София перебила его:
– Отец! Я думаю, мы поняли друг друга! Я пойду, отдохну после работы и приму горячую ванну. И пожалуйста, – она посмотрела на них пронзительным взглядом, поджав губы, – постарайтесь в ближайшие двенадцать часов больше ничего не взрывать и ничего никуда не перемещать! – Она развернулась и, не дожидаясь ответа, пошла в сторону особняка.
Мужчины по-заговорщицки посмотрели друг на друга и улыбнулись.
– Лёш! Завтра нам будет нужно заняться криокамерой! Ты не забыл подготовить компоненты?
– Нет, профессор! Только я никак не могу взять в толк, зачем она может нам понадобиться?
– Для работы фотонного контура необходимо огромное количество энергии. Её не получить из электрической розетки, – рассмеялся Александр Фостер. – Нам нужен обогащённый ядерный материал.
– Но при чём здесь криокамера?
– При том, что после подготовки материала его свойства перестанут быть стабильными. В этом и состояло открытие моего отца. Обогатив изотоп, нам нужно будет содержать его в криокамере при сверхнизких температурах. Он будет поступать в реактор контура всего за несколько секунд до его использования.
– Но ведь это очень опасно, профессор! А если что-то ещё попадёт в этот контейнер с ядерным элементом и поступит в реактор?
– Лучше даже не думать об этом. Думаю, будет вторая Тунгуска.
Александр подошёл к небольшому аквариуму, в котором жил его единственный питомец – черепаха Копуша. Александр облокотился на стенки аквариума и стал кормить её. Эта процедура его очень расслабляла. Иногда, когда он был один, он даже разговаривал с ней.
По дороге от лаборатории к особняку Софией овладели грустные мысли.
Она уже так устала от постоянных разговоров о возможностях фотонного контура, о спасении человечества от скорой гибели, что иногда ей просто хотелось уволиться из Института и отправиться на Венеру к маме: как в детстве, уткнуться в её мягкое, пахнущее цветочным ароматом плечо, ощутить тёплое прикосновение ласковых рук и предаться девичьим мечтаниям.
В глубине души ей хотелось жить в середине XIX века, когда человечество существовало в промежутке между войнами, а новые исследования не несли судьбоносного характера и не обещали спасти мир от неминуемой гибели; когда никто ещё не разрабатывал ракет, способных перелетать через континент и уничтожать целые государства; когда никто ещё не расщеплял атом, чтобы создать бомбу невероятной силы, способную убить миллионы людей. Ей так хотелось в прошлое, в котором детей не отправляли в школу в четыре года, где с двенадцати лет им не преподавали основы квантовой физики и ядерного синтеза… Но, к сожалению, София жила в своём 2101 году, где всё было именно так.
Она зашла в дом. Справа от входа висели дипломы, портреты и медали семьи Фостеров. Свою первую медаль София получила уже в четырнадцать лет. К двадцати годам она стала заведующей лабораторией, а в двадцать четыре назначена заместителем директора Института. Здесь же были её награды за изобретение системы синхронизации работы нескольких термоядерных двигателей.
Чуть дальше, на кухне, София увидела разбросанные повсюду небольшие обрывки бумаги. Все они были исписаны непонятными на первый взгляд названиями и числами – «Уорденклиф», Long Island, 40. 48. 29. N, 73. 16. 39 W, Эшнунна (Телль-Асмар) – 33.45. N 44.45 W , Palenque (17.28.59.84. с. ш. 92.02.58.53), Теночтитлан 19.25.10 N 99.08.44 W
«Похоже, отец за время моего отпуска успел побывать в колыбелях великих открытий человечества – лаборатории Тесла в Америке, шумерских раскопках в Ираке, таинственном, хранящем неразгаданные секреты городе майя в Мексике. Вот неугомонный! Эта его идея о связи достижений древних цивилизаций и его открытий когда-нибудь убьёт его и всю нашу Землю вместе с ним. Но что можно поделать со слепо верящим в свою идею человеком… – с грустью подумала она… – особенно когда он твой отец».
* * * ~ ~ * * *
Солнце медленно опустилось за горизонт, оставив после себя только небольшую красную полоску. Влажный воздух был наполнен дыханием свежести, но ближе к вечеру подул северный ветер и появилась изморозь. Алексей очень любил такую погоду. Моросящий дождик давал приятную влагу и прохладу, которая была так необходима после жаркого дня. Он любил говорить, что такая погода остужала его горячий темперамент. Алексей поднял голову высоко вверх и посмотрел на тёмно-голубое небо. К сожалению, набежавшие тучи скрыли всю прелесть свечения звёздного небосвода. Крошечные капельки дождя падали ему на лицо, расслабляя его. В такие вечера ему всегда хотелось думать о вечном. Он шёл вперёд, всё дальше отдаляясь от особняка. Появившийся из-за ангара, где стояли их летательные аппараты, объект быстро рассеял его задумчивость своей величественностью, загадочностью и одновременно ощущением исходящей опасности.
Алексей подошёл достаточно близко к огромным, если не сказать сверхгигантским, колоннам фотонного контура. Никогда ранее он не видел подобной громадной технической установки. Колонны стояли очень далеко друг от друга и были такими высокими, что между ними свободно мог пролететь целый космический корабль. Он подходил всё ближе к правому столбу. Уже можно было почти дотянуться до него рукой, но Алексей не стал этого делать, так как на столбе, кроме массивной таблички с цифрой «1», была и другая. Он знал значение этого символа с раннего детства.
Это была табличка с обозначением четырёх пересекающихся кругов, и от одного только вида этого знака у всех людей на планете пропадало желание подходить ближе, тем более прикасаться рукой к подобным объектам. Символ обозначал самопроизвольную фотонную активность. Алексей медленно обошёл колонну и, посмотрев вниз, с удивлением обнаружил, что площадка, на которой находился постамент с контуром, была сделана из ровно обработанных каменных глыб. «Откуда только профессор смог привезти такое огромное количество горной породы?» Центральная часть этого постамента напоминала ему изображения на картинках, которые показывали на уроках истории древних цивилизаций.
Проходя мимо одной из колонн, Алексей обратил внимание на необычный материал её внутренней части. Скорее всего, судя по специфическим смоляно-чёрным со слабым зеленовато-коричневым оттенкам, материал был похож на сплав легированного урановой смоляной рудой никеля.
С внутренней стороны обеих колонн, направленных друг к другу, были выступы, в которых находилось большое количество оборудования. Эта часть даже ещё не активированной установки светилась тонкой ярко-голубой полоской вплоть до самой верхней части.
С внешней стороны каждой колонны располагалась развязка из кабелей различного диаметра, спускающихся вниз, под платформу, где находился огромный контейнер с невероятной величины колесом на входной двери, таким, какое бывает на люках подводных лодок. Под установкой также находилась дюжина компьютеров, за каждым из которых скрывались сотни различных медных проводов. Множество кабелей уходило отсюда к огромному, длиной в несколько метров, столу, за которым обычно работал профессор.
Алексей решил подойти поближе к контейнеру, чтобы разглядеть его, но резкий голос заставил его прекратить движение.
– На твоём месте я бы не стал приближаться!
Это был профессор Фостер, который стоял в голубом антифотонном костюме в трёх метрах позади него.
– Если ты, конечно же, не хочешь получить передозировку фотонами и умереть через несколько часов.
– Профессор! Вы испугали меня! – Алексей узнал голос и обернулся. – Вы хотите сказать, что в контейнере ядерное топливо?
– Совершенно верно, там урановые изотопы 233 и 235. Думаю, ты понимаешь, что это одни из самых опасных веществ на планете, – Александр говорил очень спокойно, как будто они обсуждали тему о полезности мягких игрушек для развития детей дошкольного возраста.
– Уран? У нас, здесь? Вы шутите? Откуда у вас такое количество? Вы хотите устроить нам новые Хиросиму и Нагасаки?
– Как я тебе говорил, на обычных материалах контур работать не может. Нужно слишком много энергии. У меня сохранились старые запасы со времён работы в Институте, – Александр хитро улыбнулся, – только боюсь, здесь не так много, как тебе кажется. Мои последние эксперименты показывают, что для одного перемещения требуется не менее килограмма изотопа. А эти запасы – всё, что у нас есть. И, кажется, вчера я очень сильно продвинулся в эксперименте.
– Вы хотите сказать, что появилась долгожданная зацепка? Переносимая масса оказалась меньше по правой стороне? – Алексей посмотрел на включённые дисплеи, на которые Александр обычно выводил результаты экспериментов для дальнейшей распечатки.
– К сожалению, потом что-то пошло не так, и масса начала восстанавливаться. Видимо, я допустил ошибку в цепочке установления координат второй стороны тоннеля. Я пока не могу понять, какую именно. Давай я покажу тебе кое-что.
Они отошли от контейнера, расположенного чуть ниже платформы контура, и направились к контрольному столу. Так профессор называл место, где находилось диагностическое оборудование.
Чуть правее стоял большой принтер, на который выводились все данные в ходе эксперимента. Основными показателями, изображёнными на цветных диаграммах, были данные, считываемые с левой и правой сторон фотонного контура. Как только масса проходящего через контур вещества оказывалась меньше или отсутствовала вовсе, первую часть эксперимента можно было бы считать успешной. Это означало бы, что масса переместилась в другую точку космического пространства. Но до сегодняшнего дня им так и не удавалось получить стабильную разницу в значениях.
– Посмотри на последнюю распечатку. Я отправил её на принтер.
– Фантастика, профессор! Итак, перемещаемый предмет – шар для боулинга, масса до перемещения семь кг, после перемещения – три и пять десятых кг, – громко и не скрывая своего удивления, прокричал Алексей. – Это же успех!
– Нет, Алексей, есть ещё пока непреодолимая проблема. Вторая сторона тоннеля… – Он задумался и сосредоточенно посмотрел куда-то за горизонт. – Мы должны очень точно указать, где она открывается, так как с другой стороны может быть все, что угодно, и мы никогда не узнаем, что там, пока не переместимся. Ни один телескоп в мире не сможет никогда разглядеть, что происходит за миллиарды километров. Это может быть и открытый космос, и плотные слои атмосферы других планет, и даже ядро звезды. Одно дело – отправлять шар для боулинга, и совсем другое – космический корабль, тем более с живым существом на борту. Для перемещений сквозь пространство через фотонный контур нам жизненно необходимы координаты, которые мы будем вводить. Именно они позволят открыть тоннель туда, где будет безопасно. Кроме того, мы не можем держать тоннель в постоянной активности.
– А почему нельзя открыть тоннель, переместиться и, оставив его открытым, потом вернуться в него же?
– Я вижу, у тебя всё ещё недостаточно знаний о природе Вселенной. На это есть как минимум две причины. Во-первых, для того, чтобы постоянно держать тоннель открытым, нужно очень большое количество энергии, а мы не можем быть настолько расточительными к имеющимся у нас запасам ядерного вещества. А во-вторых, – профессор погрустнел, его лицо явно было окутано печалью, и он медленно продолжил, смотря прямо в глаза Алексею, – открыв тоннель где-то в другой стороне галактики, мы делаем эти два мира постоянно взаимосвязанными.
– Я не понимаю, профессор, что произойдёт после открытия тоннеля? О каких опасностях вы говорите? Скорее всего, там просто ничего нет. Космос!
– То, что уже произошло со мной вчера. Как я и думал, открытие тоннеля может привести к катастрофическим последствиям: любые субстанции, находящиеся с другой стороны тоннеля, могут проникнуть в наш мир точно также, как и мы в их. Поэтому мы должны отложить попытки полётов в контур до тех пор, пока всё основательно не протестируем.
– А что может произойти, профессор, если вторая сторона контура будет открыта рядом с телом, подобным Солнцу или даже внутри него? Что произойдёт с шаром для боулинга тогда?
– Ты, видимо, шутишь, – Александр ещё ближе подошёл к Алексею и, наклонившись к нему, продолжил, – он просто не сможет преодолеть пределов контура, он моментально сгорит в этой раскалённой массе. Но это будет ещё не самое страшное. Произойдёт ужасная катастрофа. Сначала эта раскалённая масса другого тела будет прорываться через контур в нашу сторону тоннеля, всё сильнее и сильнее, пока полностью не разрушит колонны контура и установка не отключится. Если же раскалённая плазма достигнет контейнера с ураном, то на территории ближайших ста километров в течение нескольких секунд все формы жизни будут полностью уничтожены колоссальной термоядерной взрывной реакцией, – он покачал головой и немного поджал губы. – Это будет вторая Подкаменная Тунгуска 1908 года.
Алексей вопросительно посмотрел на профессора.
– Разве сейчас в школах на курсе «Форс-мажоры в науке» уже не рассказывают об этой истории? А, может, намеренно умалчивают? Так вот, послушай тогда. 17 июня 1908 года на территории сибирской части России той поры в районе реки Подкаменная Тунгуска произошёл взрыв колоссальной силы – более чем 10 мегатонн. Это сила мощной водородной бомбы. Но мало кто знает, что в те времена на этом месте располагалась первая российская имперская военная база по изучению примерно тех же явлений, что сейчас исследуем мы. Это была первая и последняя лаборатория до революции 1917 года. Взрыв был так силён, что уничтожил территорию более чем в 2000 квадратных километров. Царской «охранке» даже не пришлось заметать следы. Всё, что там было, включая оборудование, людей и даже огнеупорные шкафы с документацией, было уничтожено. Чудовищное зрелище. Потом, для отвода глаз, военные придумали эту идею с упавшим метеоритом.
Он снова промолчал и продолжил:
– Я не хочу повторения той истории. Нам необходимо более точное позиционирование, иначе эксперименты могут быть не только бесполезными, но и катастрофически опасными. Я должен найти способ сделать путешествия в другие галактики через тоннель безопасными для планеты. Для этого нам нужна… – он снова задумался, – …нам нужна полная и точнейшая карта, вся информация, всё, что только есть во Вселенной: расстояния до всех объектов, их размеры, координаты чёрных дыр, звёзд, планет, даже перемещающихся комет, и их скорости.
Александр сел за стол и в отчаянии наклонил голову.
– Но откуда может взяться такая карта? Даже самый прогрессивный телескоп «Хаббл», находящийся на орбите Земли, не может построить этой карты. Даже ему не хватит разрешающей способности.
Вдруг в глазах Алексея зажглась искра.
– Десятый, профессор, – прошептал он.
Александр поднял голову и посмотрел на него с непониманием.
– Новый Х-десятый – вот что нам нужно! Разве вы не знаете, что недавно с космодрома Института был запущен новый космический телескоп на замену устаревшему «Хабблу». Его разрешающая способность в тысячи раз больше, и он полностью компьютеризирован, то есть способен создать подобную карту, если уже не создал её!
– Да! Вот оно! – встрепенувшись, закричал Александр. – Мы получим эти координаты, я перепишу их на чип и интегрирую с сервером контура! Это и будет ключевой логической составляющей, которой не было ни в 1908 году, ни в начале 2011 в Швейцарии.
– Только вот есть одна небольшая проблема, профессор: спутник запускался в интересах военных, и коды наверняка засекрече…
Александр не дал ему закончить. Он был потрясён этой идеей, как маленький ребёнок – новой игрушкой. Он был категоричен.
– Мы взломаем защиту!
Александр снова сел за компьютерный стол и включил ноутбук.
Алексей, не успевший закрыть рот после оборванной профессором фразы, так и застыл, как будто окаменев.
– Да, и ещё, Алексей, – профессор никак не мог остановиться, – подумай, пожалуйста, кто бы мог нам сконструировать настоящие боевые космические корабли, ведь на наших таратайках даже до Юпитера не долететь! А нам нужно как минимум два корабля.
* * * ~ ~ * * *
Утомившись за день, Алексей решил съездить в клуб, находящийся в 15 минутах полёта. Это было популярное место, где обычно собиралось большое количество совершенно разных людей. Клуб представлял сбой большой развлекательный комплекс, где можно было найти занятие на любой вкус: поиграть в бильярд и боулинг, потанцевать, посидеть в шумной компании. Был здесь и зал для кендо с такой же установкой, которая была в имении Фостеров. Обычно как раз в ней собиралось большинство молодых людей. Но сегодня Алексей был не в настроении показывать мальчишкам новые приёмы защиты и нападения. Ему просто хотелось тихо посидеть в спокойной обстановке, в кругу друзей. Когда он вошёл в зал, его сразу заметил школьный друг – Джон Маккой. Его тёмные длинные волосы и небрежно проступающая щетина старили его на несколько лет. Но самой запоминающейся деталью его облика были, конечно же, редкие для мужчины глаза зелёного цвета.