— Мы обсудим все позже, — прервал ее вампир, скользя по бледному лицу холодным взглядом, — Давина и Кол вернуться только через неделю. Надеюсь, ты сможешь потерпеть мое общество это непродолжительное время.
Алин вздрогнула от сказанных ледяным голосом слов, но через секунду она подняла на мужа свои раскосые глаза, скользя взглядом по покрасневшему личику дочери.
— Нам нечего обсуждать, кроме того, с кем останется Гвендолин, — проговорила она, стиснув зубы, — и исходя из последних событий, выбор нашей дочери очевиден.
Алин замолчала, судорожно сглатывая. Она хотела сказать что-то еще, но вместо этого резко повернулась и скрылась за дверью спальни.
Ведьма слышала, как Гвен что-то говорила отцу, и тот отвечал ей тихим голосом, шум их шагов на кухню, свист закипающего чайника. Все эти звуки их неторопливого быта слились для нее в один непрекращающийся гомон, разрывающий на части голову.
Алин опустилась на пол, подтянув к себе колени. Ей хотелось плакать, но слезы не шли.
Она получила то, что хотела. Только почему-то вместо облегчения и радости, ведьма чувствовала лишь боль.
========== Часть 11 ==========
Давина смотрит на Алин пристальным взглядом и, кажется, не верит в то, что ведьма говорит ей монотонным голосом, не сводя пустого взгляда с висящей на стене картины.
— И ты этого хочешь? — наконец прерывает она безразличную ко всему подругу.
— Я хочу, чтобы все закончилось, — тихо отвечает Алин, поднимая на Давину раскосые глаза, — я больше так не могу.
— Еще можно все исправить, — хмурится юная ведьма, сжимая тонкие дрожащие пальцы.
— Не думаю, — качает головой Алин, — Элайджа со мной не разговаривает, а Гвен…
Ведьма прикусывает губу, стараясь сдержать всхлип, но слезы все-таки проделывают тонкие дорожки на пылающем лице.
— Она хочет остаться с ним, не со мной, — задыхаясь, выговаривает Алин, — говорит, что я врала ей и все испортила. И знаешь, она права. Потому что я видела, — она судорожно сглатывает, — видела его воспоминания. Он думал, что это я, не Пирс. А я…
Давина притягивает ее к себе, поглаживая ладонью смоляные локоны. Проходит несколько минут, прежде чем Алин успокаивается, и поднимает на подругу зеленые глаза.
— Так будет лучше, правда. Эта связь… без возможности быть рядом с ним… убивает меня.
— Так может, ты скажешь это ему? — раздает нетерпеливый голос Кэролайн, которая появляется в гостиной с бокалом бурбона в руках, — Элайджа уверен в том, что ты его больше не любишь.
— Я не могу… — выдыхает Алин, — мы разговаривали лишь раз, и все вновь закончилось ссорой. Теперь он избегает меня.
— А Гвендолин? — хмурит свои идеальные бровки Кэр.
— Злится. Считает, что я виновата во всем.
Давина качает головой, обмениваясь взглядами со сжимающей губы Кэролайн, которая залпом допивает бурбон, отставляя бокал.
— И что же ты будешь делать? — говорит она, подсаживаясь к смотрящей в пол Алин, — вновь уедешь?
— Я хотела… но Элайджа…- ведьма вздыхает, пытаясь успокоиться, — он согласен на разрыв связи только если Гвендолин останется в Мистик Фоллс. Он даже не против того, чтобы она жила со мной в нашем доме, при условии, что может навещать ее в любое время. Либо я могу уехать, но только одна.
— И ты останешься, — делает вывод Кэролайн.
Алин только кивает, не говоря ни слова. Некоторое время они сидят в полной тишине, прежде чем на пороге гостиной появляется Кол. Он обводит взглядом сидящих на низком диване девушек, и его взгляд задерживается на красных глазах Алин. Вампир качает головой, хмурится, но не говорит ни слова, пока Давина не поднимает на него свои темные глаза, встречая младшего Майклсона ласковой улыбкой.
— Готовитесь к ритуалу? — безразлично говорит он, наливая себе бурбона.
— Осталось дождаться только твоего брата, — резко отзывается Кэролайн, поднимая взгляд на вампира, — если, конечно, он не передумал разрушать свою семью.
— Если мне не изменяет память, — щурит глаза Кол, — то это была вовсе не его инициатива, невестка. Это не он сбежал с Гвендолин, разлучив ее с отцом на полгода.
— Он делает тоже самое сейчас! — взвивается блондинка, не обращая внимания на тянущую ее за руку Алин, глаза которой вновь наполняются слезами.
— Элайджа никуда не увозит Гвен!
— Но настраивает ее против матери!
— Прошу, прекратите! — не выдерживает Алин, и в просторной гостиной мгновенно устанавливается мертвая тишина.
Кол хмурится, цедит бурбон, и его черные глаза буравят злое лицо Кэролайн, которая не удостаивает его взглядом, сжимая губы. Напряжение возрастает, и магия Алин, медленно выходя из-под контроля, заставляет огоньки свечей то гаснуть, то с силой взвиваться вверх. Это не укрывается от взгляда мрачной Давины, и она тянет ведьму в подготовленную для ритуала комнату.
— Тебе нужно успокоиться, иначе ничего не выйдет, — выдыхает она, протягивая Алин колбу с мутным зельем, — если это действительно твое решение, то никто не должен видеть твоих слез.
Зеленоглазая ведьма кивает, поднимая на Давину благодарный взгляд, и одним глотком осушает маленькую бутылочку, прикрывая глаза. Отвар действует почти мгновенно, и лицо Алин разглаживается, уголки губ приподнимаются вверх.
— Так то лучше, — говорит Давина, сжимая тонкую ладонь подруги, — по крайней мере, ты больше не похожа на оживший труп.
— Спасибо, — пытается улыбнуться Алин, — мне и вправду лучше. Осталось совсем немного, и все закончится.
— Вот тут ты права, кошечка, — холодный голос Элайджи наполняет тесную комнату, и ведьма вздрагивает, слыша, как он тянет последнее слово.
Кошечка.
Будто это ругательство, а не ласковое прозвище, которое он шептал ей миллион раз на ушко бессонными ночами, когда они любили друг друга до самого утра.
Сейчас, глядя на ледяное лицо своего мужа, Алин начинает сомневаться, а было ли это вообще, настолько безразличным выглядит древний вампир. В новом безупречном костюме, скрестивший на груди свои сильные руки, он кажется ведьме совсем чужим.
Она не знает, каких усилий Элайдже стоит сохранять это холодное выражение лица. Он не сводит с жены темных глаз, ища любой знак, малейший намек на то, что Алин передумала, на то, что ей, как и ему происходящее в этой маленькой комнате причиняет лишь боль, на то, что у них еще есть шанс на счастье.
Но выпитое девушкой зелье действует безупречно, и не смотря на ураган эмоций, что бушует внутри ведьмы, зеленые глаза абсолютно пусты.
— Вы не передумали?
Несколько секунд вампир и ведьма молчат, не сводя друг с друга глаз. Кажется, время замирает, и Алин уже готова разрыдаться, не смотря на выпитое зелье, когда Элайджа тихо говорит:
— Сделай подругу свободной. Она так этого хочет.
На лице его жены на долю секунды отражается боль, и вампир щурит глаза, думая, что это лишь иллюзия, порождённая его собственными чувствами. Больше они не говорят ни слова.
Давина отступает к столу, склоняется над серебряной чашей, шепча заклинания. Закончив, она берет ритуальный кинжал и подходит к Элайдже. Он молча закатывает рукав пиджака и с силой давит на запястье, по которому начинает струиться кровь. Давина собирает темные капли в чашу, и делает шаг к Алин. Зеленоглазая ведьма прикусывает губу, сдерживая вздох, когда сталь касается ее руки, оставляя глубокий разрез. Рубиновая дорожка скользит по тонкой ладони, и капли крови мужа и жены, смешиваясь в чаше с зельем, сливаются воедино.
Давина смотрит на то, как жидкость меняет цвет, и ее глаза расширяются, не веря в происходящее.
Элайджа хмурится, глядя на лицо юной ведьмы, и поднимает глаза на Алин, которая дрожит, опустив взгляд в пол. Она не видит, что с зельем явно что-то не так, не слышит, как Давина что-то быстро шепчет, пытаясь все исправить. Его жена просто стоит, опустив глаза, из которых не перестают течь слезы.
И Элайдже становится на все плевать. Майклосон знает лишь одно — если он сейчас позволит ей уйти, то будет жалеть об этом всю свою вечную жизнь, и он уже собирается сделать шаг, когда слышит дрожащий голос Давины.
— Я не могу разорвать связь, — говорит она, поднимая на вампира ошеломленный взгляд, — магия не дает. И не даст в ближайшее время. Алин беременна.
========== Часть 12 ==========
В ритуальной комнате воцаряется полная тишина, которую через мгновение нарушает глухой вздох Алин.
Успокаивающее зелье уже перестало действовать, и ведьма сползает по стене, пытаясь ухватиться дрожащими пальцами за дубовый стол. Но не успевает она оказаться на полу, как сильные руки подхватывают хрупкое тело, и Элайджа тянет ее вверх, осторожно удерживая за плечи. Несколько секунд он смотрит на бледное лицо, припухшие от слез зеленые глаза, видит, как ведьма изо всех сил пытается успокоиться.
— Нам нужно поговорить, — голос вампира спокоен, и Алин поднимает на него мутный взгляд, — пойдем-ка домой, кошечка.
Девушка часто кивает, и помимо воли на ее щеках появляются тонкие дорожки слез, которые она быстро смахивает, надеясь, что муж их не заметит. Элайджа замечает.
Они выходят из комнаты, оказываясь в гостиной, где их встречают ошарашенные Кол и Кэролайн, которые будто онемели, не могут сказать и слова, а сидящая на диване Гвендолин, видя бледную мать, которую Элайджа поддерживает за плечи, мгновенно забывает свои обиды.
— Мамочка, что с тобой? — подбегает она к дрожащей Алин, — тебе больно?
— Все хорошо, милая, — тихо отзывается ведьма, пытаясь улыбнуться, — правда, Гвен. Пойдем домой?
— И папа?
— Да, любовь моя, — кивает Элайджа, — я провожу вас.
Гвендолин кивает, и обхватывает своими маленькими пальчиками протянутую отцом ладонь. В полной тишине они покидают дом Клауса.
Проходит немало времени, прежде чем они оказываются в гостиной их лесного дома, где Элайджа, усадив на диван жену и дочь, занимается растопкой камина, греет воду для ромашкового чая.
Алин же просто сидит, кусая губы, пока Гвендолин не забирается к ней на колени, заглядывая в раскосые глаза.
— Ты больше не злишься на папочку? — с надеждой спрашивает она, не сводя с матери синих глазок.
— Нет, милая, — качает головой ведьма.
— И вы больше не хотите… развестись? — девочка недовольно морщится, выговаривая последнее слово.
— Нет, но…
— Мне кажется, тебе пора в постель, Гвендолин, — звучит совсем рядом совершенно спокойный голос Элайджи, и мать с дочерью одновременно поднимают на вампира глаза.
— Но папа, — щурится Гвен, надувая свои маленькие губки, — еще совсем рано.
— Гвендолин… — девочка будто смотрится в зеркало, видя тот же самый прищур, и неохотно поднимается с дивана, отрываясь от матери.
— Спокойной ночи, мамочка, — говорит она, делая шаг к отцу, который подхватывает ее на руки и уносит в детскую.
И Алин остается одна. В голове такой калейдоскоп мыслей, что она, кажется, взорвется, если сосредоточится на чем-то одном. Например, на том, что они с Элайджей не разорвали связь. На том, что они не смогут этого сделать. Или на том, что у них будет еще один ребенок.
Это оглушает, накрывает полным вакуумом, но все же ведьма не может не ощущать отголоски того единственного чувства, которое ей владеет. Радость. Рядом с которой никуда не девшаяся боль, от того, что она собственными руками разрушила свое счастье. Жгучие слезы в который раз за этот бесконечный вечер наполняют раскосые глаза, текут по щекам. Алин этого не замечает. Пустым взглядом она смотрит на пылающий камин, пока рядом не раздается голос Элайджи.
— Плачешь от того, что мы не смогли разорвать связь? — спрашивает он, и ведьма слышит в его голосе горечь, которую вампир уже не скрывает.
Алин поворачивается к нему, поднимает на мужа полные слез глаза, из-за которых его лицо видится ей слегка размытым. Она прикусывает губу, пытаясь выровнять дыхание, но ничего не выходит. Ведьма больше не может сдерживать свои чувства. И тогда она говорит:
— Я плачу из-за того, что все испортила. Из-за того, что мое упрямство разрушило нашу семью. Из-за того, что это ты теперь хочешь развестись со мной. Из-за того…
Она не успевает договорить, когда вампир вихрем оказывается с ней рядом на низком диване, и сильная ладонь обхватывает маленький подбородок, ловя мутный взгляд.
— Моя маленькая дурочка, — нежно выговаривает Элайджа, стирая с нежных щек дорожки слез, — я никогда не хотел развестись с тобой, и не сделал бы этого.
— Но сегодня…
— Прежде чем Давина сказала о… ребенке, я и сам хотел прервать этот фарс.
Алин тяжело вздыхает, шмыгает носом и очень медленно поднимает на мужа полные вины раскосые глаза.
— Прости меня, — выдыхает она, — той ночью я … я видела твои воспоминания. Это была я, не Пирс. Я не должна была так поступать.
- Это ты прости меня, — ласково говорит вампир, обводя контур пухлых губок, — потому что и я видел твои. Прости меня за боль, которую тебе пришлось испытать.
— И что же дальше? — замирает Алин, не сводя с мужа пристального взгляда, — что мы будем делать дальше?
— А чего ты хочешь, моя кошечка? — улыбается Элайджа, придвигаясь к жене теснее.
— Хочу быть с тобой и Гвендолин, — признается ведьма, нерешительно глядя на вампира, — а… а ты?
— А я, — склоняет голову Майклсон, — хочу того же, что и пять лет назад. Тебя, моя маленькая упрямая жена. Только тебя.
Не успевает вампир договорить, как пухлые губки накрывают его рот, и Алин вовлекает мужа в нетерпеливый поцелуй, оказываясь у него на коленях. Элайджа отвечает ей, скользит языком в нежный ротик, на что ведьма обвивает тонкими руками его шею, прижимаясь теснее. Но проходит пара минут, и вампир мягко отстраняет от себя возлюбленную, целуя напоследок маленький носик.
— Ты не хочешь? — удивленно щурит глаза Алин, ерзая на мужских коленях, — потому что я чувствую обратное…
— Не представляешь как, кошечка, — улыбается Майклсон, опуская жену на диван, — но я не хочу, чтобы ты уснула в процессе. А исходя из того, что нам пришлось пережить за этот день, такое развитие событий весьма вероятно. Поэтому сегодня нам лучше просто лечь спать, а вот завтра…
Вампир щурит глаза, глядя на то, как нежные щечки жены заливаются румянцем под его откровенным взглядом.
— Завтра ты ответишь за каждый день из этих шести месяцев, что я был вынужден вести монашеский образ жизни.
— У тебя никого не было? — склоняет голову Алин, пытаясь сдержать улыбку.
— Как и у тебя, моя кошечка.
— С чего ты… — начинает было она, но быстро замолкает, закатывая глаза, — Гвендолин. Кто бы сомневался… Что она еще рассказала тебе?
— Не сердись на нашу дочь, любовь моя, — отзывается Элайджа, касаясь большим пальцем разрумянившихся щечек.
— Я бы назвала ее твоей, — дует губки Алин, — но с нашим вторым ребенком я такой ошибки не совершу. Он будет любить меня.
— Это мы еще посмотрим, кошечка, — смеется Майклсон и, подхватывая возмущенную жену на руки, устремляется в их спальню.
========== Часть 13 ==========
— Мамочка!
Алин распахнула глаза, поражаясь странности охватившего ее дежа вю. Она вновь лежала рядом с Элайджей в их постели, прикрываясь тонким пледом, а ничего не подозревающая об этом Гвендолин искала ее.
— Надеюсь, в этот раз ты не будешь прятаться, кошечка? — хриплым после сна голосом поинтересовался Элайджа, притягивая к себе жену, — теперь тебе нечего стесняться, мы даже одеты. Хотя…
И мужская ладонь скользнула под тонкий свитер, сжимая полушарие налитой груди.
— Что ты делаешь, позволь узнать? — прищурилась Алин, пытаясь отстраниться, — тебя не смущает, что наша дочь…
— Папочка, ты здесь?
Элайджа мгновенно отвел руки от покрасневшей ведьмы, и они оба повернулись к дочери, которая наблюдала за ними широко распахнутыми глазами, стоя на пороге спальни.
— Гвендолин, я ведь учил тебя, что прежде чем входить в комнату, нужно стучать, — поучающим тоном проговорил вампир, незаметно подмигивая насупившейся девочке.
Гвен кивнула, опустив свои синие глазки.
— Не слушай его, милая, — тут же вмешалась Алин, глядя на расстроенную дочь, — иди сюда.