Пирс стискивает зубы, пытаясь осознать, принять этот нелицеприятный факт. Тот, кого она считала игрушкой в своих умелых руках, и думать забыл о ее существовании. Теперь он желает лишь юную смазливую ведьму, которая ей, Кетрин, не годится даже в подметки.
Но все же, это так. Первый раз Пирс осознала это шесть лет назад, когда поцеловала Элайджу в баре. Он не ответил на ее поцелуй, не стиснул привычным жестом тонкие плечи, властно привлекая к себе. Вместо этого Майклсон оттолкнул ее, обжигая презрительным взглядом.
Тогда Кетрин не придала этому значения. Она не любила Элайджу, ей хотелось совершенно другого, и то, что он отверг ее, было лишь отголоском пятилетней обиды, когда она в очередной раз обвела его вокруг пальца. Так думала Пирс.
Вот только то, что последовало дальше, не оставило камня на камне от ее слаженной теории. Потому что Элайджа не просто увлекся. Он сделал то, чего не делал тысячу лет. Женился на маленькой ведьме. И тогда, Кетрин почувствовала то, что как ей казалось, никогда не коснется ее.
Зависть. Черную зависть, к этой юной пустышке, что не имела никакого права на то, чтобы завладеть таким мужчиной. Тогда в баре, решение притворится ей, было спонтанным. Пирс хотелось развлечься и ей хотелось Элайджу. Два этих обстоятельства абсолютно идеально сочетались с зельем, что было у нее при себе. И Кетрин получила то, что хотела. Даже больше. Намного больше.
Та боль, что была в глазах Алин, когда вампирша предавалась страсти с ее первородным мужем прямо перед ней, была словно бальзам на черную душу Пирс. Намного сильнее даже того знакомо оглушающего экстаза, что она испытала в объятьях Элайджи, опускаясь раз за разом на его член. Потому что он хотел не ее. Не ее талию он крепко сжимал, подаваясь вперед, не ее лоно он пытался наполнить целиком, толкаясь в тело вампирши, не ее губы он целовал. Но ведьма об этом не знала. А Кетрин было попросту плевать. И на Алин, и на Элайджу, и уж тем более на это мерзкое отродье, что они называли своей дочерью.
Пирс будто бы вернула себе собственную уверенность в том, что по-прежнему может решать судьбы, и по-прежнему может в любой момент получить то, чего хочет. В том числе и Элайджу Майклсона. И даже его женушке не встать у нее на пути.
Вот только вернувшись полгода спустя, когда она вновь увидела их вместе, Пирс поняла, что на этот раз она пойдет до конца. Ей вдруг стало мало. Она не хотела больше играть второстепенных ролей. Он должен был стать ее. Как это было пятьсот лет назад. И роль Елены, которая была похожа на Кетрин как две капли воды прекрасно для этого подходила. Элайджа никогда не мог устоять против ее тела. Не устоит и теперь.
Улыбнувшись своим мыслям, Пирс перевела взгляд на барную стойку. Сальваторе осушил бокал бурбона и потянулся за следующим, когда Кетрин сделала почти незаметный жест рукой. Это было их условным сигналом, и вампир нахмурился, едва заметно кивая. Очень медленно, он спустился с высокого стула и направился к детским столикам, где Алин и Кэролайн развлекали детей. Он подошел к своему крестнику, положим руку на его плечо, и тот встретил вампира радостной улыбкой.
Теперь, когда чертова ведьма была под наблюдением Сальваторе, было самое время приступить к задуманному. И Кетрин широко, улыбаясь, направилась к стойке, подле которой стояли братья Майклсоны. Подойдя совсем близко, она обвела взглядом первородных вампиров, прикусывая губу.
— А здесь не найдется красного вина?
— Конечно, дорогуша, — ответил ей Клаус и протянул вампирше бокал, наполненный рубиновым напитком.
Кетрин коснулась тонкой ножки пальцами, и в следующий момент ловко опрокинула все содержимое на себя.
Красное вино мгновенно пропитало светлый шелк, оставляя некрасивые разводы.
— Я такая неловкая, — вымолвила она, поднимая на вампиров невинный взгляд, — может быть проводишь меня в ванную комнату, Элайджа?
Старший Майклсон лишь кивнул.
— Разумеется. Идем.
Он шагнул вперед, и Кетрин устремилась за вампиром, не сводя взгляда с широкой спины. Через минуту они оказались в просторной гостиной, и Элайджа жестом указал гостье на дверь в ванную комнату. Он уже собирался уйти, когда Пирс повернулась и тихо проговорила, нерешительно прикусывая нижнюю губу.
— Поможешь мне снять платье?
Вампир свел брови, поднимая на Кетрин внимательный взгляд. Не успел он сказать и слова, как вампирша, подошла к нему вплотную, поворачиваясь спиной.
— Здесь молния, я …
Но вампир уже потянул вниз маленький язычок. На лице Пирс помимо воли расцвела распутная улыбка, она тут же спустился вниз широкие бретели и повернулась к Элайдже лицом. Бюстгальтера на ней не было.
— Может, поможешь мне и дальше? — вскинула бровь Кетрин, спуская вниз платье, пока оно не оказалось у ее ног.
— Боюсь, что ты не по адресу, Елена.
Голос Элайджи был лишен каких-либо эмоций, и Пирс на мгновение застыла, ошеломленная его безразличным взглядом, который скользнул по обнаженной груди.
— Я люблю свою жену.
— Разве я тебе не нравлюсь? — предприняла последнюю попытку Кетрин, касаясь ладонью мужской щеки.
Но не успел Майклсон ответить на ее вопрос, как комнату наполнил дрожащий от ярости голос Алин.
— Немедленно убери руки от моего мужа. Мне плевать кто ты и что тебе нужно. Если ты сию же минуту не уберешься из моего дома, я сверну тебе шею.
========== Часть 24 ==========
Гвендолин весело смеется, когда приходит ее черед водить в игре, и Алин не может сдержать улыбки, видя довольное лицо своей дочери. Ведьма щурится, наслаждаясь происходящим, и в этот миг чувствует на своей щеке чей-то горячий взгляд.
Сальваторе стоит в нескольких метрах от нее, держа в руках два бокала с шампанским, и когда Алин поднимает на него глаза, губы вампира расходятся в ленивой улыбке, и он шагает к ней через толпу веселящихся детей, поднимая вверх руки.
— Не хочешь выпить, зеленоглазка?
Ведьма прикусывает губу, пристально глядя на Деймона. В этот миг для Алин становится совершенно очевидным тот факт, что он, не смотря на все обещания, так и не внял ее словам. И девушке становится грустно. Потому что на самом деле ей нравится это синеглазый вампир, который только хочет казаться плохим.
Он подходит к ней почти вплотную, протягивает бокал с игристым напитком, на что ведьма лишь качает головой.
— Тебе даже это запрещено? — закатывает глаза Сальваторе, но его тон при этом вовсе не кажется Алин веселым.
— Я думала, что мы поняли друг друга, Деймон, — говорит она, сводя брови, — тогда, в супермаркете.
— А разве я веду себя неприлично, зеленоглазка? Предложить даме выпить — лишь проявление хороших манер.
— Ты прекрасно знаешь, о чем я, — вздыхает Алин, склоняя голову, — будет гораздо лучше, если ты уделишь внимание своей спутнице. Может тогда она перестанет бросаться на чужих мужей.
С этими словами ведьма переводит взгляд на барную стойку, где еще несколько минут назад Элайджа распивал бурбон вместе со своими братьями, и зеленые глаза недовольно щурятся, когда обнаруживается, что мужа там нет. Алин хватает нескольких секунд, чтобы окинуть взглядом двор в поисках Елены.
— Где твоя чертова баба? — цедит она, поднимая на Деймона злые глаза.
Сальваторе заворожено рассматривает ведьму, магия которой под действием эмоций вырывается из-под контроля, создавая вокруг Алин едва заметную, мерцающую ауру. И вампир понимает, что, не смотря на все желания, что будят в нем эти пухлые губы, точеная фигура и смоляные локоны, что, наверняка, на ощупь словно мокрый шелк, он не хочет быть причастным к тому, что причинит ей боль. А в том, что Кетрин преследует именно эту цель, Деймон не сомневается.
— Я бы рекомендовал тебе заглянуть в дом, зеленоглазка.
Алин срывается с места, едва он успевает договорить. Проходит не больше минуты, прежде чем она останавливается у порога, слыша ледяные слова Элайджи:
— Боюсь, что ты не по адресу, Елена. Я люблю свою жену.
Слова мужа заставляют ведьму напряженно нахмурится, и изящная рука ложится на дверную ручку, когда ушей Алин касается томный голос Елены:
— Разве я тебе не нравлюсь?
Ведьме хватает секунды, чтобы оказаться в гостиной, где она видит картину, которая вызывает у девушки такую ярость, что окружающие ее свечи, начинают вспыхивать даже без заклинаний. Елена, на которой из одежды только тонкие трусики, тянет ладонь к щеке Элайджи, лицо которого выражает лишь недоумение. И Алин сама не узнает свой голос, больше похожий на шипение.
— Немедленно убери руки от моего мужа. Мне плевать кто ты и что тебе нужно. Если ты сию же минуту не уберешься из моего дома, я сверну тебе шею.
Майклсон поднимает темные глаза на жену, и отступает от Елены на шаг, сводя брови. Но ведьма будто и не замечает напряженного выражения его лица. Раскосые глаза следят лишь за полуобнаженной девушкой, которая медленно поворачивается в ее сторону, зло щуря янтарные глаза.
— Как невежливо, Алин.
— Лимит моей вежливости был исчерпан, когда ты повисла на моем муже, предлагая себя, как последняя дешевка, — цедит ведьма, сжимая в кулаки тонкие пальцы, которые дрожат от ярости, — тебе мало Деймона?
— У Сальваторе к сожалению не слишком разборчивый вкус, — неожиданно низким голосом отвечает ее собеседница, — он отчего-то хочет тебя.
— Удивляет, что не всем нравятся шлюхи?
— Скорее то, что какая-то никчемная девка, вроде тебя, может думать о том, что способна со мной конкурировать.
— Конкурировать? — Алин зло смеется, закатывая зеленые глаза, — как можно конкурировать с пустым местом? Если ты не заметила, то мой муж только что дал тебе понять что ты, мягко говоря, его не привлекаешь.
— Да что ты…
— Довольно! — прерывает дрожащую от злости вампиршу ледяной голос Элайджи, — моя жена не шутит, меня никогда не интересовали шлюхи. А если ты еще раз позволишь высказать что-то непозволительное в ее адрес, тебе придется иметь дело со мной. Лишь то, что сегодня день рождения нашей дочери, удерживает меня о того, чтобы свернуть твою шею, но если ты сейчас же не уберешься из нашего дома, я могу и не совладать с эмоциями.
Янтарные глаза наливаются такой ненавистью, что Алин невольно вздрагивает, видя, каким взглядом Елена смотрит на Первородного, как на ее лице едва заметно чернеют тонкие вены.
— Ты пожалеешь об этом, Элайджа Майклсон, — выдыхает она, и, не говоря больше ни слова, исчезает за дверью, так и не удосужившись надеть лежащее на полу платье.
В гостиной на несколько минут воцаряется полная тишина, и вампир не сводя темных глаз с пылающего лица жены, делает первый шаг. Очень медленно он приближается к Алин, глаза которой превратились в узкие щелки.
— Надеюсь, ты не думаешь, что я спущу тебе это просто так, Майклсон? — выдыхает ведьма, поднимая на мужа пылающий взгляд, — какого черта ты оказался здесь с этой…
— Тебе известно, что ты очень сексуальная, когда ревнуешь, моя дикая кошечка?
Элайджа вихрем оказывается рядом с женой, притягивая ее к себе. Тонкие ладони упираются в мужскую грудь, пытаясь отстраниться, но через мгновение Алин понимает, что проще сдвинуть с места гору, чем заставить мужа выпустить ее из объятий. Вампир не сводит тяжелого взгляда с ее лица, и ведьма видит, как его глаза начинают чернеть.
— Мне нравится, когда ты такая, — тянет Элайджа, очерчивая большим пальцев контур надутых губок, — ты что, действительно, свернула бы ей шею?
— Сначала ей, а потом и тебе, — отзывается Алин, и на лице вампира появляется тонкая улыбка, — и не нужно улыбаться, — щурится ведьма, — я вовсе не шучу. Я не потерплю подобного!
— Теперь ты понимаешь, что я чувствую, видя, как вокруг тебя вьется Сальваторе? — вскидывает бровь Элайджа.
— Не припоминаю, чтобы он устраивал для меня стриптиз!
— Поверь, не потому, что ему этого не хочется, кошечка, — усмехается вампир, видя, как ведьма недовольно поджимает губы, — но я верю тебе, Алин. Знаю, что ты не даешь никаких поводов усомниться в твоей верности. А ты веришь в то, что мне нужна только ты?
— Если бы я не верила тебе, то вы оба лежали бы в моей оранжерее со свернутыми шеями, — после короткого молчания выговаривает ведьма, поднимая на мужа свои раскосые глаза, — но после всего того, через что мы прошли, я научилась доверять тебе, Элайджа. Хотя, это вовсе не отменяет того факта, что если эта… сучка приблизится к тебе ближе, чем на метр, я с удовольствием испытаю на ней заклинание, от которого ее чертова голова разлетится на тысячу кусков.
— Не думал, что ты такая кровожадная, — качает головой Майклсон, и его ладони скользят по узкой спине, замирая на округлой попке, — настоящая дикая кошечка.
Он склоняется к лицу жены, пытаясь ее поцеловать, но Алин уклоняется, хмуря брови.
— Тебя не смущает, что мы на детском празднике и в любую минуту сюда может войти кто-то из гостей, или того хуже наша дочь? Как ты будешь объяснять ей, что твои руки делают под моей юбкой?
— Пока мои руки на твоей юбке, но если ты настаиваешь…
— Не зли меня еще больше, Элайджа Майклсон! — взвивается ведьма, щуря глаза, — я еще не уверена, что простила те…
Но не успевает Алин договорить, как вампир властно сминает в страстном поцелуе ее приоткрытый рот, стискивая упругие ягодицы, так, что девушка сразу же чувствует силу его желания. Не проходит и нескольких секунд, и ведьма уже сама подается навстречу мужу, обвивая тонкими руками его шею, и лишь деликатное покашливание Кэролайн заставляет их оторваться друг от друга. Алин переводит на подругу затуманенный взгляд, а Элайджа мягко отстраняется от жены, придерживая ее за талию.
— Мне даже страшно спрашивать, что вы здесь такое делали, если Елена сбежала голышом, — закатывает глаза блондинка, — ладно, Майклсоны, но ты, ведьма…
— Я бы рекомендовал тебе выбирать выражения, говоря о моей беременной жене, Кэролайн, — прерывает ее вампир холодным голосом.
— И как ты его терпишь, Алин? — качает головой Кэр, — может, хоть ты объяснишь мне, что здесь произошло?
— Внешность все же накладывает определенный отпечаток на характер, — отвечает ей Алин, бросая быстрый взгляд на Элайджу, темные глаза которого не отрываются от ее лица, — эта чертова копия Пирс вешалась на моего мужа.
— Странно тогда, что она оказалась без платья, а не без головы, — прикрывая ладошкой приоткрывшийся от удивления рот, отзывается Кэролайн.
— Мне просто не хотелось портить день рождения Гвендолин, — не сговариваясь, произносят хором Алин и Элайджа, и после чего ни они, ни Кэр не могут сдержать смеха.
Проходит несколько минут, прежде чем они успокаиваются, и блондинка отступает к двери, обводя улыбающуюся пару хитрым взглядом.
— Я вас, пожалуй, оставлю, — говорит она, лукаво улыбаясь, и через мгновение исчезает за дверью.
Майклсон вновь тянет к себе жену, но Алин ловко выворачивает из его объятий, отступая к порогу.
— Что-то мне подсказывает, что следующей здесь появится Гвендолин, — сводит брови она, пытаясь пригладить выбившиеся из прически локоны, — уверена, наш… разговор вполне способен подождать до вечера.
— Но мы будем… разговаривать до самого утра, моя дикая кошечка, — щурит потемневшие глаза Элайджа, скользя горящим взглядом по глубокому вырезу платья жены, любуясь выступающими округлостями часто вздымающейся груди, — ты готова к такому диалогу, Алин?
Ведьма поднимает на мужа раскосые глаза, и на ее лице появляется соблазнительная улыбка, когда она отвечает, прикусывая пухлые губки.
— Сомневаюсь, что этой ночью у нас найдется время на разговоры.
И с удовольствием отмечая, как сбивается от еле сдерживаемого возбуждения дыхание Элайджи, она дарит ему еще один откровенный взгляд, после чего исчезает за дверью.
========== Часть 25 ==========
Гости расходятся, когда на небе появляются первые звезды, и Алин облегченно вздыхает, провожая Бонни и Энзо, которые уходят последними, крепко держа за руки недовольного Тима. Керолайн и Клаус еще стоят у барной стойки, обмениваясь шутками по поводу бегства Елены с Элайджей, на лице которого то и дело мелькает тонкая улыбка. Хоуп сидит на высоком стуле, закинув ногу на ногу и попивая из трубочки апельсиновый сок, пытаясь пародировать свою мачеху, и ведьма не может сдержать улыбки, наблюдая за этой картиной.