного мира.
Пока Алёна оперативно выполняет просьбу, совершенно не обидевшись на оскорбление девчушки, Игорь распахивает дверцы тумбочки, где отбывает срок бутылка с самогоном. Берёт бутылку и, не жалея спиртного, наливает его в чашку для кофе. Протягивает её Варе.
Дезориентированная девушка глотает залпом, закашливается.
- Что за дрянь? – спрашивает почти с ненавистью.
- Догадайся, – кривоватая улыбка.
- К дьяволу! – ещё не пришедшая в себя Варя ставит чашку на стол, возвращается к прошлому вопросу: – Между вами что-то было?
Те переглядываются. Первой признаётся Алёна.
- Да. Вчера ночью. Небольшой… эксперимент.
- Что-что? – Варька вскакивает, едва сдержав рвущиеся с языка ругательства. Но, неожиданно обессилев, вновь садится. Шепчет: – Он уехал. Из-за этого, понимаете…
Игорь с Алёной в энный раз переглядываются, что начинает порядком бесить.
- В смысле, уехал? – переспрашивает девушка. – Анжи?
Ответ ясен без слов.
Игорь тяжело вздыхает, отступает назад, чтобы прислониться к тумбочке.
- Варь, ты поэтому примчалась? - устало трёт переносицу.
Иногда хочется отдыха от всего этого: от чужих тараканов, от забот, от напряжения, и даже… от Анжи.
- А из-за чего ещё? – более спокойно.
- Тогда не стоило, – лёгкое качание головой. – У него бывает… «бродячесть». К вечеру одумается, вернётся, и мы поговорим. Только надо звякнуть на его работу…
- Ты не догоняешь, да? – искреннее раздражение. – Он уехал! У-е-хал! Свалил от вас подальше куда-то на северный полюс – лишь бы не видеть. Если бы ему тошно было, он бы ко мне не припёрся. А я его лицо видела – не то, которое он для тебя корчит, аки малолетняя проститутка, а нормальное – лицо живого человека! За кого, твою мать, ты его всё время принимал? За калеку? Инвалида? За тварь какую-то? Если я в нём гордость за пять минут увидела, то почему ты за столько лет не смог?!
Варька не заметила, когда снова поднялась, а к горлу подступили горячие слёзы обиды. Разве это справедливо – выкидывать на произвол чужую гордость? Игнорировать её, резать по живому?
- Варь…
- Заткнись, а? Заткнись, пожалуйста, – импульсивный шепот. – Говоришь, эксперимент? Так скажи мне, брат, какие эксперименты в тридцать три?
Она смотрела ему в глаза, а он… отвернулся. Посмотрела в глаза ей – и отвернулась сама.
Бред.
Бред. Бред. Бред.
Оставалось молиться, что бездомный кот вернётся к хозяину. Хотя… вряд ли.
Получается это… судьба? Ну и пусть. Пусть будет так, как должно быть – как правильно, потому что короткий промежуток времени выбил из груди весь голос, все силы.
Насильно восстановив спокойствие, Варя медленно опустила взгляд в пол:
- Брат… Знаешь, наверное, я действительно идиотка.
*
В автобусе Анжи продолжал сохранять ледяное спокойствие. Оно на манер таймерной бомбы заморозило внутренности, превратив сердце – или что там вместо него – в айсберг.
Дома, всё дома. А если не примут… в мире есть много свободного места.
Чем ближе к родному городу, тем умиротворённее становился Андрей.
И это не было притворством. Просто тошнотворное ощущение правильности давало о себе знать. Ну да, каждый жизненный этап имеет свой логический итог.
Теперь Андрею вспомнилась гитара – он снова будет жить музыкой, возможно, даже сочинит пару простеньких мелодий и положит на них чужие стихи. Он справится.
Когда автобус в очередной раз остановился, Андрей понял, что задумался слишком глубоко и сейчас пропустит конечную станцию. Он вскочил с кресла, спрыгнул со ступенек транспорта и с зевком потянулся.
Осмотрелся – ничего не изменилось. Но не время сейчас и не место, сначала – домой. За время поездки Андрей понял, какие слова ему следует произнести.
Он шел, не оглядываясь, по знакомым пешеходным дорожкам, пока не остановился у одной пятиэтажки.
В родном городе тоже холодно, однако во дворе играла детвора, а на лавочке кому-то перемывали кости соседи.
Ностальгия – будто срок отмотал и в детство вернулся.
Прежде, чем зайти, Андрей рассеянным взглядом проводил вдалеке пару машин. Те ехали по прямой, в какой-то момент заворачивая на повороте за булочную.
Запахи детства – по ним нельзя не скучать, сколько бы ни старел, обзывая себя взрослым.
Открыв дверь подъезда, Андрей поднялся на нужный этаж. И, не медля, постучался – чтобы не дать себе шанса струсить. С той стороны послышались шаги, молчание, а после щёлкнул дверной замок. На пороге в фирменной «матроске», застиранных спортивках и роговых очках стоял отец.
- Хех, явился, – беззлобно констатировал.
- Угу, – на выдохе, а следом те, ключевые слова: – И знаешь, пап, я вылечился…
Тот нахмурился, фыркнул и рассмеялся, уже силком заталкивая сына внутрь.
- О как? Вылечился, говоришь? От глупости? Ясно, ясно. Эй, мать, иди сюда, слыхала, что сказал?
Мать появилась незамедлительно. Помяла в руках рабочие резиновые перчатки для мытья посуды, а потом мягко, по-матерински улыбнулась:
- С возвращением, сын.
Отец потрепал младшего по шевелюре, а тот, ответив на мамину улыбку, шаловливо прищурился:
- Мам, пап, моя гитара ещё жива?
- Жива, – ответил отец, запуская руки в карманы затасканных синих спортивок. – Мы ж знали, что ты вернёшься, блудный сын. Кровь не водица.
- Тогда хотите, я вам сыграю. Заодно братьев позовём. Мне понятно, пап: кровь не водица.
Я, правда, обожаю тебя, кошак, но теперь, когда не нужен тебе, пришла пора прощаться.
*
Полгода спустя Андрей, прислонив щёку к стеклу, сидел на подоконнике в своей комнате. Пальцы неосознанно перебирали струны.
Песня. Он сочинил – и мелодию, и слова.
Никто не услышит, как Андрей будет её играть – слишком личное, но, тем не менее, он горд собой, ведь даже здесь сработал старенький, изрядно потрёпанный временем принцип: «Пишешь – пиши, портишь - чеши». Андрею самому нравилось звучание, правда, название он так и не придумал. Да оно и не нужно.
Весна. Скоро прилетят журавли.
Любовь, словно медный электрический провод – кого-то бьёт током, кто-то умудряется на ней сидеть – как на героине, а кто-то держится от неё подальше – лишь бы не перегореть. Не остыть. Не остановиться.
Где-то далеко раздался перезвон свадебных колокольчиков.
The end.
Январь-март 2013
========== 8. Вместо него ==========
Он вошел, вместе с ним в Варькину квартиру ворвалась гроза. Мрачное скопище тёмных сил изредка прорезаемое ужасающей линией света. Того вида света, что обычно мелькает в совершенно безумных глазах.
- Он приходил к тебе, так? – требующий, хриплый голос. – Приходил, да?
И взглядом – эта молния, от которой хочется отвернуться. Отвернуться, чтобы не видеть, не знать, что этот ублюдок – её брат.
- Был, - теперь безразличие – привилегия Вари.
Неделю назад её встретили как сумасшедшую, сегодня – она примет брата так же.
Ему больно? Пусть. Он сам разрушил свою жизнь.
Она отворачивается. Но вдруг в зеркале замечает отчаянный взгляд. В нем – внизу – как в колодце – тихо, пусто и тлеют ошметки чего-то драгоценного, затоптанного в темноту и грязь. Искусанные губы беззвучно шепчут:
- Это был всего лишь поцелуй.
И тогда Варя стыдится самой себя. Тот сильный своевольный мужчина, которым восхищалась вздорная девчонка, исчез, оставив в наследие исковерканную ржавую тень.
Горло перехватывает, она рывком оборачивается и обнимает сидящего брата крепко и тепло, прижимая его голову – точь-в-точь как мать раньше – к своему животу.
- Все не так просто. Не так просто, - бормочет ему в макушку. – Это потому, что чувства. Ты разве не понял? С чувствами – трудно.
И хочется реветь - вместе, вместо; но не получается. В голове только: «Любовь не…»