– Галактика М865. Ты видел, что с ней происходит?
– А что с ней может происходить? Висит себе и висит в космосе.
– Как бы не так, посмотри сюда! Это же фиолетовое смещение!
– Не говори чепухи Йен, с 1912 года стало понятно, что мы будем наблюдать только красное.
– Тогда это означает только одно. Либо со времен Слайфера и Хаббла больше никто не заботился этой проблемой, либо что-то изменилось совсем недавно, и это происходит с безумной скоростью.
– Дай же посмотреть, – Йен оттолкнул коллегу плечом и прильнул к интерфейсу прямого взаимодействия с телескопом Х10. Несколько минут он производил сосредоточенное наблюдение, затем оторвался от прибора, протер глаза, потряс головой, снова сконцентрировался на изображениях, затем, видимо сочтя, что глаза могут продолжать обманывать, он перевел программу в режим отображения метаданных. «Цифры не глаза, врать не будут», – прошептал он самому себе, но и получаемые результаты измерений регистрируемых длинн волн подтверждали только что увиденное.
– Мы должны срочно доложить в штаб, – наконец ошарашенно заговорил Йен и бросился к стойке связи с базой ОДО на Земле.
– Генерал Майерс сейчас инспектирует учения. Будет в своем кабинете в шестнадцать часов, – прозвучал голос старшего лейтенанта из штата базы.
– Успеем долететь! Такое – только лично… – ответил Йен. – Запиши нас к нему на шестнадцать!
– В шестнадцать пятнадцать у него… – послышалось в трансмиттере, но Чанг уже отключил канал связи.
– Не важно, что у него там… Он должен узнать об этом как можно раньше, – взволнованно сказал Йен. – Если будем отправлять данные в ежедневных сводках, он либо не уделит им внимания, либо прочитает, но все равно ничего не поймет.
– А, нужно чтобы все узнали! – дрожащим голосом прибавил Чанг. – Мы будем знамениты как Слайфер и Хаббл! Фиолетовое! Фиолетовое смещение! – продолжал шептать он.
Всего за десять минут они преодолели бесчисленные коридоры подземной марсианской базы и, добравшись до космопорта, поднялись на борт звездолета.
/Солнечная система. Планета Земля./
База ОДО была покрыта дождевыми тучами, но природа все никак не решалась разразиться ливнем. Пилотируемый Чангом небольшой военный звездолет разрезал тучи и жестко приземлился на полированные бетонные плиты.
– Можно было бы и помягче! – пожаловался Йен.
– Нет времени! – в спешке ответил Чанг, сдергивая ремень безопасности и выбегая из корабля.
Бросив быстрый взгляд на часы, они поняли, что задержались в перелете и ускорили шаг.
– Мы с марсианской базы. Отдел астрофизики. Сектор Х10. Где кабинет генерала Майерса? – встревоженно спросил Чанг на посту внутренней охраны.
– В конце коридора. Вы в сегодняшнем графике?
Однако быстро посмотрев друг на друга, Чанг и Йен рванули вперед, не ответив на вопрос.
– Ей! Куда? – двое охранников бросились за ними. – Это режимный этаж. Будем стрелять!
– Однако, друзьям уже удалось преодолеть целый пролет и дотянуться до большой коричневой двери.
– Генерал, я пытался задержать их… – с предыханием прокричал подоспевший охранник и, поймав на себе строгий взгляд начальника, в тот же момент принял смиренный вид.
– Вы должны это увидеть, генерал! Это срочно, – на перебой закричали прибывшие военные ученые.
Майерс встал из-за стола и оглядел быстрым взглядом спецодежду Чанга и Йена, сразу определив их принадлежность к марсианской базе ОДО, а затем перевел глаза на охранников.
– Если двое астрофизиков смогли преодолеть внутренний кордон, зачем мне он вообще нужен?!
Подбежавший охранник потупил голову и опустил глаза.
– Это ведь свои…
– Вот именно свои. Убивать нельзя, а задержать можно. Попробуй тут на полигонах наведи порядок, когда даже внутренняя охрана беспомощная, как малыши в детском саду. Потом с вами разберусь! Возвращайтесь на пост!
Майерс проводил взглядом сержанта и посмотрел на все еще учащенно дышавших астрофизиков. – Так что у вас такое срочное, что аж с Марса прилетели?
– Это невероятно! – заговорил Чанг.
– Вы должны это увидеть, – вторил ему Йен.
– У меня всего десять минут для вас. Если это что-то мелочное…
– Галактики, генерал, они приближаются.
– Какие галактики? Куда приближаются? – положив левую ладонь на стол и прижав правую ко лбу, произнес Майерс. Со времен запуска Х10, он уже не раз был свидетелем, подобных «сенсаций», которые на поверку оказывались малозначительной фантазией астрофизического отдела ОДО.
– М865, которую мы наблюдали последние несколько дней… Она приближается к Млечному пути. Это фиолетовое смещение. Тоже самое происходит с М87 и М65, – заговорил Чанг.
– Красного смещения больше нет, генерал, – обеспокоенно продолжал Йен.
– Так давайте по порядку и отдышитесь что ли уже…
– Ну как же… Эффект Доплера… – продолжал бормотать ученый.
– Слушайте, у меня с утра сегодня и так голова кругом. А вы… Доплер… Фиолетовое смещение… Можно как-то понагляднее? – огрызнулся уязвленный генерал.
– Хорошо, давайте я нарисую вам это, – Чанг потянулся к лазерному карандашу и, подойдя к стене, где висела коричневая доска, начал с невероятной скоростью наносить формулы и графики, попутно комментируя их.
– Эффект Доплера… Как бы это вам объяснить попроще, чтобы вы вспомнили. На практике мы с вами можем наблюдать его, когда мимо нас пролетает звездолет с включенной сиреной. Предположим, сирена выдает какой-то определенный тон, и он не меняется. Когда звездолет зависает над нами без движения, тогда мы слышим именно тот тон, который издает сирена. Но если звездолет с сиреной будет приближаться к нам, то частота звуковых волн увеличится, и мы услышим более высокий тон, чем на самом деле издает сирена. Когда звездолет пролетит дальше и будет уже отдаляться, а не приближаться к нам, то мы услышим более низкий тон, вследствие меньшей частоты и, соответственно, большей длины звуковых волн.
– Замечательно, я что-то уже припоминаю из школьной программы по физике, только, какое это имеет отношение к космосу и галактикам?
– Я как раз подхожу к этому, генерал, – закивал головой Чанг. – Для звуковых волн, распространяющихся в какой-либо среде, нужно принимать во внимание движение, как источника, так и приемника волн относительно этой среды. Для электромагнитных же волн, например, света, по которому мы и определяем расстояние до соседних галактик, для распространения которых не нужна никакая среда, в вакууме имеет значение только относительное движение источника и приемника. С помощью эффекта Доплера по спектру небесных тел определяется их лучевая скорость. Изменение длин волн световых колебаний приводит к тому, что все линии в спектре источника смещаются в сторону длинных волн. Иными словами, если лучевая скорость направлена от наблюдателя – имеет место красное смещение, если в направление лучевой скорости – к наблюдателю, имеет место фиолетовое смещение. То, что мы и видим сейчас.
– Впервые красное смещение было обнаружено Слайфером в 1912 году, – продолжил Йен, – А в 1929 Хаббл открыл, что красное смещение для далеких галактик больше, чем для близких. Но сейчас все словно перевернулось вверх дном. Мы думали, что случай с М101 является не референтным и перепроверили его с другими галактиками, но, увы, это не ошибка.
– Так, я, кажется, начинаю понимать, – пробормотал Майерс, – вы говорите о том, что впервые за время наблюдений, человечество видит фиолетовое смещение, и это значит, что все галактики начинают не отдаляться, а приближаться к нам?
– Все верно. Похоже, те теоретики, которые говорили о модели пульсирующей Вселенной оказались правы, – ответил Чанг.
– Но самое главное не это. Важно продлить модель до логического завершения. Раз галактики начинают приближаться друг другу, куда в конечном итоге они устремятся? – озадачился вопросом Йен и спустя секунду сам же ответил на заданный вопрос. – Конечно же в центр Вселенной, откуда все когда-то и началось.
– Но ведь процесс расширения Вселенной длился очень долго, значит все и будет сжиматься столько же. Разве не так? – продолжал рассуждать Майерс.
– Боюсь, что нет, генерал. Часть галактик уже начала сталкиваться NGC4435 и NGC4438, NGC5257 и NGC5258. Скорее всего, вернувшись обратно в марсианскую лабораторию, мы увидим, что Х10 продолжит фиксировать все новые сталкивающиеся галактики.
– Подождите, вы хотите сказать, что совсем скоро все снова вернется в состояние крошечной точки? И все это произойдет на наших глазах? – в глазах Майерса впервые проскочили искры обеспокоенности.
– Боюсь, что конца Вселенной мы не увидим, генерал. Все живое умрет гораздо раньше. Мы должны проверить наличие фиолетового смещения с ближайшими к нам галактиками.
– Андромеда?
– Да. Если эти силы уже захватили и ее, то совсем скоро…
– В общем если Млечный путь столкнется с Андромедой, нам конец, – помог запнувшемуся другу Йен.
– То есть как конец? Опишите в деталях что именно произойдет! – с недоумением в голосе, уточнил все еще не осознававший размера надвигающейся угрозы, Майерс.
– Сила столкновения усилится гравитационным притяжением, – начал сгущать краски Йен. – Андромеда больше нас по размеру. Ее галактические рукава при первом же контакте приведут к нарушению центра масс Млечного пути. Мощность гравитационного разрыва будет такой сильной, что в зависимости от угла соприкосновения наше Солнце либо столкнется с соседней звездой, либо будет отброшено в другую точку пространства, уничтожив при этом рывке все наши крошечные планеты. В любом из этих случаев, все живое на обитаемых планетах нашей звездной системы умрет всего за несколько часов. Однако смерноносный процесс на этом не остановится. После того как все близлежащие галактики перемешаются, весь этот хаос из остатков звезд планет и воспламеняющихся газов превратятся в сгусток космического мусора, который, как и все остальные галактики, устремится к центру Вселенной, к месту их первоначального зарождения. Галактические сгустки будут смешиваться друг с другом, пока снова не превратятся под действием гравитации в бесконечно тяжелый и бесконечно насыщенный энергией шар.
– Никто не сможет сказать, что произойдет дальше, – продолжил Чанг. – Законы физики на этом этапе прекратят свое действие. Перестанет существовать даже время. То, что имело место во время Большого взрыва, до сих пор остается загадкой для ученых. Такая же неясность будет и с Большим сжатием.
– Да вот такой мы придумали термин, – продолжил Йен с непонятной даже ему самому горделивостью и ноткой юмора, совершенно не подходящим к размерам серьезности разговора.
Генерал Майерс откинулся на спинку кресла и глубоко вздохнул. За время работы в ОДО ему приходилось слышать много разных небылиц, но эта, как не странно, отчего-то казалась ему чересчур правдоподобной. Люди веками ждали и одновременно боялись Конца света, и только что высказанная астрофизиками теория, при всей ее невероятности казалась ему на удивление соответствующей страхам человечества. Логичной она казалось и потому, что Конец света в ней приходил не от внезапно нахлынувших болезней, не от рук потустороннего разума, атак из параллельных миров, а от логичного завершения бытия, как такового. Ему показалось интересным, что рождение и смерть человека в каком-то смысле тоже похожи на то, что только что было высказано в отношении всей Вселенной. Человек рождается из ничего и в конце жизни в ни что же и превращается. Вселенная имела начало и значит должна иметь конец, и подобная его форма была удивительно соизмеримой и адекватной ее рождению.
– Исследуйте наличие и силу фиолетового смещения для Андромеды и других галактик Местной группы. Это позволит проверить теорию и понять, как много у нас времени, – заключил генерал. Если данные подтвердятся, возможно, нужно начинать думать об эвакуации. Необходимо избежать паники среди гражданских.
– Конечно, мы сейчас же отправимся обратно в лабораторию, – закивал головой Йен.
– Но думаю, что гражданским не обязательно об этом знать, сэр, – дополнил Чанг, уже поднявшись со стула и направившись к двери. – Эвакуироваться некуда. Весь привычный нам мир перестанет существовать. От этих процессов не может быть защиты.
Дверь за двумя астрофизиками захлопнулась, но генерал Майерс еще долго и сосредоточенно смотрел на оставшиеся после них на стене графики и формулы.
/Солнечная система. Сатурн. Спутник Энцелад/
– Встаньте, подсудимый! – прогремел мужской голос. – Принципал высшего гражданского суда Солнечной системы рассмотрел вашу апелляцию об уменьшении срока заключения, однако, счел представленные вами доводы неубедительными. Согласно двадцать первого статута Основного кодекса Солнечной системы вы приговариваетесь к пятидесяти годам лишения свободы. Тем не менее, режим вашего нахождения в «Бастионе-21» все же будет изменен с гипокарцера на обычную камеру. Данный приговор является окончательным и обжалованию не подлежит.
Ударив палочкой с прозрачным кристаллом по специальной, лежавшей перед ним на столе подставке, судья встал и приказал вооруженной охране, все это время молча стоявшей у клетки с лазерными прутьями, увести Владимира Баррета. Яркие вертикальные лучи стали медленно растворяться в воздухе, пока окончательно не пропали, и два сержанта, грубо взяв заключенного под руки, вывели его из зала заседания.
– Вы еще пожалеете о том, что так обошлись со мной! – пробормотал Баррет словно самому себе. Едва ли судья или даже конвоиры могли услышать эту фразу.
Охранники уводили его все дальше, в крайний блок тюремного коридора на четвертом этаже. Специально отведенный для преступников особой планетарной важности. Эта часть тюрьмы охранялась особенно тщательно.
– Дайте хотя бы лазерный карандаш! – отрывисто заговорил Баррет, оказавшись в камере.
– Может быть, тебе еще гранатомет принести? – фыркнул рыжеволосый сержант, посмотрев на него сквозь раздвинувшееся небольшое окошко в двери.
– Хоть что-нибудь, чем можно писать… – понимая, что жесткость в общении с охранниками никак ему не поможет, Баррет сменил тон на более мягкий.
Лейтенант Стивенсон бросил на него уничижительный взгляд. В его глазах чересчур быстро состарившийся, седой и сгорбившийся ученый не представлял какой-либо угрозы. Лоб, щеки и подбородок Владимира покрылись морщинами; давно ушедшая молодость забрала с собой еще недавно курчавившиеся волосы, кожа на шее одрябла, а на правом виске был заметен большой след от ожога. Линзы на его очках поросли маленькими трещинами, но никому здесь не было до этого дела.
Оглядевшись вокруг, Баррет обнаружил значительное улучшение условий своего содержания. В этой небольшой по размеру комнате хотя бы было окно. В камере отсутствовали какие-либо источники искусственного освещения, и поэтому это крошечное, едва ли больше чем двадцать сантиметров в диаметре окошко, казалось невероятно щедрым подарком. Он подошел ближе, и открывшаяся картина ошеломила даже его весьма бурное воображение. «Перевернутые вверх дном водопады», – прошептал он. Несмотря на то, что пару раз ему уже приходилось слышать истории бывших заключенных Энцелада, он и представить себе не мог, что окажется здесь сам и увидит это необычное природное явление. Огромные столпы воды вырывались не вниз, а вверх на невероятную высоту, и затем все та же гигантская водная масса падала обратно, и процесс повторялся заново. Едва ли где еще в Солнечной системе можно было бы увидеть столь удивительное зрелище.
В этот момент маленькая задвижка в двери камеры отворилась, и охранник, не сказав ни слова, бросил продолговатый предмет. Владимир подобрал с пола карандаш и внимательно осмотрел его.
– Естественно… Пористая оболочка с размягченным автозатачивающимся графитом, – прошептал он, и, сжав карандаш в двух кулаках, попробовал сломать его, но тот лишь гнулся подобно резиновой палке. – Таким даже с собой не покончишь…
И все же, как любой ученый, он не мог сидеть без дела, и белые стены вскоре превратились в огромные подобия белых листов для его чертежей. Остаток дня он провел в полной тишине, не вымолвив ни слова.