Коца, зайдя в проход между киоском и ограждением автостоянки, прислонился к стене, чтобы перевести дыхание. Мужик настороженно остановился поодаль.
- Заходи, ну тебя в баню, - махнул валютчик рукой. Добавил для нагнетания обстановки. - Ментов сзади не заметил?
- Это тебе они наступили на мозоль, - окрысился снова пастух, невольно озираясь по сторонам. - А я сам по себе.
Коца, высморкавшись как можно смачнее под ограду, начал с признания:
- Денег добыть я не успел, - он со значением посмотрел на клиента. - Давай думать как поступить дальше, чтобы голова не болела ни у тебя, ни у меня.
- А у меня она чего будет болеть? - задиристо засопел мужик.
- Ты же не поедешь со мной к одному корешку? Денег у него вагон.
- Не поеду… А к какому корешку?
- На Западном живет.
- Не-е, я города не знаю. За тобой поволокся, не помню с чего.
- За деньгами, - усмехнулся Коца. - А их пока нет.
- Тогда разбегаемся.
- Не повезешь же ты кресты обратно в деревню? - валютчик напустил на лицо строгости. - И другое, что прихватил с собой.
- Больше ничего не прихватывал… Кто тебе сказал?
Коца, стараясь не подавать виду, что заострил внимание на последней фразе, перевел стрелки на продолжение разговора:
- Если не поедешь ко мне или к другу, давай попробуем встретиться часика через два-три. Если не получится сегодня, завтра я буду с деньгами точно. Тебе когда уезжать?
- А тебе не все равно? На автобусе в шесть часов вечера, - простодушно признался мужик. - Пехом, километра два не доезжая до Раздорской.
- По степи?
- Волков давно перебили, и сало успели с них вытопить.
- Раздорская когда-то была казачья столица, Как раз на меже между степняками и русским государством.
- Кто ее, станица и все.
- Ладно, этот вопрос сейчас второстепенный. Так поедешь со мной, или здесь подождешь?
- На холоду?
- Тогда погнали, дорогу я оплачиваю.
Коца со значением тряхнул сумкой, в которой загремела разная мелочь - от серебряных цепочек до старинных монет. Он уже обдумывал, как сначала договорится со знакомым антикваром за приобретенное у мужика, которого на время спровадит сделки на кухню. А когда получит деньги, выкупит остальное, что в тряпке. Может, за пазухой у пастуха этих тряпок не одна, вон как топорщится за брезентовым плащом овчинный мех полушубка. Отпускать лоха, что содрать с бабы трусы и потом отправить ее на все четыре стороны.
- А ехать далеко? - спросил мужик.
Из-за угла палатки заглянул Скирдач, водила шестерок, и молча исчез из поля зрения. Пастух в этот момент торчал к нему спиной.
- Я же рассказывал, на Западный, -Коца чертыхнулся, не хватало,чтобы шестерки пронюхали про георгиевские кресты. Вмиг донесут по инстанциям до верха с золотопогонным контролером во главе, а там цены на раритеты расписаны от и до. Как и сроки за них. - Если не хочешь туда, найдем место поближе.
- Не, если недолго, я тут подожду, - мужик, вроде, начал доверять.
- За час постараюсь управиться, - Коца снова напрягся борзой собакой. - Ты не обманешь?
- Чего обманывать, - пастух рассудительно почесал под носом. - Кресты мне не нужны, а деньгам применение завсегда найдется.
- Не замерзнешь за ларьком?
- Если морозец будет прихватывать, зайду в кофейную, что напротив. Погреюсь супчиком с кофейком.
- Тогда я мигом.
Коца той же борзой, упавшей на хвост зайца, ударился с места в бег, осмотрелся на ходу - ни одного сексота. Затаились по углам, или отправились по домам? Но рассуждать об этом было некогда. Выстраивая в голове план, он побежал вдоль периметра рынка в надежде встретиться с кем-либо из базарных дельцов. В висках стучало: деньги,деньги, деньги… Проскакивая мимо второго входа в рынок возле соборной стены, он засек длинноволосого и худого Микки Мауса, то ли грека с жидовскими корнями, то ли жида с корнями греческими. Тот прятался в гуще азиатов, торгующих хурмой, сушеным урюком и апельсинами. Коца уже пробежал до поворота к остановке автобусов в сторону Северного с Чкаловским, как новая мысль заставила его притормозить. У Мауса было солидной клиентуры побольше, может и ездить никуда не понадобится. И он заскользил в более узкий, чем на главных воротах, проход. Ментов с омоновцами здесь не было, или успели сделать свое дело, или дальше валютчиков решили не идти. Он подскочил к Маусу, дернул его за воротник кургузого пальто:
- Микки, дело есть, - без перехода начал он.
- Какое? - безразлично прогундосил тот.
- Не здесь же расписывать, давай отойдем к промтоварному павильону.
- Если сумма маленькая, пролетай дальше, - посоветовал Маус, обшаривая физиономию Коцы пытливым взглядом. - На рынке положение неспокойное и я не согласен залетать на мелочи.
- Не на один миллион.
- Пошли.
Оба, выбрав уголок, наклонили головы друг к другу. Коца пересказал все, что с ним приключилось, не назвал только цен.
- Я предлагаю тебе перестень и медали, ты, если сговоримся, отстегиваешь бабки, я возвращаюсь к мужику и выкупаю у него что осталось, - выложил он без обиняков. - А потом встречаемся здесь еще раз. Согласен?
- Показывай, - разрешил Маус, добавил, косясь по сторонам. - Кажется, менты натрамбовали нашими не один “воронок”. Может, уже свалили.
Валютчик вынул из сумки бумажку с колечком и медалями, всунул в руку менялы. Тот склонился к ним, и сразу затих, причмокивая полунегритянскими губами. Коца вертел шеей, стараясь распознать в гуще народа извечных врагов валютчиков - переодетых сотрудников уголовного розыска. Наконец, Микки оторвал долгий нос от изделий, не поворачиваясь, прогундосил:
- Во сколько ты оцениваешь все?
- А у тебя своих расценок нету? - Коца сразу надыбал волынку. Решил повторить сцену сделки с пастухом. - Давай договоримся сперва за медали, ты по какой цене можешь их взять?
- “За храбрость” должна быть подороже, но она балканской кампании 1877-78 годов, а “За усердие” рангом ниже, но крымская. Серебро. Я забираю обе за штуку пятьсот. Поделюсь, если найду купца, который выложит больше.
Коца утвердительно кивнул. Сделки между менялами проходили довольно часто, редко приводя к повторным разборкам.
- Теперь прикинь стоимость кольца. Ты обратил внимание на вензеля?
- Я без исследований скажу, что перстень принадлежал Евлампию Воронцову, атаману Всевеликого Войска Донского, - хмыкнул Микки Маус. - Был на Дону такой еще во времена наполеоновского нашествия. Если хочешь, я отслюнявлю десять тысяч, а потом вместе сходим к Пулиперу. Он даст сто процентную оценку.
- Отстегивай бабки, мне пора бежать, - заторопился Коца, соглашаясь, он за одну сделку сорвал куш в восемь тысяч семьсот рублей. Подобное бывало только поначалу, когда менялы наворачивали неденоминированных рваных по лимону за день. Тогда доллар не поднимался выше пяти рублей, и многие успели открыть свои дела за границей. Теперь же и штука канала за мясо. - Клиент ненадежный, типа, с ковалевской дачи, надо упредить его бегство в тьмутараканскую глушь.
- Где ты его надыбал? - насторожился Микки Маус.
- Сам напоролся на меня.
- А откуда он, ты не спрашивал?
- Давай этот базар оставим на потом, - валютчик присмотрелся к Микки, он догадался, на чем хотел тот заострить внимание. - Часть суммы отстегни купюрами помельче. Для форсу.
- Только ты просеки все, что нужно, - посоветовал Микки, выдергивая пачки денег из-под полы. - Я не к тому, чтобы по мокрому.
- У самого мысля мелькала, - сознался Коца. Он был уверен, что напарник не пойдет на убийство, но нация, к которой принадлежал Маус, была способна задумать оказию с вывертом не хуже дедушки Альберта по прозвищу Эйнштейн. - Ты подождешь здесь?
- Это место притоптано уголовкой. Я зайду до Каталы, если что, найдешь меня там.
- Заметано.
- Не мельтеши на виду. Тутушка довыпендривался, в морге отдыхает.
- Не понял, - притормозил Коца, чувствуя моментальный холодок по телу.- Кто его?.. Когда?
- Подался часа три назад с одним пидором на Тургеневскую, за территорию рынка, там стояла его крутая машина. В машине и грохнули, при обмене крупной суммы баксов. Он прислонился головой к стеклу, базарный патруль постучал дубинкой - ни ответа, ни привета. Открыли дверь, Тутушка и вывалился.
- Придурковатый какой-то… был. Говорили ему, не отходи от места работы, - Коца с досадой сплюнул.
- У всех у нас одна болезнь - ее величество расейская жадность. К тому ж, наживаться разрешили.
- Облава не по этому ли поводу?
- Запросто.
Коца выскочил из ворот, побежал по периметру автостоянки к месту, где оставил пастуха. Среди рядов машин маячил черный “Ленд Крузер” Слонка, бригадиру было все равно, что отморозки мочат его паству, а менты трахают ее во все дырки. Он попивал баночное баварское, заедая осетровым балычком, закладывая менял, и сам обирая их без стеснения. Коца влился в толпу на Московской, подходя к месту встречи, усек одного из шестерок Скирдача, вжавшегося в стену газетного ларька. Самого мужика на месте не оказалось, валютчик выругался, он не мог себе простить, что упустил такого икряного рыбца! Покрутившись возле ларьков, вскочил в автобус, идущий в его район, и вдруг в окно увидел пастуха со Скирдачом на другой стороне дороги, поодаль топтались шакалы, не успевшие обрасти шерстью наживы. Все стало ясно, теперь нужно было забыть эту удачную встречу и заняться созданием гарантий для собственной безопасности. Коца расстегнул замок на сумке, переложил в нее из-за пазухи пачки денег, полученные от Мауса, сунул сумку снова за отворот рубашки.Затем вытащил из кармана брюк выкидную пику, переместил ее в карман пальто. Встречи с бандитами в подъзде родного дома еще никто не отменял.
Глава третья.
На другой день он снова торчал возле главного входа в центральный рынок.Досада от незавершенного выгодного дела как возникла вчера вечером, так не отпускала до сих пор, заставляя озираться вокруг в надежде, что мужик объявится вновь. Время близилось к обеду, в глубине базара постреляли из пистолетов, наверное, менты наводили шухер в кавказских диаспорах. И вдруг Коце почудилась возле автобусной остановки знакомая фигура в брезентовом плаще поверх овчинного полушубка, в шапке ушанке и огромных валенках. Он мотнул головой, стараясь сморгнуть видение. Мужик стоял там, где его оставили вчера. Скорее всего, деньги имели для него большую ценность, нежели то, что было завернуто в тряпочках. Валютчик мигом пересек трамвайные пути.
- Пристраивайся ко мне, - подходя ближе, прошипел он. - И не оглядывайся.
- Почему? - не удивился мужик появлению валютчика. - Ты деньги принес?
- Полная сумка, - Коца оттопырил край, показал пестрые ребра пачек из купюр разного достоинства. - Иди за мной, куда сверну я, туда и ты. Понял?
- А далеко итить?
- Видишь шестиэтажный дом через проспект?
- Желтенький такой?
- Это институт, зайдем во двор и займемся делом. А здесь одни менты с сексотами.
- С кем? Сектанты, что-ли? - пастух засеменил сзади.
- Они самые, тараканы продажные.
- Эти истинные христопродавцы…
Коца сквозанул через дорогу, забитую автомобилями, запетлял в толпе, хриплое сопение мужика, похожего на беременное пугало, от него не отставало. Он еще раз перескочил перед потоком автомашин, нырнул в переходной тоннель, в нем можно было заплутать - столько выходов он имел. Валютчик направился в тот, который выбегал крутой лестницей к углу старинного особняка, приспособленного под институт. Менялы часто пользовались уютным его двориком за крепкими кирпичными стенами. Коца, выскочив из тоннеля наверх, оглянулся еще раз, один из сявок Скирдача пытался суматошно пролавировать между машинами. Все-таки вели, пидоры, но вряд ли кто из них знал про потаенное место, которое надыбали несколько менял из старой гвардии. За турникетом он сунул вахтеру денежный “талон”, кивнув пастуху, шумно переводящему дыхание, спустился по ступенькам к выходу во двор. Двор, заваленный ржавыми станками с деревянной тарой, был пуст. Мужик остановился перед дверями, затем высморкался, провел под крупным носом рукавом грубого плаща.
- Иди сюда, - позвал Коца из-за стопки деревянных ящиков, за которыми находился свободный пятачок со стулом посередине.
- Куда!.. А там никого нет?
- Ага, с кувалдой… Кому ты нужен, - чертыхнулся Коца. - Кресты целы?Давай еще раз посмотрим на них.
- Что глядеть, - мужик, протискиваясь вовнутрь, полез за пазуху. И отдернул руку. - Ты сначала деньги выложи, а потом будем разговаривать.
Коца расстегнул на сумке замок, шмякнул о поверхность стула несколько тугих пачек из купюр по червонцу, перетянутых резинками. Пока мужик разминал одну из их в заскорузлых руках, выглянул осторожно из-за ящиков, осмотрел двор. Показалось, входная дверь чуть приоткрылась, там как бы провели по воздуху осколком стекла. Он помнил, что лично закрывал ее за пастухом. Но может, отошла…
- Деньги, вроде, не фальшивые, - бурчал мужик себе под нос, передергивая плотный брусок. - Цветастые, похрустывают… На сгибах не ломаются.
- Кресты в кофейне не пропил? - во второй раз подогнал его Коца
- Куда им деваться, - пастух сунул руку за отворот полушубка, развернул тряпку на сидении, рядом с пачками денег. Четыре “георгия” разом взялись отражать лучи после полуденного зимнего солнца. - Давай договариваться.
- Теперь успеем, - валютчик хмыкнул, забирая лоскут в руки. Он никак не мог заставить себя быть равнодушным. - Ты ночь где провел?
- В Доме колхозника, истратился, - пастух со значением надавил на последнее слово. - Да еще эти… разбойники выспрашивали, о чем мы вчера договаривались, да что я успел тебе продать. Пистолетами угрожали.
- А ты что ответил?
- Сказал, что отцову медальку продал, медную. Не поверили, все допытывались, откуда я, да как.
- Рассказал?
- Уссутся не пивши. Приехал, мол, в город, медальку продал, теперь селедочки, вот, куплю, сахарку. Папиросок, мол, а сам не курю.
- Отстали?
- Ушли, - пастух перевел дыхание. - Ты тоже зубы мне не заговаривай, называй свою цену.
- Я уже у тебя спрашивал, за сколько ты хочешь их сбагрить, - напомнил Коца, чувствуя, что нужно снова набираться терпения. - Еще не надумал?
- Это тебе надо думать. Ты цену назови, я прикину.
Торг повторялся словно сиамский близнец, сделки, подобные этой, могли проходить спокойно только в церквях, или после побоища, когда вечное стремилось перетянуть на себя одеяло с сиюминутного. Коца, чертыхнувшись в душе, назвал цену, с которой любой уважающий себя коллекционер постеснялся бы начинать торг. Но мужик и этому обрадовался, главным для него было само действие.
- Не-е, за такие деньги я лучше их в речку побросаю, - замахал он рукавами брезентового плаща. - Пусть раки позатягают их в норки.
- Раки темноту любят, а от крестов вода станет светлее, - заметил валютчик, скрипя зубами. - Я тебе живые бабки предлагаю, за железки, а ты ломаешься как красная девица. Добавляю еще пачку десяток.
- Тысячу рублей, что-ли? Один весь золотой, у второго тоже кружок золотой, два других совсем не железные. А может, и все золотые, сверху только забеленые. Я не согласный.
- Сколько же ты хочешь, опять миллион? - Коца стукнул кулаком по стопке с ящиками. - Или тебе миллиона уже мало?
- Было бы как раз.
- У меня таких денег нет.
Валютчик начал собирать пачки со стула,оставалось отмудохать пастуха в глухом дворе и не солоно хлебавши уйти домой. Грабить его было бы не с руки, по проспектам гоняли милицейские бобики, отслеживать смысла тоже не имело. Больше у него, скорее всего, ничего с собой нет, да и дома вряд ли что спрятано. Слишком живописует красоты, то роса на восходе солнца зерниночками, то горница от камней покрупнее огнями полыхает. Скоро сам, насквозь пропитанный дерьмом, заблагоухает французскими одеколонами. Коца перекинул сумку через плечо и шагнул к выходу из завалов из ящиков. Спасибо, как говорится, и на этом, давно таким наваром не баловали.