– Видал когда-нибудь такое?
– Нет, – ответил Ник. Его чуть замутило.
– Я могу с этим жить, – продолжил мужчина. – Ты же видишь, парень, что могу?
– Будьте уверены!
– Они обломали об меня свои кулаки, – заявил этот невысокий мужчина. – А мне хоть бы что. – Он смотрел на Ника. – Садись. Есть хочешь?
– Не беспокойтесь, – ответил Ник. – Я иду в город.
– Знаешь, – мужчина его словно и не услышал, – зови меня Эд.
– Само собой!
– Знаешь, со мной не все в порядке.
– А что с вами?
– Я чокнутый.
Он надел шапку. Нику вдруг стало смешно.
– Да все с вами в порядке, – улыбнулся он.
– Нет, не все. Я чокнутый. Послушай, ты был когда-нибудь чокнутым?
– Нет, – покачал головой Ник. – Отчего это случается?
– Не знаю, – ответил Эд. – Происходит – и ты не замечаешь как. Ты ведь знаешь меня?
– Нет.
– Я Эд Фрэнсис.
– Быть не может!
– Не веришь?
– Верю.
Ник почувствовал, что это правда.
– Знаешь, чем я их брал?
– Нет, – ответил Ник.
– У меня медленное сердце. Бьется всего сорок раз в минуту. Пощупай.
Ник колебался.
– Давай. – Мужчина взял его за руку. – Пощупай мой пульс. Возьмись пальцами – вот так.
Запястье у маленького человечка было толстым, кости обросли крепкими мышцами. Под пальцами Ник почувствовал медленное биение.
– Часы есть?
– Нет.
– У меня тоже нет, – вздохнул Эд. – Ничего не выйдет, если часов нет.
Ник отпустил руку.
– Знаешь, возьмись снова, – предложил Эд Фрэнсис. – Ты считай удары, а я буду считать до шестидесяти.
Ощущая под пальцами медленные, резкие удары, Ник начал считать. Слышал, как мужчина медленно отсчитывает вслух: раз, два, три, четыре, пять…
– Шестьдесят, – закончил Эд. – Минута. А у тебя сколько?
– Сорок, – ответил Ник.
– Верно! – обрадовался Эд. – Никогда не учащается.
С насыпи спустился человек, пересек поляну, направляясь к костру.
– Привет, Багс! – поздоровался Эд.
– Привет! – ответил Багс.
По выговору чувствовалось, что это негр. Ник уже по шагам понял, что это негр. Он стоял к ним спиной, наклонившись к огню. Потом выпрямился.
– Это мой друг, Багс, – представил вновь прибывшего Эд. – Он тоже чокнутый.
– Рад познакомиться. – Багс смотрел на Ника. – Так вы откуда, говорите?
– Из Чикаго, – ответил Ник.
– Славный город, – кивнул негр. – Я не расслышал, как вас зовут?
– Адамс. Ник Адамс.
– Он говорит, что никогда не был чокнутым, Багс, – поделился Эд.
– У него еще все впереди, – ответил негр. Стоя у огня, он разворачивал принесенный с собой сверток.
– Скоро есть будем, Багс? – спросил боксер.
– Прямо сейчас.
– Ты голоден, Ник?
– Чертовски.
– Слышишь, Багс?
– Я обычно все слышу.
– Да я не о том спрашиваю.
– Да. Я слышал, что сказал этот господин.
Он выложил на сковородку куски ветчины.
Когда сковородка накалилась и жир зашкворчал, Багс, нагнувшись над костром на своих длинных, как у всех негров, ногах, перевернул ветчину на другую сторону, стал разбивать о борт сковородки яйца и выливать их на раскаленный жир.
– Вас не затруднит нарезать хлеб, мистер Адамс? – Багс повернулся к нему. – Он в том мешке.
– С удовольствием.
Ник подошел к мешку и достал большой круглый хлеб. Отрезал шесть ломтей.
Эд приподнялся и наклонился вперед, наблюдая за ним.
– Дай-ка мне нож, Ник, – попросил он.
– Нет, не давайте, – вмешался негр. – Держите нож крепче, мистер Адамс.
Боксер вновь сел.
– Будьте добры, дайте-ка мне этот хлеб, мистер Адамс, – попросил Багс.
Ник принес ему нарезанные ломти.
– Любите макать хлеб в растопленный свиной жир? – спросил негр.
– Еще бы!
– Этим лучше займемся потом, на закуску. Пожалуйста.
Негр взял кусок жирной ветчины, положил на ломоть и сверху прикрыл яйцом.
– Теперь накройте другим куском хлеба и передайте, пожалуйста, сандвич мистеру Фрэнсису.
Эд взял сандвич и принялся за еду.
– Смотрите, чтобы яйцо не потекло, – предупредил негр. – Это вам, мистер Адамс. Остальное мне.
Ник впился зубами в сандвич. Негр сидел против него, рядом с Эдом. Горячая поджаренная ветчина с яичницей были изумительны.
– Мистер Адамс здорово проголодался, – отметил негр.
Мужчина небольшого росточка, имя которого Нику было известно, – как-никак чемпион по боксу, – сидел молча. Он не проронил ни слова после того, как негр не позволил Нику отдать ему нож.
– Могу я предложить вам обмакнуть хлеб в растопленный жир? – спросил Багс.
– Большое спасибо.
Белый коротышка посмотрел на Ника.
– А вам, мистер Адольф Фрэнсис? – Багс протянул и ему сковородку.
Эд не отвечал и смотрел на Ника.
– Я обращаюсь к вам, мистер Фрэнсис! – вновь послышался мягкий голос негра.
Эд не отвечал. Смотрел на Ника.
– Я вас спрашиваю, мистер Фрэнсис, – мягко повторил негр.
Эд продолжал смотреть на Ника. Шапку он надвинул на глаза. Нику стало не по себе.
– Какой черт тебя сюда принес? – раздался резкий вопрос из-под шапки. – Кого ты из себя корчишь? Говнюк сопливый! Приходишь сюда, хотя никто тебя не звал, жрешь чужую еду, а попросишь у тебя нож, так корчишь из себя хрен знает кого.
Он не сводил взгляда с Ника, лицо у него побледнело, шапка совсем съехала, так что глаз почти не было видно.
– Недоносок! Кто, к черту, тебя сюда звал?
– Никто.
– Правильно, черт побери, никто. И оставаться никто не просил. Пришел, наговорил гадостей о моем лице, курит мои сигары, хлещет мою выпивку да еще рассуждает, сопляк! Ты думаешь, тебе это так сойдет?
Ник ничего не ответил. Эд встал.
– Погоди, желторотая чикагская свинья! Я тебе голову проломлю! Понял?
Ник отступил на шаг. Маленький человечек медленно двинулся на него, тяжело ступая, выставляя вперед левую ногу и подтягивая следом правую.
– Ударь меня! – качнул он головой. – Возьми и ударь!
– Я не хочу бить вас.
– Тебе это так не сойдет. Я тебя отделаю, слышишь? Так что подойди и ударь первым.
– Бросьте вы, – ответил Ник.
– Ах, ты так, подонок!
Маленький человечек посмотрел на ноги Ника. А когда собрался перевести взгляд на негра, тот, шедший следом от самого костра, нацелился и нанес ему удар в затылок. Эд упал на живот, и Багс отбросил дубинку, обмотанную тряпкой. Эд лежал, уткнувшись лицом в траву. Негр поднял маленького человечка и отнес к костру. Лицо Эда выглядело ужасно, глаза открылись. Багс бережно положил его на землю.
– Принесите, пожалуйста, воду в ведре, мистер Адамс, – попросил он. – Боюсь, что ударил его чересчур сильно.
Негр брызнул ему в лицо водой и осторожно потянул за оставшееся ухо. Глаза закрылись.
Негр выпрямился.
– Все в порядке. – В голосе слышалось облегчение. – Беспокоиться нечего. Простите, мистер Адамс.
– Ничего, ничего.
Ник смотрел вниз, на лежащего мужчину. Затем увидел на траве дубинку и поднял ее. Ручка гнулась и подавалась под пальцами. Черная кожа на ней истерлась, а тяжелый конец Багс обмотал носовым платком.
– Ручка из китового уса, – улыбнулся негр. – Таких теперь не делают. Я не знал, сумеете ли вы с ним справиться, и потом не хотел, чтобы вы причинили ему боль или изуродовали еще больше.
Негр опять улыбнулся.
– Но вы сами его ударили.
– Я знаю, как ударить. Он даже не вспомнит. Мне приходится это делать, чтобы успокоить его в таких ситуациях.
Ник все еще смотрел на маленького человечка, лежавшего с закрытыми глазами в свете костра. Багс подбросил дров в огонь.
– Не бойтесь за него, мистер Адамс. Я вижу его таким не первый раз.
– Отчего он свихнулся? – спросил Ник.
– От многого, – ответил негр, стоя у костра. – Не хотите ли чашку кофе, мистер Адамс?
Он протянул Нику чашку и поправил куртку, которую подложил под голову лежащего без сознания мужчины.
– Во-первых, его слишком много били, – сказал негр, потягивая кофе. – От этого он только поглупел. Затем его сестра была его импресарио, и тогда в газетах всякое писали про братьев и сестер, о том, как она любила брата, а он любил сестру, и как они поженились в Нью-Йорке, из-за чего вышло много неприятностей.
– Я это помню.
– Естественно. Хотя скажу вам, они такие же брат с сестрой, как братец Кролик и Лис, но очень многим это не понравилось, и между ними начались ссоры, пока однажды она просто не уехала и больше не вернулась.
Он допил свой кофе и вытер губы розовой ладонью.
– Он сразу и сошел с ума. Хотите еще кофе, мистер Адамс?
– Спасибо.
– Я видел ее пару раз, – продолжал негр. – Очень красивая женщина. Очень похожа на брата. Он-то был совсем недурен, пока ему не изуродовали лицо.
Он замолк. Казалось, рассказ на этом кончен.
– А где вы с ним познакомились? – спросил Ник.
– В тюрьме, – ответил негр. – Он начал бросаться на людей, после того как она ушла, и его посадили в тюрьму. А меня – за то, что человека зарезал. – Он улыбнулся и продолжал все тем же мягким голосом: – Он мне сразу понравился, и, выйдя из тюрьмы, я его разыскал. Ему нравится считать меня чокнутым, а я не возражаю. Меня его компания устраивает, я люблю путешествовать – и даже воровать для этого не приходится. Мне нравится жить, не нарушая закона.
– Что же вы с ним делаете?
– Да ничего. Просто ездим с места на место. У него есть деньги.
– Он, наверное, здорово зарабатывал?
– Еще бы! Хотя он уже все растратил. А может быть, его обворовали. Она присылает ему деньги.
Длинной веткой он поворошил угли.
– Она замечательная женщина, – повторил Багс. – И похожа на него как две капли воды.
Негр оглянулся на маленького человечка, который тяжело дышал. Его светлые волосы свисали на лоб. Изуродованное лицо было по-детски безмятежно.
– Пора приводить его в чувство, мистер Адамс. Не сердитесь, но, я думаю, вам лучше уйти. Не хочу показаться невежливым, но, увидев вас, он может опять выйти из себя. Терпеть не могу бить его, хотя это единственный способ его успокоить, когда он разойдется. Приходится держать его подальше от людей. Вы не сердитесь, мистер Адамс? Нет, не благодарите меня, мистер Адамс. Мне следовало предупредить вас, но вы ему вроде бы очень понравились, и я понадеялся, что все обойдется хорошо. До города по железной дороге примерно две мили. Он называется Манселона. Прощайте! Я бы с удовольствием пригласил вас переночевать с нами, но об этом теперь и говорить не приходится. Может, возьмете с собой хлеба с салом? Нет? Возьмите все-таки сандвич.
Все это произносилось спокойным, низким и мягким голосом, как говорят пожилые негры.
– Ну вот и хорошо. Прощайте, мистер Адамс. Прощайте, и удачи вам!
Ник направился через поляну к железнодорожной насыпи. Оказавшись в темноте, он прислушался. Негр говорил все тем же низким, мягким голосом. Слов было не разобрать. Потом послышался голос маленького человечка:
– У меня ужасно болит голова, Багс.
– Ничего, пройдет, мистер Фрэнсис, – утешал голос негра. – Выпейте чашку горячего кофе.
Ник поднялся на насыпь и пошел по шпалам. Заметив, что держит в руке сандвич с окороком, сунул его в карман. Пока рельсы не повернули за холм, он, оглядываясь назад, видел отсветы костра на лесной опушке.
Глава шестая
Ник сидел, прислонясь к стене церкви, куда его притащили с улицы, чтобы укрыть от пулеметного огня. Ноги его неестественно торчали. У него был задет позвоночник. Лицо его было потное и грязное. Солнце светило ему прямо в лицо. День был очень жаркий. Ринальди лежал среди разбросанной амуниции ничком у стены, выставив широкую спину. Ник смотрел прямо перед собой блестящими глазами. Розовая стена дома напротив рухнула, отвалившись от крыши, и над улицей повисла исковерканная железная кровать. В тени дома, на груде щебня, лежали два убитых австрийца… Дальше по улице были еще убитые. Бой в городе приближался к концу. Все шло хорошо. Теперь с минуты на минуту можно было ожидать санитаров. Ник осторожно повернул голову и посмотрел на Ринальди. «Senta, Ринальдо, senta. Оба мы с тобой заключили сепаратный мир». Ринальди неподвижно лежал на солнце и тяжело дышал. «Мы с тобой плохие патриоты». Ник осторожно отвернулся, силясь улыбнуться. Ринальди был безнадежным собеседником.
Очень короткая история
Однажды жарким вечером в Падуе его вынесли на крышу, и он мог смотреть на город поверх домов. В небе резвились стрижи. Вскоре стемнело, и по нему зашарили прожекторы. Остальные отправились вниз, прихватив с собой бутылки. Им с Луз были слышны их голоса с нижнего балкона. Луз присела на край его кровати. Посреди ночной духоты она была свежа и прохладна.
Уже три месяца Луз дежурила по ночам. Ей это охотно позволяли. Когда его собрались оперировать, она сама готовила его к операции, и они придумали шутку про клизму – кружку-подружку. Впадая в забытье под наркозом, он изо всех сил старался не потерять контроля над собой, чтобы не наболтать лишнего в бессознательном состоянии. Научившись передвигаться на костылях, он, бывало, сам разносил градусники, чтобы Луз не вставала с постели. Раненых было не много, и все всё о них знали. Луз все любили. Возвращаясь по коридору в палату, он думал о том, что Луз лежит сейчас в его постели.
Перед тем как настало время ему снова отправляться на фронт, они пошли в Duomo и помолились. Рядом молились другие люди, в соборе было сумеречно и тихо. Они хотели пожениться, но не хватало времени для оглашения, да и метрик ни у одного из них не имелось. Тем не менее они чувствовали себя так, словно обвенчались, но им было нужно, чтобы все об этом знали и чтобы они никогда не могли это потерять.
Луз часто писала ему письма, которых он не получал вплоть до наступления перемирия. Тогда пятнадцать штук разом пришли ему на фронт, и он рассортировал их по датам и прочел подряд. Во всех говорилось о госпитале, о том, как сильно она его любит, и как не может жить без него, и как безумно не хватает ей его по ночам.
После перемирия они договорились, что он вернется домой и найдет работу, чтобы они могли пожениться. Луз не должна была приезжать до тех пор, пока он не получит хорошую работу и не сможет приехать в Нью-Йорк, чтобы встретить ее. Подразумевалось, что он не будет пить и не будет встречаться со старыми друзьями и вообще с кем бы то ни было в Штатах. Задача одна – получить работу и жениться. В поезде, по пути из Падуи в Милан, они поссорились из-за того, что она не хотела ехать с ним сразу. Когда пришло время прощаться на миланском вокзале, они поцеловались, но окончательно не помирились. Его мучило, что они так расстались.
Он отплыл в Америку на корабле из Генуи. Луз отправилась обратно в Порденоне, где открывался новый госпиталь. Там шли дожди, и ей было одиноко в городе, где квартировал целый батальон бойцов «Ардити». Коротая зиму в промозглом грязном городишке, майор – командир батальона соблазнил Луз, у которой никогда прежде не было любовника-итальянца, и в конце концов она написала в Штаты, что их любовь была всего лишь юношеским увлечением. Ей очень жаль, и она знает, что едва ли он поймет ее, но, быть может, когда-нибудь простит и будет ей благодарен, а она – совершенно неожиданно – выходит замуж весной. Она по-прежнему любит его, но теперь отдает себе отчет в том, что их любовь была лишь детским увлечением. Она надеется, что его ждет большое будущее, и безоговорочно верит в него. И она знает, что все это на благо им обоим.
Майор не женился на ней ни весной, ни в другое время года. Луз так и не получила ответа на свое письмо в Чикаго. А он вскоре подхватил гонорею от продавщицы универмага, расположенного в Лупе, когда развлекался с ней, катаясь в такси по Линкольн-парку.