Обычай умирать - Абдуллаев Чингиз Акиф оглы 4 стр.


– Он отказался разговаривать с Блехерманом, – напомнил Штаркман. – До вынесения приговора он дважды встречался с господином Блехерманом. Один раз – когда пригласил его на опознание тела дочери, и второй – перед оглашением приговора. Но после решения суда они больше не встречались.

– Тогда нам придется быть очень убедительными, чтобы он нас принял, – заключил Дронго.

Через два часа, когда они уже возвращались, он все время молчал. Вейдеманис, сидевший за рулем, тоже ни о чем его не спрашивал. Только когда они наконец доехали и вышли из автомобиля, он осторожно спросил своего напарника:

– Ты думаешь, что нас подслушивают?

– А как ты счиаешь? Вчера в одном из самых известных отелей города мы встречались с братом шефа АМАН и человеком, который уже два года приезжает сюда, пытаясь найти возможные нити к поискам убийц своей дочери. Приезжает в сопровождении бывшего сотрудника войсковой разведки. И никто не обращает на это внимания? Так не бывает. Я почти уверен, что вчера за нами в отеле было установлено наблюдение. А сегодня утром Леонид Кружков сообщил мне, что соседи по дому жаловались на ночной шум у нас за стеной. Это были технические специалисты, устанавливавшие свою аппаратуру. Мы «под колпаком», как обычно говорят в таких случаях.

– Тогда зачем ты предложил выйти Штаркману из комнаты? Наши наблюдатели поймут, что ты сумел их вычислить.

– Принцип дзюдо, – улыбнулся Дронго, – падая, обрати свое падение себе на пользу и толкни своего соперника. Я сделал сегодня примерно то же самое. Посмотрим, чем все это закончится.

Интерлюдия

Вечером Богдановский принял полковника.

– Состоялась встреча этой парочки со Штаркманом? – сразу поинтересовался он.

– Сегодня утром, – доложил Савченко, – они разговаривали довольно долго. Но самое неприятное, что Дронго всю ночь читал их сообщения и файлы. А потом приказал все стереть и уничтожить флешку. Что они и сделали.

– А копия осталась в израильском посольстве, откуда мы при всем нашем желании не сможем ее достать, – подвел неутешительный итог генерал.

– Они достаточно долго говорили, и мы смогли все записать, – сообщил полковник. – Мы считаем, что в Министерстве юстиции или в Федеральном ведомстве по надзору за исправительными учреждениями есть серьезная утечка информации. Израильтяне смогли точно установить, где именно отбывают наказание Шовдыгов и Захохов. Я думаю, что нужно назначить специальную проверку по этому факту.

– Мы как раз готовились к подобной утечке, – напомнил Богдановский, – понимали, что будет сложно. Обязательно проверьте, откуда идет утечка информации, но информатора не трогайте. Может, он нам еще понадобится, чтобы передать нужную информацию.

– Они выяснили не только места колоний, куда отправлены осужденные по приговорам суда, но и где находятся их родные и близкие. Узнали про переехавшую семью Захохова, про сестру Шовдыгова, вернувшуюся из Австрии, про его первую супругу. Все подробности…

– …сохранность которых в тайне мы не смогли обеспечить, – строго заметил Богдановский. – Но пока это не так опасно. Во всяком случае, мы были готовы и к такому развитию событий. Разговор, конечно, записали?

– Мы взяли в аренду на два месяца соседнее помещение и успели установить нашу аппаратуру, поэтому весь разговор гостя с этими экспертами был записан и сейчас изучается аналитиками.

– Значит, успели. Все, оказывается, не так уж и плохо.

– Штаркман предлагает экспертам найти возможность и отправиться в колонии к осужденным, – сообщил Савченко. – Возможно, это сознательная провокация. Он должен понимать, что это практически невозможно. Но они просят использовать свои старые связи.

– Что сказал Дронго?

– Он пообещал попытаться.

– У него есть такие друзья?

– У них с Вейдеманисом много друзей в Москве. Влиятельных друзей, Алексей Федорович. И мы не сможем помешать всем. И предупредить тоже не можем, чтобы не допускать утечки информации.

– Посмотрим, как они будут действовать. У вас все?

– Нет, – ответил Савченко таким голосом, что генерал насторожился:

– Что еще произошло?

– Во время разговора Дронго неожиданно предложил своему гостю выйти на небольшой перекур.

– Что в этом странного?

– Он никогда в жизни не курил. Мы это точно знаем.

– Так! Уже горячее. Что было дальше?

– Они вышли на несколько минут из помещения.

– И вы, конечно, не слышали, о чем именно они говорили.

– На улице не было никакой аппаратуры. Мы не думали, что Дронго захочет выйти на улицу. Возможно, он просчитал наши ходы и решил подстраховаться.

– А вы почему не решили? – зло уточнил генерал. – Неужели не понимали, с каким противником имеете дело? Я вас предупреждал, что он один из лучших специалистов-аналитиков в мире. Может, действительно сумел просчитать все наши ходы и решил просто показать нам наше место. Поверить в этот перекур невозможно. Он вас одурачил, полковник.

Савченко молчал. Он был согласен со своим руководителем и не знал, как отвечать в подобном случае. Дронго мог в разговоре со своим коллегой из Израиля сказать все, что угодно, и сделать это таким образом, чтобы его не могли услышать.

– Хватит самодеятельности! – резко заявил Богдановский. – Уже сейчас понятно, что вы не справитесь своими силами с этим аналитиком, он слишком опытный специалист. Нужен настоящий гений, чтобы выставить его против этого эксперта. Человек, который сумеет его разжевать и выплюнуть, для которого Дронго будет неуклюжным дилетантом на фоне большого мастера. И я знаю такого человека. Позвоните и срочно пригласите Семена Абрамовича Штеймана. Только он в этих условиях может нам помочь.

– Ему уже много лет, – напомнил несколько удивленный Савченко.

– Зато голова хорошо работает. Он преподавал психологию еще моему руководителю. А потом был и моим наставником. Я до сих пор помню его знаменитое выражение, что самая плохая привычка людей – это обычай умирать. Такой парадоксальный вывод он всегда делал. Штейман говорил, что нужно уметь анализировать каждое слово, каждый жест, каждую фразу. И при этом не доверять самому себе, чтобы в будущем не ошибиться.

– Я ему позвоню, – решил полковник.

– Нет, – возразил Богдановский, – я ему сам позвоню. Он обидится, если я его лично не попрошу, и может отказаться. Насколько я помню, ему уже за девяносто. В его возрасте люди становятся капризными и обидчивыми.

Савченко улыбнулся. Его тоже мучила мысль об этой двухминутной паузе, когда они не услышали переговоров Дронго с его гостем, поэтому он даже обрадовался, когда сам Богдановский предложил такой вариант. Штейман был самым опытным аналитиком в истории спецслужб, и его помощь могла пригодиться. Поздно вечером, когда Савченко ужинал на кухне, раздался телефонный звонок. Это был генерал Богдановский.

– Нам повезло, – сообщил он, – старик согласился. Теперь будем играть на равных.

Глава третья

В это утро Дронго сидел перед своим компьютером, просматривая материалы из газет и журналов, связанные со взрывом в Москве двухлетней давности. Событие было очень резонансным. В Германии с резкой критикой происшедшего выступила оппозиция, которая заявила, что взрыв был целенаправленно организован против немецкой группы. За месяц до этого правительство ввело жесткие ограничения против иммигрантов, посчитав, что это поможет получить новые голоса избирателей на выборах. А получилось все наоборот.

Он читал сообщения о суде и приговоре двум членам группы, оставшимся в живых. Было доказано, что организация взрыва и его финансирование осуществлялось через Джумшуда Шовдыгова, тогда как двое остальных – Ламиев и Захохов – были только сообщниками погибшего при взрыве смертника Хаджирова. Дронго обратил внимание на статью в «Комсомольской правде», где подробно рассказывалось о судьбах всех четверых членов группы. Шовдыгов воевал в Чечне, определившись туда контрактником еще во время второй Чеченской войны. У него было четверо братьев, живущих в Черкасске, и сестра, вернувшаяся в Москву. Захохов работал товароведом, Хаджиров окончил педагогическое училище и временно нигде не работал. Ламиев числился сотрудником строительного треста, работая там охранником и выходя на работу один раз через трое суток.

Дронго начал поиски семей через социальные сети и почти сразу обнаружил фотографии Левицкой, которые она охотно публиковала. Обнаружил там и фотографии племянника Шовдыгова, который уже женился. У старших братьев Шовдыгова было по четверо детей, у двоих младших – двое и трое соответственно. Сведений о Ламиеве и Захохове в социальных сетях он не нашел.

В полдень приехал Эдгар Вейдеманис. Увидев, как напряженно работает его напарник, он спросил:

– Я могу чем-то помочь?

– Можешь. Возьми свободный компьютер и садись за телефон. Обзвони всех наших знакомых и покопайся в Интернете. Найди все, что можно найти про следователя по особо важным делам Глеба Юрьевича Полякова.

– Лучше я позвоню нашим знакомым, – решил Вейдеманис, – наверняка его знают следователи и прокуроры.

– Только из другой комнаты, чтобы мы не мешали друг другу.

Дронго продолжал читать поступающую информацию. Через два часа он поинтересовался у Вейдеманиса:

– Есть какие-нибудь подробности?

– Нашел, – кивнул Эдгар, – он, оказывается, очень известная личность. Ему за пятьдесят, скоро должен выйти на пенсию. Все говорят, что он образцовый следователь, но не очень приятный человек. Педант, служака добросовестный и честный. Почти все дела сдает в срок. Звания получал досрочно. Имеет несколько наград и поощрений. В общем, очень хороший послужной список и очень сложный человек, с которым будет нелегко разговаривать.

– Такой педант и может быть хорошим следователем, – заметил Дронго. – Номер его телефона тебе дали?

– Можешь ему позвонить. – Вейдеманис набрал номер и протянул телефон своему другу.

– Добрый день, – сказал Дронго, услышав незнакомый мужской голос. – Простите, что я вас беспокою. С вами говорит эксперт Дронго, меня обычно так называют. Это Глеб Юрьевич Поляков?

– Да. Чем обязан?

– Я хотел бы с вами встретиться и поговорить.

– По какому вопросу?

– Меня интересует одно дело, которое вы вели два года назад. О взрыве в Петровском пассаже.

– Это дело закрыто, – сразу ответил следователь, – еще два года назад. Уже состоялся суд и вынесен приговор. Я не могу комментировать решение суда. Извините.

– Подождите, – попросил Дронго, понимая, что следователь больше не хочет с ним разговаривать, – у меня действительно важное дело.

– Я не даю комментариев по поводу завершенных дел. Получите разрешение на наше общение у моего руководства. Если они сочтут нужным, мы сможем встретиться. Вы, очевидно, журналист?

– Нет. Я же сказал, что я эксперт по вопросам преступности.

– Очень хорошо, но нам больше не о чем разговаривать.

– Неужели вы не понимаете, – начал злиться Дронго, – что речь идет о судьбе человека? О его жизни.

– О чем вы говорите? – не понял Поляков.

– Супруга Блехермана тяжело больна. После смерти дочери она тяжело заболела…

Поляков молчал.

– Вы слышите меня? Неужели вам так сложно со мной поговорить?

– Я не знаю, кто вы такой, – неожиданно очень жестко ответил Поляков, – поэтому прошу вас больше не звонить, – и тут же отключился.

– Что-то не так, – сказал Дронго, взглянув на Вейдеманиса. – Поляков не очень хотел разговаривать, но когда я сказал ему о больной жене Блехермана, он сразу изменился и, кажется, даже разозлился, будто я поступил не совсем корректно. Ты можешь уточнить семейное положение следователя?

– Конечно. Мой товарищ сейчас работает в Следственном комитете Москвы. Он хорошо знает Полякова. Я ему сейчас позвоню и все уточню.

Он действительно набрал номер, поговорил пару минут, затем несколько виновато посмотрел на Дронго:

– Ты, как обычно, прав. В прошлом году у него умерла жена. Но как ты это понял?

– Почувствовал, что ему неприятны мои слова. Словно я использовал недозволенную тему в разговоре и повел себя не совсем правильно.

– Попытайся снова выйти с ним на связь. Расскажи ему о супруге Блехермана. Можно на этом сыграть, как ты считаешь?

– Нет, – решительно ответил Дронго, – так нельзя. Он достаточно умный человек, чтобы понимать, как я пытаюсь вызвать сочувствие к Блехерману. Видимо, он так и подумал. Поэтому нужно извиниться. – Он перезвонил Полякову и с ходу начал: – Только не отключайтесь, я позвонил, чтобы извиниться. Я не знал про вашу супругу и не хотел вас разжалобить. Просто так получилось. Извините, что я невольно причинил вам боль. Это не нарочно. До свидания…

– Подождите, – неожиданно проговорил следователь, – как, вы сказали, вас зовут? Дронго? Я, кажется, слышал об этом необычном имени. Вспомнил, что вы работали с группой Резунова, когда искали этого сексуального маньяка. Вениамина Баратова, который оказался директором института. Это были вы?

– Я, – просто ответил Дронго.

– Понятно. Давайте сделаем так. Приезжайте ко мне через два часа. Я закажу для вас пропуск, только назовите мне ваше настоящее имя, я же не могу заказывать пропуск на имя Дронго.

– Иногда быть просто порядочным человеком гораздо выгоднее, чем пытаться обмануть или словчить. Жаль, что многие люди этого не понимают, – отключившись, улыбнулся эксперт.

– Поедешь на встречу? – понял Эдгар.

– Обязательно.

Через два часа Дронго уже сидел в небольшом кабинете следователя Полякова. Глеб Юрьевич внешне также соответствовал своему имиджу. Немного потертый пиджак, редкие седые волосы, чуть покатый череп, глубоко посаженные глаза в очках, резкие складки на щеках, выпирающий подбородок. Он пожал руку гостю, показывая на стул у приставного столика рядом с ним.

– Вы хотели поговорить о деле дочери Меира Блехермана, – напомнил следователь, – но там все давно решено и закрыто. Все участники группы либо погибли, либо получили большие сроки.

– Вы не пытались выйти на связи Шовдыгова? Он ведь проходил как организатор?

– Конечно пытались. Даже послали в Турцию нашего следователя Нигматулина, который владеет турецким языком. Там были какие-то связи, но мы передали все наработки в Федеральную службу безопасности. Мне тогда приказали как можно быстрее завершить дело и сдать его в суд. Вы должны понимать. Взрыв убил сразу нескольких иностранцев: граждан Германии, Южной Кореи, Израиля. Все требовали срочного раскрытия преступления и наказания виновных. А я не люблю, когда меня подгоняют, это всегда сказывается на качестве расследования. Но мы смогли достаточно быстро выйти на сообщников и организаторов преступления. Можно было и быстрее, но наши спецслужбы просили нас не торопиться, чтобы выявить всех участников преступной группы. Террористы были схвачены и изобличены. И я не понимаю, почему сейчас Блехерман пытается что-то найти. Оба оставшихся в живых террориста сидят в колониях и не скоро оттуда выйдут.

– Ему кажется, что можно было более подробно исследовать возможные связи организатора с зарубежными центрами.

– Связи, конечно, были, но мы такими проблемами не занимаемся. Наша задача – найти всех участников группы, выявить их и передать суду, а зарубежными связями наших доморощенных террористов должны заниматься другие спецслужбы.

– И вы точно установили, что погибший смертник был связан именно с этой группой?

– Там даже не требовалось особых доказательств. К Петровскому пассажу его привез на своем автомобиле Шамаил Захохов. Напротив пассажа Центральный банк, и машина попала в объективы камер наблюдения. Захохов проходил как сообщник. Он говорил, что не знал, зачем они туда поехали. Лгал, конечно. Но мы нашли детали «пояса смертника» в его гараже, и на них были отпечатки пальцев Захохова. А взрывчатку и все необходимые детали привозил Ламиев. Он оказал сопротивление при задержании и был застрелен. Хаджиров погиб в результате самоподрыва. Двух других мы задержали, и суд вынес им достаточно суровые приговоры. Хотя прокурор требовал пожизненного для Шовдыгова и двадцать лет для Захохова, судьи решили несколько изменить наказание. Правда, двадцать два года в колонии особого режима – это более чем много. Не думаю, что Шовдыгов когда-нибудь сможет вернуться к нормальной жизни. И вообще вернуться из колонии особого режима. Оттуда не возвращаются.

Назад Дальше