– Здесь такое невозможно, – упрямо произнес Дронго, – тем более через два года. Вы же профессионал, господин Стайнфелд, и должны понимать, насколько глупо все это выглядит.
– И тем не менее он настаивает. К тому же мне звонил Иссер Блехерман. Это его младший брат, и он возглавляет АМАН в Израиле. Вы понимаете, что я не мог ему отказать.
Служба АМАН была войсковой разведкой Израиля, и иногда интересы британских и израильских спецслужб совпадали. Очевидно, дополнительные факты, собранные Меиром Блехерманом, могли быть очень важными.
– Ясно, – сказал Дронго. – Тогда, конечно, нужно помочь старшему брату. Я почти убежден, что ничего сделать невозможно, но на встречу поеду. Хотя бы потому, что все это выглядит достаточно неправдоподобно. Младший брат обязан был объяснить, что повторное расследование через два года выглядит просто смешно. Это во‑первых. А во‑вторых, в России никто не позволит проводить такое расследование, связанное с государственными преступлениями. И, наконец, конкретно мне никто не позволит этим заниматься. Но Блехерман все равно приехал. А его младший брат его не отговорил. Значит, там другие обстоятельства и какие-то новые факты, о которых мы можем не знать. Предположить, что руководитель АМАН ничего не понимает в подобных делах, достаточно глупо.
– Это разумная мысль, – сдержанно согласился англичанин.
– Поэтому придется ехать на встречу. Кстати, я сейчас подумал: может, Блехерман прилетел сюда со своим братом? Или это слишком наивная мысль?
– Не думаю, – сразу ответил Стайнфелд. – Разведчик такого уровня не стал бы просто так прилетать в Москву, даже ради своего брата и его дочери, не говоря уже о том, что, согласно израильским законам, имена руководителей спецслужб являются государственной тайной этой страны. Получается, что я выдал вам государственную тайну, – пошутил он.
– Которая есть в Интернете, – напомнил Дронго. – Сейчас все секреты можно прочесть в Интернете. Даже как собрать и применить атомную бомбу. Ладно, будем считать, что вы меня убедили. Поеду на встречу.
– И учтите, что он очень богатый человек и может оплатить все ваши расходы, – добавил Стайнфелд.
– В этом я как раз не сомневался, – ответил Дронго.
Он еще успел посидеть перед компьютером, сделав запрос о случившемся взрыве в Петровском пассаже два года назад, и только затем поехал вместе с Эдгаром Вейдеманисом на Тверскую в отель «Ритц-Карлтон».
Сам отель был построен на месте высокой коробки гостиницы бывшего «Интуриста». В отличие от прежней высотки новое здание «Ритц-Карлтон» достаточно гармонично вписывалось в общий архитектурный ансамбль Тверской. Дронго вошел в холл отеля вместе с Вейдеманисом, и с дивана тут же поднялся мужчина лет пятидесяти пяти. Седые волосы, немного отекшее лицо, достаточно плотный, среднего роста, в очках. Он был одет в темно-синий костюм. Дронго обратил внимание, что галстук был повязан американским узлом. Это был Меир Блехерман. Он шагнул к приехавшим и крепко пожал руку Дронго, пристально вглядываясь в него, словно спрашивал у самого себя – верный ли выбор он сделал. Рядом с ним появился высокий мужчина с армейской выправкой, ростом почти с Дронго и Вейдеманиса. У него были коротко остриженные волосы, строгое обветренное лицо с резкими складками вокруг рта, темные глаза.
– Гилад Штаркман, – представил его Блехерман обоим напарникам. – Это мой помощник, который обычно прилетает со мной в Россию. Господин Штаркман хорошо владеет русским языком. Его отец из Латвии а мать из Литвы, – пояснил он. – Давайте поднимемся в мой сюит, чтобы поговорить в спокойной обстановке.
Все четверо мужчин прошли в кабину лифта. Штаркман приложил карточку-ключ, и кабина плавно поднялась на верхний этаж. В просторном номере Блехермана они уселись за стол друг против друга. От внимания прибывших не укрылся и тот факт, что перед началом разговора Штаркман достал из кармана и положил на стол скремблер, блокировавший возможные попытки прослушать их беседу.
– Спасибо, что приняли мое приглашение, – начал Блехерман. – Не скрою от вас, что я достаточно долго искал специалиста, который мог бы мне помочь. У меня были разные претенденты, но я принял решение остановиться именно на вашей кандидатуре. У вас прекрасные рекомендации, и вы достаточно известный эксперт. В том числе и в нашей стране. – Он немного помолчал, словно собираясь с мыслями, затем продолжил: – Два года назад в Москве произошла трагедия. Смертник взорвал себя в Петровском пассаже. Погибло четырнадцать человек. Среди них – шестеро граждан Германии, двое корейцев, несколько граждан России и моя дочь… – Блехерман тяжело вздохнул и поправил очки. Было понятно, что ему и теперь, спустя столько лет, тяжело говорить об этом. – Она погибла, – выдавил он, – ей было только двадцать два года. Мы с женой ждали целых восемь лет, пока Бог послал нам эту девочку. Восемь лет… А потом было двадцать два года беспрерывного счастья. И все закончилось, когда какой-то мерзавец вошел в этот пассаж и взорвал себя вместе с остальными…
Было видно, как тяжело ему даже говорить об этом. Штаркман поднялся, налил в стакан минеральной воды и протянул его Блехерману. Тот залпом выпил, кивком поблагодарил и спросил у гостей:
– Что-нибудь будете пить? Может, чай или кофе? А может, виски или вино?
– Спасибо, ничего не нужно. Если можно, продолжайте рассказывать. Я понимаю, как вам тяжело, – мягко проговорил Дронго.
– Очень тяжело, – согласился Блехерман. – Я тогда приехал в Россию и только спустя месяц получил разрешение увезти тело моей девочки на родину. Моя супруга до сих пор не может прийти в себя и сейчас находится в швейцарской клинике. У нее большие проблемы с сердцем… – Он вздохнул, снова поправил очки. – Человек не может смириться с такой потерей. Тем более обидной и страшной, когда она происходит внезапно. Мы не пускали нашу Дану даже в приграничные районы, которые подвергались обстрелу со стороны ХАМАС, а оказалось, что ей суждено было погибнуть именно здесь. Она ведь приехала сюда, чтобы увидеть место, где мы познакомились с ее матерью. Это было более тридцати лет назад. Мать рассказывала потом Дане, как вышла из ЦУМа, проходя дальше по Петровке, а я двигался с другой стороны, и мы как раз там и встретились. Это было наше самое любимое место в городе, которое стало самым страшным местом для нас. Так иногда бывает в жизни. С тех пор я несколько раз прилетал в Москву. Был на судебном процессе, когда судили этих мерзавцев. Смертник взорвал себя сам, и очень надеюсь, что он сейчас в аду. Организатора и пособника арестовали. Еще одного пристрелили при задержании. Говорят, что он оказал сопротивление. Организатор получил двадцать два года, второй – четырнадцать лет. Оба сидят в колониях.
– Приговор был обжалован?
– Их адвокаты подали апелляции, но Верховный суд их отклонил. Странно, что таким нелюдям назначают государственных адвокатов. Как будто их участие в преступлении не доказано. Но, видимо, везде сначала думают об убийцах, а только потом об их жертвах. Сейчас в моде гуманизм. В том числе и к преступникам. – Блехерман непроизвольно сжал кулак, побагровел, шумно задышал, но усилием воли взял себя в руки и продолжил: – Мне важно, чтобы нашелся человек, который возьмется за проверку всех фактов, уже известных следствию и суду, и вынесет свое заключение.
– Это невозможно, – мягко возразил Дронго. – Прошло много времени, свидетели, даже если таковые найдутся, уже многое не смогут вспомнить. Никто не разрешит вторично проводить расследование. А самое главное, что суд уже осудил всех, кто был причастен к этому преступлению.
– У меня появились некоторые сомнения, – покачал головой Блехерман. – Все это время мы собирали факты, которые могли нас заинтересовать, и теперь считаем, что необходимо все проверить еще раз. Возможно, там были еще другие люди, которые сумели уйти от наказания. А самое неприятное, что в организации взрыва обвинили только одного человека, того самого, который получил двадцать два года тюрьмы. Но ведь кто-то давал ему деньги, взрывчатку, обеспечивал нужными связями, людьми, материалами. Это не тот человек, на котором может замкнуться цепь. Нужно было продолжить поиски, но их остановили.
– Кто вел дело?
– Следователь по особо важным делам Поляков. Глеб Юрьевич Поляков. Пока шло расследование, я дважды с ним встречался. После того как дело было передано в суд, он отказался со мной разговаривать, и формально был прав. Следствие закончилось, и теперь все решал суд. Но фактически это было не совсем так. Вернее, совсем не так. Поэтому я приехал сюда и нашел вас, чтобы попытаться проверить некоторые факты.
– Я меньше всего подхожу на эту роль, – пробормотал Дронго, – вам лучше поискать среди бывших сотрудников Следственного комитета, учитывая их связи и возможности.
– Прошло много времени, – неожиданно произнес Блехерман, – и я понимаю, что можно не найти никаких концов. Но мне вас рекомендовали как отличного специалиста, который буквально творит чудеса. Есть еще несколько факторов, которые не позволяют мне обращаться к сотрудникам государственных органов, даже бывшим.
– Боитесь, что бывший сотрудник может оказаться под влиянием своих руководителей, которые просто не допустят никаких утечек информации, – заметил Дронго.
– И это тоже немаловажный факт, – согласился Блехерман.
– Затем хотите найти человека который сумеет войти в контакт с возможными пособниками организаторов этого взрыва. А это должен быть мусульманин. Я прав?
– Если вы все знаете, то зачем спрашиваете? Конечно да, я искал именно такого человека. Не скрою, я бы хотел, чтобы вы нашли любую возможную зацепку. Если хотите, это моя личная месть тем, кто сотворил подобное несчастье.
– Я все понимаю. Осознаю, насколько велико ваше горе. Понимаю, как сложно сейчас вашей супруге. Но прошло два года. Многие детали просто стираются из памяти, независимо от желания или возможностей свидетелей.
– Моя супруга тяжело больна, – перебил Дронго Блехерман, – врачи делают все, что возможно. Но после случившегося… Вы знаете, что означает на иврите имя «Дана»?
– Знаю, – мрачно ответил Дронго, – от библейского – «Даниил», что означает «Бог – мой судья».
– Есть еще одно значение имени «Дана». Оно означает «дарованная» или «данная Богом». Но мы потеряли нашу девочку. Кто-то решил, что может таким образом лишить нас всего. И поэтому мы два года собирали все возможные материалы по крупицам, по деталям. Нужно было учитывать и общую обстановку, и невозможность нашего параллельного расследования. Но теперь у нас появились некоторые факты, поэтому я решил обратиться к вам. Мне нужна ваша помощь, господин эксперт. И я прошу вас начать повторное расследование.
– Это невозможно… – снова попытался объяснить Дронго.
Но Блехерман опять его перебил:
– Один миллион долларов наличными.
– Дело не в деньгах. Никто не позволит нам проводить повторное расследование, когда есть решение суда…
– Два миллиона…
– Подождите! Я говорю так не из-за денег. Я не торгуюсь с вами. Просто пытаюсь объяснить, что я далеко не волшебник…
– Три миллиона…
– Хватит! Даже если вы дадите сто миллионов, ничего не изменится. Успокойтесь и не дергайтесь. Я просмотрю ваши материалы и попытаюсь что-то понять, если возможно.
– Да, – согласился Блехерман, – посмотрите. Аванс я вам переведу на расходы. И постарайтесь что-нибудь придумать. Про вас ходит столько разных легенд, и я очень хочу, чтобы хотя бы часть из них оказалась правдой.
Дронго переглянулся с Вейдеманисом, и тот незаметно пожал плечами. Подобной авантюры еще не было в их совместных расследованиях.
– Мы не даем окончательного согласия, – сказал наконец эксперт, – но ваши материалы готовы просмотреть.
Блехерман взглянул на своего помощника. Тот поднялся и вышел в соседнюю комнату. Очевидно, стал кому-то звонить, тихо переговариваясь.
– Господин Штаркман может ознакомить вас с ними, – сообщил Блехерман. – Хочу вам сказать, что я завтра улетаю в Тель-Авив, а он останется в Москве для связи со мной и с вами. Эти материалы находятся в нашем посольстве, и сейчас привезут флешку, на которой есть вся информация.
– Очень предусмотрительно, – заметил Дронго, – оттуда их будет сложно выкрасть.
– Он сидит внизу и сейчас поднимется, – сообщил вернувшийся в комнату Штаркман. По-русски он говорил с очень сильным еврейским акцентом, характерным для людей, долгие годы проживающих в Израиле. – Информацию нельзя подключать к компьютерам, которые находятся в сети Интернета, – предупредил он, – вы должны просмотреть всю информацию на компьютере, не связанном с общими линиями. У вас наверняка есть такой независимый компьютер.
– Найду, – заверил его Дронго. – Хотя не сомневаюсь, что вы сделали копии со всех документов.
– Вы можете их забрать, – согласился Блехерман, – но постарайтесь прочесть их до завтра. А утром господин Штаркман встретится с вами для беседы, чтобы узнать ваши впечатления. И надеюсь получить окончательное согласие на нашу совместную работу.
– Тогда лучше будет, если он приедет к нам, – предложил Дронго, – здесь слишком известное место. Я могу дать адрес нашего офиса на проспекте Мира.
– Мы знаем, – сказал Блехерман, – завтра утром господин Штаркман будет у вас. Я надеюсь, что вы сможете мне помочь. Очень надеюсь, господин Дронго.
Интерлюдия
В просторном кабинете их было двое. Хозяин кабинета – пятидесятидвухлетний генерал Алексей Федорович Богдановский. Почти всю свою жизнь он проработал в органах Государственной безопасности, поступив на службу еще в Советском Союзе. Напротив сидел полковник Кирилл Савченко, только недавно утвержденный руководителем специального подразделения по проведению особо секретных операций. Ему было сорок три года, и он имел обыкновенное, «стертое» лицо, какое бывает у профессиональных «топтунов» и наблюдателей, чтобы не бросаться в глаза. При этом Богдановский прекрасно знал, что коэффициент интеллекта его подчиненного зашкаливает. И этот коэффициент был гораздо выше уровнем не только всех остальных руководителей управления, но и самого генерала, о чем тот подсознательно всегда помнил. О подразделении «С» никогда не упоминали в официальных документах, и даже многие сотрудники Федеральной службы безопасности не подозревали о его существовании.
– Значит, они встретились, – мрачно подвел итог Богдановский.
– Да, – кивнул Савченко, – встретились сегодня в отеле «Ритц-Карлтон», в номере самого Меира Блехермана.
– Разговор записали?
– Конечно. Мы понимали, что израильтяне могут включить скремблеры или скэллеры, поэтому заранее установили камеры видеонаблюдения и нашу технику, позволяющую напрямую записывать информацию по вибрации оконных рам.
– Запись передали нашим аналитикам?
– Они сейчас над ней работают.
– Эта две пары не могли обменяться в кабине лифта какой-нибудь информацией?
– Там тоже была установлена камера. Они молчали, пока поднимались.
– Хорошо, – удовлетворенно кивнул Богдановский. – Теперь давайте снова, и все по порядку.
– Мы обратили внимание, что сотрудники израильского посольства проявляют повышенный интерес к событиям двухлетней давности, когда погибла их гражданка – Дана Блехерман. Сначала мы связывали этот интерес конкретно с погибшей. Но затем наши аналитики обратили внимание на слишком откровенную заинтересованность в сборе различных материалов. Блехерман приезжал сюда уже три раза. И каждый раз с ним прилетал Гилад Штаркман. После отмены виз они могут приезжать столько, сколько хотят. Но Штаркман тоже вызвал у нас интерес, и мы выяснили, что он – майор военной контрразведки Израиля ШАБАК, который работал в Турции, в арабских странах и на Украине.
– А сейчас он прилетает сюда в качестве помощника Блехермана, – уточнил генерал.
– Во всяком случае, его так и представляют. Но мы проверили, Штаркман действительно вышел в отставку сразу после тяжелого ранения. Последние два визита мы пытались контролировать их передвижения и постепенно вычислили, что Блехерман и его помощник начинают задавать ненужные и часто очень опасные вопросы, на которые пока не могут найти ответа. Но они его ищут. И конечно, сведения об обоих осужденных, которые были приговорены к длительным срокам тюремного заключения, тоже интересовали Блехермана и Штаркмана.