"Sinful world" - "Торговец деревом" 4 стр.


— Как рука?

Машу перед носом забинтованной конечностью: широкая полоска, окутывающая ладонь.

— В полном порядке. Хорошо, что не правая, — выдыхаю с облегчением, не переставая улыбаться.

Такая рана — пустяк. Не вешаться же из-за нее?

— Лирой, Лирой, — за спиной раздается звонкий голос, и в то же мгновение теплая рука Трейси накрывает плечо, а девушка повисает на спине. — Догадайся, кто в ближайшее время наконец соберет свои манатки и съедет от меня? — в нос ударяет запах перегара. Кажется, кто-то опять пьёт на рабочем месте.

Перед глазами появляется сверкающий в лучах прожектора ключ.

— Да ладно? — перехватываю и не могу поверить своим глазам.

— Шоколадно. Глен постарался, квартира-студия неподалеку от твоей учебы, до клуба придется добираться, но зато в универ будешь ходить пешком.

— И где же он достал такую? Сколько оплата в месяц?

— Потянешь. И на жизнь останется. Просто с «красного зала» уволился один бармен, переезжает в другой город. Сказал Глену, что если кому из сотрудников надо, может поговорить с арендатором, чтобы попридержать квартирку. Так Глен сразу же и забрал.

— Во дела. Даже не знаю, как отблагодарить, — смахиваю капли пота со лба. Что-то жарко сегодня.

— Начни с меня. Поблагодари своим переездом, — наконец отстает от моей спины. Под рубашкой слишком липко.

— Я же знаю, что скоро ты взвоешь от скуки, — широко улыбаюсь. — Так уж и быть, разрешу тебе себя навещать.

Девушка, оправдываясь, что нужно возвращаться к работе, скрылась в толпе.

Сжимаю ключ в ладони, словно не веря, что держу его.

— Твоя подруга? — наблюдая за моим восторгом, спрашивает Райс. Похоже, я о нем успел забыть.

— Да.

— На работе познакомились?

— Нет, с детства вместе ошивались. Можно сказать, моя работа здесь — ее заслуга.

— Вот оно как, — довольно ухмыляется и переводит взгляд на часы. — Ладно. Мне пора. Увидимся.

Протягивает руку и, дождавшись пожатия, забирает пиджак со стула и скрывается в толпе.

Сегодня Райс побыл совсем немного в клубе. Значит, действительно были дела.

— Знаешь, — за спиной появился Френк. — Трудно не заметить его жадного взгляда, — я вздрогнул. — Он так и пожирает тебя, не боишься?

— Чего? — непонимающе переспрашиваю.

Действительно, а чего я должен бояться?

— Когда-нибудь он не выдержит и возьмет тебя прямо на барной стойке.

Я подавился воздухом.

— Сбрендил?

— Нет, просто предостерегаю тебя. Я, кажется, пока один в курсе его планов на тебя, но будь осторожней.

Не знаю почему, но слова парня ни капли меня не задели. Не могу сказать, что в последние дни я стал слишком невозмутимым, но этот Райс своего рода являлся моей отдушиной. Между нами негласно было все решено: его чувств я не принимал, но и он этому не противился.

***

Так приятно просыпаться в своей постели. Просыпаться не потому, что где-то за стенкой гудит фен или играет не самая приятная музыка. Открывать глаза под будильник, заведенный на то время, когда именно мне удобно. Да… Вот это жизнь. Давно я о таком мечтал.

На дисплее телефона мелькает давно установленное напоминание «зайди к отцу». С каким-то сожалением и горечью понимаю, что тянуть больше смысла нет. Прошло уже больше трех месяцев с моего ухода. Как бы убого и падко это не звучало, но нужно проверить, дышит ли он еще?

В универе сегодня ненужные пары, а это значит, что можно спокойно пропустить их все. Схожу на квартиру, проведаю и успею вернуться до начала рабочего времени.

Нехотя поднимаюсь с кровати, натягиваю на себя постиранные джинсы, замечая, что ткань достаточно села, что налезает на ноги, словно вторая кожа. Стандартные процедуры: зубная щетка, бритва, чай с бутербродами и просмотр новостей. Не знаю, почему всё еще интересуюсь, что творится в мире, когда давно живу уже совсем в другом. Отличном от того, что показывают по телевизору. Ни хуже, ни лучше.

Ноги не хотят слушаться. Медленно поднимаюсь по ступенькам на четвертый этаж. Ощущение, будто к щиколоткам привязали гири. Пакет в руке заставляет крениться в бок под тяжестью: свежие фрукты, немного готового мяса и бутылка минеральной воды — на всякий случай.

Останавливаюсь у двери, считаю до десяти и тяну на себя ручку. Открыто.

Пожалуйста, лишь бы опасения не оправдались.

Я ведь даже не прочь бросить все: работу, квартиру и вернуться, чтобы снова помогать тебе, впахивать за двоих, подменять тебя на работе, но только чтобы видеть хоть каплю человечности во взгляде.

Неприятный запах стоит у самого коридора. Сколько недель, месяцев ты не выносил мусор? Хотя бы выходил из дома?

С кухни доносятся звуки включенного телевизора. Кажется, время замедляется до такой степени, что между ударами сердца проходит вечность. Захожу на кухню и застываю в дверном проходе.

Ничего не поменялось.

На что я надеялся?

Склонившись, спит, уткнувшись лицом прямо в стол. Рядом стоит законченная бутылка портвейна, в радиусе стола не намечается даже стакана: уже просто хлещет с горла.

— Отец! — окликаю его, но безрезультатно.

Подхожу ближе, водружая тяжелый пакет на стол. Даже не шелохнулся.

Пришлось приводить в сознание, будить, потряхивая за плечи.

Вытирает обильно стекающую по подбородку слюну и, часто хлопая глазами, смотрит на меня. Щурится, словно зрение с единицы резко упало до минус шести. А во взгляде ни капли… Нежности? Любви? Нет, о таком я уже даже не вспоминаю. Элементарного признания, даже его там нет.

— Ты? — хрипло спрашивает, хватаясь за бутылку, делает глоток, но в горло не упало и капли.

«Ты?» — эхом отдается в голове, когда вообще в последний раз он называл меня сыном или хотя бы по имени.

Шарю в пакете и достаю прохладную бутылку, откручиваю крышку, разнося по помещению желанное шипение, и протягиваю ему.

Воротит нос, криво косясь на меня.

— Я не принимаю подачек!

— Что ж, тогда просто оставлю ее, — специально туже закручиваю бутылку и возвращаю на место.

— Что ты притащил сюда? — с отвращением смотрит на пакет, словно перед ним лежит разделанный труп крысы.

Жаль, что это действительно не он…

— Принес тебе еды, когда ты в последний раз ел?

Смех.

Смех, противный смех заполнил всё помещение. Некрасивый, хриплый, противный смех.

Интересно, сейчас он потешается над проявленной мною жалостью или над своей жалкой жизнью?

— Какого черта ты вернулся? Что, выгнали с ночлежки, больше и там нет места для нахлебников? — раздражения в голосе уже не скрыть.

— Меня никто не выгонял. Я снимаю квартиру и живу вполне неплохо…

Зря.

Ой зря я это сказал. Лучше бы молчал, проглотив язык, и косил под немого.

Тяжелый взгляд поднимается, с явным злорадством оглядывая мое лицо. Мгновение. Успеваю только сделать машинальный шаг назад, прислоняясь спиной к стенке, перед тем, как стол со всем содержимым будет опрокинут на пол. Грохот. Звон разбившегося стекла.

— Так какого черта ты приполз сюда, щенок? — срывается на ор. Кажется, соседи снова станут свидетелями вспышки гнева.

— Вытаскивать тебя из дерьма, в котором ты сидишь. Я, как наивный ребенок, думал, что мое отсутствие хоть как-то тебя вразумит, что ты одумаешься, придешь в себя!

— Ты пересмотрел мультиков, малыш. Убирайся, пока я не разбил о твою голову что-нибудь тяжелое. Видеть твое счастливое лицо не могу! Катись в свою счастливую жизнь, а меня оставь в покое.

— Теперь я понимаю свою мать. Глупо надеяться, что в пустыне вырастет что-то другое, кроме кактуса!

Собираюсь развернуться, чтобы на этот раз навсегда пулей вылететь из квартиры, но не успеваю: кулак, сжатый до потрескавшейся кожи, прилетает мне прямо в лицо. На мгновение мир перед глазами темнеет. В голове раздается оглушительный звон.

— Я же говорил, не упоминай о ней при мне!

Пячусь назад, сплевывая кровь из разбитой губы, кажется, в рот хлещет уже даже из носа.

— Какой же ты всё-таки мудак.

И всё.

Срываюсь на бег. Без оглядки.

Всё равно, что всё лицо перемазано алым. Плевать, что подумают прохожие. Всё равно, кого это напугает.

Бежать без остановки. До щемящей боли где-то в боку. Бежать даже тогда, когда сил, кажется, совсем не осталось, а ноги волочат тело по инерции.

— Ненавижу, как же я тебя ненавижу!

Кричу больше от бессилия, понимая, что теперь я остался действительно один. Зачем я всегда утешал себя иллюзиями, что матери и отцу на меня не плевать?

Плевать. С самой высокой башни. Им обоим всё равно. Даже если меня собьет машина, никто из них не узнает…

А хоронить будут за счет государства.

Нет!

Проводить свой долгий остаток жизни в сожалении и тоске по отсутствию родительской любви я не буду. Это их жизнь. Им ничего не помешало прожить ее так, как им удобно. И я воспользуюсь этим примером. Этим единственным примером.

***

Сколько я проспал, не знаю, но когда открыл глаза, в телефоне насчитывалось уже семь пропущенных. Значит, на работу я уже опоздал. Куда идти с таким настроением? Куда идти с таким лицом?

Но еще хуже. Пугает возможность остаться дома. Перспектива лежать, как аморфное существо, меня не радует. Я и так прекрасно понимаю, какие мысли будут крутиться, если останусь в четырех стенах.

Набираю номер Трейси, не дождавшись ответа, следую в ванную, попутно выбрасывая в мусорное ведро растаявший пакет масла. Сколько часов я пролежал, уткнувшись в него лицом?

— Ты где, засранец? — на фоне клубного шума слышится голос девушки. Она беспокоилась за меня? Или волновалась, что влетит от начальства?

— Если прыгну в такси и подъеду через час, меня сильно убьют?

— Не знаю. Ты прикати для начала, — Трейси собиралась отключиться, но я вовремя остановил ее.

— Как думаешь, если лицо немного не презентабельно, за это сделают выговор?

— Пил, что ли… — делает предположение она и тут же останавливается. — Ходил к отцу? — уже тише спрашивает.

— Да.

А толку врать? Все равно рожу не спрячешь, все увидит.

— Приезжай, что-нибудь придумаю.

Душ, чистая одежда, новые недавно купленные темно-синие кеды Converse, не подделка, вложил в них свою премию, и меньше чем через полчаса я уже сижу в комнате для работников. Трейси, нависая надо мной, лепит на переносицу телесного цвета пластырь и проходится по краям неровной раны на губе тоналкой. Неужели поможет? Так и получилось. Следы были не видны издалека, вблизи и пластырь, и остальное можно было разглядеть. Оставалось надеяться только на привычный свет в помещении «синего зала», не такой яркий, как здесь.

Приступаю к работе, стараясь выкинуть из головы ненужный мусор. От Глена не влетело, напарники по «стойке» долго не расспрашивали, поэтому к обслуживанию клиентов я приступил довольно быстро, параллельно (неизвестно по какой причине) высматривая на привычном месте белобрысую макушку. Наверное, где-то внутри себя я уже ждал этого бессмысленного разговора, подсознательно желал переключить тумблер с дневной темы на любую другую.

Отдавая девушке коктейль и рассчитывая ее, продолжаю высматривать: всю стойку сегодня просто заполонили, наверное, Ему просто не хватило места, а может Он вовсе не пришел. Я понял, что ошибся на этот счет, когда отпустив достаточное количество людей, открылся обзор на самый дальний конец барного стола. Райс, весь такой свежий, как всегда облаченный в неизменный строгий дорогущий костюм, сидел за столом, окучивая какого-то смазливого парнишку.

Он так улыбался ему…

Кажется, этой улыбки я никогда не был удостоен.

Внутри что-то кольнуло. Я и сам не понял, откуда во мне всполошилась такая ярая злость, но, идя на поводу у своих эмоций, игнорируя руки с протянутыми купюрами, я двинулся в направлении блондина и объекта его вожделения.

Приблизившись уже достаточно, неожиданно для себя замираю. Тело не слушается. Не получается сделать ни шага вперед, ни шага назад. А всё потому, что мысли расходятся с действиями.

И правда, а что я ему скажу? Какую предъяву кину? Буду оправдываться тем, что рассчитывал, что его умение слушать и слышать людей вновь станет моей отдушиной на сегодня? Бред. Пошлет, даже не задумываясь.

— Лирой?

Поздно. Меня заметили.

Поднимаю глаза, сталкиваясь с удивленным взглядом Райса. Кажется, тот первым делом уже оглядывает мой пластырь на носу: подошел слишком близко.

— Я думал, тебя сегодня уже можно не ждать, — разочарованно произносит он.

— Ага, я и сам вижу, — говорю то, что думаю. Плевать. Человеческий фактор. Сегодня все попали под раздачу моего настроения. Не одному же мне вечно огребать.

Замечаю блеск в его глазах, что вызвало в нем такой дикий восторг?

— Неужели… — придвигается ближе, вытягивает вперед руку, хватая за ворот рубашки, притягивает к себе, оказываясь рядом с ухом, наконец договаривает: — … ревнуешь.

Жестом успеваю отдать охраннику сигнал, что всё в порядке и это не очередной недовольный клиент, который решил помахать кулаками. Хотя. Насчет недовольства еще можно поспорить.

— Прикуси язык, — огрызаюсь и, вцепившись руками в край столешницы, отталкиваюсь назад.

Его компаньон, все это время молча наблюдавший за нами, наконец отмирает, обращаясь к Райсу:

— В общем, заканчивай с этим цирком и позвони наконец матери, она переживает, — прощально махнув рукой перед тем, как отдалиться, напоследок добавляет. — Заплатишь за мою выпивку, братишка.

Братишка?

Райс тем временем, совершенно не замечая отдаляющегося родственника, так и продолжает пялиться на меня.

— И чего ты такой взвинченный сегодня? — оглядывает мое лицо. — И кто тебя так? Надеюсь, как большой мальчик, дал сдачи? — довольно ухмыляется и достает из бумажника такую же выглаженную купюру, как и всегда. — А это… — глаза улыбаются больше, чем его растянутый рот, — за братишку.

Финиш.

Не могу сдержать смеха. Сквозь боль в губе и сморщенный лоб, прикрывая рот ладонью, срываюсь на дикий смех.

— Вот это я отмочил. Фух, — перевожу дыхание, больше наигранно всплескивая руками. Действительно, дурацкая ситуация.

— Нет, милочка, теперь ты так просто не отвертишься!

Милочка? Это ты сейчас ко мне так обратился?

— Ты оху…

— Я же видел этот взгляд, — перебивает. — Жаль, что брат так быстро развеял твои сомнения, но я бы посмотрел, как бы ты выкручивался дальше, — облизывает пересохшие губы, так пошло, демонстративно. Достаю из-под стойки первый попавшийся стакан. Забираю с бара первую попавшуюся бутылку. Не глядя наполняю, закупоривая крышку.

Делаю глоток.

А затем еще один.

— Через пятнадцать минут возле знакомой тебе двери с табличкой «служебное помещение», — выдаю так резко, что даже Райс не скрывает удивления. — Хотя… Почему через пятнадцать? Сейчас!

***

Дверь с табличкой «служебное помещение» оказывается открытой в два счета, контролирую себя только до того времени, пока не щелкнет замок, и для надежности не будет подставлен стул, впрочем, табличка с обратной стороны «идет уборка» должна остановить людей от покушения на ненадежный механизм.

— Я и не думал, что ты можешь быть таким, — сталкиваюсь с взглядом голубых глаз, замечаю этот природный блеск, а следом перевожу взгляд на довольную лисью улыбку.

— Поправка «не могу быть», а такой и есть, — успеваю договорить, прежде чем мы падаем на небольшой синий диван.

Зачем, спрашивается, он нужен в уборной? Теперь понимаю.

Сижу на нем, сжимая коленями его бедра. Продолжаю сверлить взглядом, покусывая нижнюю губу. Ничего не предпринимаю, просто выжидаю, когда сорвешься, когда перестанешь дышать и просто набросишься, как голодный зверь. Сверху? Мне плевать.

Для тебя я готов даже открыть рот. Но. Не сейчас. Не сегодня.

Мысли получается угадывать не сразу, но всё же, опомнившись, Райс привстает на локтях, опираясь на подлокотник, протягивает вперед руку, чтобы, поймав за шею, притянуть мое лицо к себе.

Назад Дальше