Хороший вопрос. Есть надежда, что остались хотя бы кровати.
Было уже больше десяти. Слишком поздно, чтобы искать отель в этом районе, где жители работали полную рабочую неделю. Джеймс провел сыновей по дому, бросив коробку с остатками пиццы на стол в кухне.
Марк втянул носом воздух и сморщился:
– Здесь воняет.
Да, это точно. Как только они открыли дверь, Джеймс сразу почувствовал застоявшийся, кислый запах «старого дома», который когда-то ассоциировался с его умиравшим отцом. Но был еще и тонкий аромат пудры, как будто испортились любимые духи его матери. Это напомнило Джеймсу о том, как он тут рос и почему проводил столько времени в доме Эйми.
– Дом долгое время стоял закрытый. Запах выветрится, как только мы откроем окна, – сказал он сыну.
Марк подошел к высоким стеклянным дверям большой комнаты и прижался носом и ладонями к стеклу. Он внимательно вгляделся в темноту заднего двора.
– А где пляж?
– Его здесь нет, – с этими словами Джулиан рухнул на кожаный диван. Эта вещь была слишком новой, чтобы принадлежать матери. Томас, должно быть, привез его сюда со склада Донато. Хорошо бы он привез еще и кровати.
– Здесь есть пляж. – Джеймс сурово посмотрел на Джулиана и подошел к Марку. – Но до него двадцать минут. Позади дома – лес. Утром я вам покажу. Мы сможем пойти в поход. Если нам повезет, мы увидим рысь.
Руки Марка сжались в кулаки. Он закусил нижнюю губу. Джеймс принял это за признак интереса.
– Так где мы будем спать? На полу? – Джулиан надел наушники и включил музыку на своем айфонe.
Джеймс вздохнул. Господи, только бы им не пришлось спать на полу. Томас сказал, что оборудовал дом всем необходимым. Полотенца, посуда, молоко, кое-какие продукты. Джеймс надеялся, что Томас не забыл про одеяла и подушки. И про пиво.
Рот наполнился слюной. Джеймс не отказался бы от холодного темного пива после такого дня. Они провели на ногах почти двадцать четыре часа. Мальчикам удалось поспать несколько часов во время пересадки в Мехико, но Джеймс боялся закрыть глаза: вдруг мальчики исчезнут, когда он проснется. Поэтому он не спал.
Он с легкостью решился продать дом и галерею в Пуэрто-Эскондидо. Он бы еще раньше вернулся в Калифорнию, если бы не сыновья. Они не хотели уезжать. Сказав об отъезде впервые, он время от времени напоминал им о «большом приключении», давая возможность свыкнуться с этой идеей. Они закончили учебный год. Он решил подождать лета, чтобы было время привыкнуть к новой обстановке. Кроме того, ему пришлось ждать визу для мальчиков и собственные документы, удостоверяющие личность.
Вскоре Джулиан и Маркус привыкли к мысли о переезде. Но потом перед их домом появилась табличка «ПРОДАЕТСЯ». В этот момент идея стала реальностью, и Джеймс мгновенно превратился в «плохого парня».
И уже устал играть эту роль. Ему просто хотелось устроиться и наверстать то, что он упустил в своей жизни. Дети приспособятся. В конце концов, они привыкнут к переезду и к нему. Джеймс на это надеялся.
Марк зевнул. Джеймс осторожно потянул его за рукав рубашки.
– Идем, сынок. Давай найдем тебе кровать.
Они нашли большие кровати с подушками, одеялами и постельным бельем в старых спальнях Джеймса и Томаса. Марк заныл. Он не хотел спать один. Под нажимом Джеймса Джулиан неохотно предложил разделить кровать с младшим братом.
Джеймс принес багаж из машины, которую для него купил брат, помешанный на экологии, – капризную «Тойоту Приус», – и повел мальчиков по коридору.
– Какая комната? – Джеймс указал на дверь своей детской, потом на дверь комнаты Томаса.
– Вот эта. – Джулиан вошел в комнату слева. Бывшая спальня Джеймса. Он и сам удивился тому, как было приятно, но ни слова не сказал об этом Джулиану. Иначе парень тут же передумает.
Джеймс показал им ванную, потом подождал, пока они готовились ко сну. Как только мальчики устроились под одеялом, Джеймс нагнулся, как будто для того, чтобы поцеловать Марка в макушку. Пальцы мальчика сжали простыню, которую он натянул до подбородка. Джеймс замер, нависая над сыном. Все эти разговоры Джулиана о том, что Джеймс не их «настоящий папа», привели к тому, что Марк был сбит с толку и держался с отцом отстраненно. Мальчик намного теплее относился к своим учителям и соседской собаке. Но Джеймс их хотя бы обнимал, а сам он уже и вспомнить не мог, когда кто-то обнимал его. Ему клали руку на плечо или дергали за руку, чтобы привлечь внимание.
Джеймс выпрямился и только взъерошил Марку волосы. Если бы он позволил себе большее, сын отстранился бы от него еще сильнее.
Марк улыбнулся и уютнее устроился под одеялом. Воздух в комнате был прохладнее по сравнению с сухими, солеными ночами в Пуэрто-Эскондидо.
Джулиан, одетый в поношенную футболку и спортивные шорты до колен, расположился поверх одеяла на другой стороне кровати и по-прежнему слушал музыку. Джеймс указал на свои уши и знаком приказал Джулиану снять наушники.
– Спать. Немедленно.
Джулиан выдохнул, раздувая щеки, словно рыба. Повернувшись на бок, он сорвал наушники и бросил их вместе с айфоном на прикроватную тумбочку. Он лежал к Джеймсу спиной, через несколько секунд его дыхание стало ровным. Он уже спал.
– Спокойной ночи, – прошептал Джеймс с порога. Он выключил свет и прикрыл дверь, оставив щелку, в которую проникала полоска света из ванной.
Произнесенное шепотом «спокойной ночи» настигло его, когда он уже отвернулся. Джеймс замер, смаргивая подступившие слезы. Осознав слова Марка, он произнес про себя молитву.
Джеймс вернулся в кухню. Ставя в холодильник пиццу, он нашел на верхней полке упаковку пива. «Слава богу». Открыв бутылку, он вдохнул ореховый аромат эля. Мышцы, напряженные после путешествия, расслабились. Он выпил половину бутылки и только после этого прислонился к кухонному столу. Джеймс скрестил руки на груди, бутылка висела в его пальцах. Он вдохнул, долго и глубоко. Глаза закрылись.
Наконец-то он дома, но не по-настоящему дома.
Это был не его дом.
Впрочем, и в Мексике он не был дома, поэтому и оставил ту жизнь позади. И не только потому, что Калифорния ему знакома, но и потому, что у Карлоса было все то, что хотел иметь Джеймс до несчастного случая, – художественная галерея, чтобы выставлять свои работы, учебный класс, чтобы учить других, мастерская для работы, идеально расположенная, с полноценным дневным светом. И еще картины Карлоса, превосходящие умения Джеймса.
Как бы ни было стыдно это признать, Джеймс завидовал тому человеку, которым он был в Мексике.
Он оттолкнулся от стола и вытянул руки над головой. Спина ныла, ноги болели. Чувствуя беспокойство, он выглянул в окно и подумал, не отправиться ли на ночную пробежку. Он бы так и поступил, если бы мог спокойно оставить детей одних. Они еще слишком маленькие, и это их первая ночь в чужой стране и в чужом доме. Именно здесь несколько месяцев жил Фил перед тем, как его арестовали.
Сквозь стекло Джеймс смотрел на темные дубы и ели, которые летом выглядели так мирно. Время возрождения и обновления. Но зимой деревья казались мрачными и зловещими, их ветки были голыми и изогнутыми, словно кости.
Скелеты, похожие на Фила.
Осталось шесть дней до его выхода на свободу. Шесть дней, чтобы придумать, как не встречаться с ним и с остальными членами семьи. Приедет ли Фил в этот дом, раз уж он жил в нем до тюрьмы?
Взгляд Джеймса метнулся к задвижкам на задней двери. Выругавшись сквозь зубы, он отправил себе напоминание по электронной почте.
СМЕНИТЬ ЗАМКИ.
Сунув телефон в задний карман, он оглядел комнату. Сдерживаемая энергия пробежала от дрожащих пальцев до сведенных судорогой икр. Может быть, его старая беговая дорожка все еще стоит в гараже.
Джеймс отправился туда, включил свет. Светодиодные лампы залили светом гараж на четыре машины, и Джеймс судорожно вздохнул. Он знал, что его вещи здесь, и из прошлой жизни, и те, которые доставили из Мексики. Но знать и видеть – это две разные вещи.
Куча его вещей занимала места двух машин, картонные коробки напоминали толстые квадратные колонны. В них было все, что он захотел сохранить из своей жизни в Мексике, которой лучше бы и не было вовсе, и из жизни до того, которой он жить не собирался. Залитые ярким светом, две его жизни слились на гладком бетонном полу.
Джеймс вошел в гараж, привлеченный крупными черными буквами на коробках. «Материалы для живописи». Он медленно провел рукой по словам, узнав почерк Эйми. Когда она это упаковала? До того, как нашла его, или уже после? Он не мог представить, насколько трудными были для нее месяцы после того, как Томас объявил о его смерти. От желания уберечь ее, от одной только мысли об этом у Джеймса едва не остановилось сердце.
Слова расплылись, и во второй раз за этот вечер глаза Джеймса увлажнились. Он не сомневался, что Эйми сложила все его вещи аккуратно и по порядку, даже зная, что он никогда ими больше не воспользуется.
И скорее всего так оно и будет. Голод, заставлявший его творить, делиться своим видением мира, исчез.
И Эйми исчезла тоже.
Джеймс ударил кулаком по коробке и вернулся в дом.
Глава 4
Карлос
Пять с половиной лет назад
8 декабря
Пуэрто-Эскондидо, Мексика
Уже стемнело, когда я, спотыкаясь, свернул на подъездную дорожку к дому. На этой неделе я четыре вечера провел с текилой – жидким золотом и единственным средством, которое помогало мне скоротать одинокие вечера. Истратив еще один день на преподавание живописи, организацию выставок для следующего сезона в галерее и закончив несколько заказов, я оставлял машину возле галереи и приземлялся на табурете в баре «Ла Кантина де Перрито» на той же улице, что и моя галерея. Наталию это не радовало. Мальчики спрашивали, почему я так редко бываю дома.
«Потому что ваш папа – это тикающая бомба времени, вот почему».
Я перевел взгляд на второй этаж. Окна их спален казались черными квадратами на фоне белой штукатурки дома. И я затосковал по ощущению нормальности. Мне захотелось вернуться к тому, что было до появления Эйми.
С поднятой вверх головой я отступил назад и наткнулся на бордюр клумбы, сильно ударившись плечом о расположенную рядом стену, ограждающую мой участок. Боль по спирали поднялась по дельтовидной мышце, разбудив старое повреждение. Я зашипел и ударил кулаком кирпичи.
– Mierda!
Мне нужно взять себя в руки. El pronto! Если не ради себя, то ради Джулиана и Маркуса. Я облизал разбитые костяшки пальцев и потряс рукой, стараясь унять боль.
Томас улетел в Калифорнию шесть дней назад. Имельда прислала мне сообщение, когда он выехал из отеля. Верный своему слову, хотя это ничего не говорило о его характере, Томас больше не выходил со мной на связь. Имельда пыталась это сделать каждый день. Я отправлял ее звонки на голосовую почту, где всю неделю мигал ее номер в красном кружке.
Я попытался открыть замок. Входная дверь распахнулась. На пороге, подбоченившись, стояла Наталия и мрачно смотрела на меня. Она была одета в облегающий белый топ с узкими бретельками и юбку-«варенку», подметавшую пол. Черт, это было так же красочно, как и ее длинные волосы цвета меди, яркие и блестящие, с разнообразными оттенками. Я заморгал, пытаясь сфокусироваться, и вошел, споткнувшись о порог. Наталия подхватила меня, не позволив упасть лицом вниз. Мой подбородок врезался в ее плечо, покрытое кремом от загара. Кокос и соль. Она была на пляже с мальчиками. Проклятье, она практически жила на пляже, даже после всех этих лет участия в соревнованиях по сёрфингу. На доске она была звездой, как и ее отец, сёрфер мирового уровня Гейл Хейз.
Наталия пошатнулась под моим весом.
– От тебя несет, как от грязного коврика в баре.
Я выпрямился, сосредоточился на ее голове, чтобы комната перестала вращаться, и нежно потянул прядки ее волос.
– Такие красивые, – пробормотал я. Это относилось к сочетанию оттенков. Она была светлее Ракель. У них был общий отец, но обе пошли в своих матерей.
Наталия оттолкнула мою руку:
– Ты пьян. Опять.
– Ага. – Я опустил руку и сглотнул, мое горло было суше, чем склон холма по соседству. – Мне нужно попить.
Она пошла за мной в кухню и начала рыться на полках. Я налил воду в стакан. Наталия открутила крышку пузырька с аспирином, который нашла рядом с витаминами мальчиков, и высыпала мне на ладонь две таблетки.
– Это становится обычным делом.
Я глупо ухмыльнулся, бросил таблетки в рот и запил водой.
Она смотрела, как я пью, ее взгляд переходил от стакана к моему лицу, потом к моей руке. Наталия резко вдохнула.
– Карлос! – Она взяла у меня стакан, поставила его на стол и коснулась моей руки. Потом осторожно провела большим пальцам по ссадинам на пальцах. – Что ты натворил?
Я вырвал руку.
– Наткнулся на стену.
Этот вечер стал для меня очередным провалом. Всю неделю я бил кулаком. Стену в спальне, когда рассказал Наталии о том, что узнал от Имельды, потом Томаса, а теперь кирпичи забора. Пора мне бросать пить и…
Мои мысли застопорились. «И что?»
Что, ради всего святого, я могу сделать, чтобы улучшить ситуацию? Как я могу гарантировать, что о моих сыновьях позаботятся, если я однажды проснусь Джеймсом?
Наталия вздохнула, и я поднял голову, словно искал в ее глазах ответ. Озарение было подобно восходящему солнцу, яркое и сияющее. Возможно, она и была ответом.
Наталия обняла меня.
– Идем, давай я отведу тебя наверх.
Она стояла со мной рядом, пока я умывался и чистил зубы. Потом отошла к балкону, чтобы приоткрыть его и закрыть жалюзи, давая мне возможность сбросить одежду и натянуть трусы-боксеры и футболку.
Я плюхнулся на кровать, широко раскинув руки. Голова у меня кружилась, и вентилятор под потолком только усугублял головокружение. Я застонал и закрыл глаза, слушая, как Наталия ходит вокруг кровати. Позвякивали серебряные браслеты, которые она всегда носила. По деревянному полу шлепали ее босые ступни. Шелестели хлопковые простыни, которые она вытаскивала из-под меня. Заворчав, я приподнял бедра, чтобы облегчить ей задачу. Наталия остановилась в изножье кровати. Я усмехнулся и поиграл бровями. Она всплеснула руками и посмотрела на меня с отвращением. Сходство этого жеста ударило меня в грудь, почти убив.
– Ты похожа на нее.
Ее лицо стало печальным, и мне захотелось взять свои слова назад. Проклятая выпивка. Текила развязала мне язык.
– Я не она.
«Нет. Ты не она».
Наталия потянула простыни вверх, накрывая меня, присела на край кровати.
– Ты всегда видишь ее, когда смотришь на меня? – спросила она, глядя мне в лицо.
Видел ли я свою покойную жену, когда клал руку на поясницу Наталии? Видел ли я ее, когда мне хотелось поцеловать Наталию? Даже если я и не пытался пока этого сделать, Наталия видела желание в моих глазах. Я тосковал по Ракели и всегда буду тосковать. Она была матерью моих сыновей. Но когда Наталия приехала к нам в гости, я увидел не Ракель.
– Я вижу тебя.
Ее плечи поникли, и я коснулся ее руки. Наши пальцы сплелись, и в моей голове возникла ужасная мысль, пробиваясь кверху, как делает это масляная краска, разведенная водой, эта мысль захватила меня целиком, заставляя отчаянно искать ответа:
– Это было по-настоящему? Ракель и я?
«Хоть что-то в моей жизни здесь было реальным?»
Наталия внимательно смотрела на наши соединенные руки. Она перевернула мою кисть и провела пальцем по линиям на ладони. От этого прикосновения мне стало щекотно.
– Нат, – взмолился я, мое сердце забилось быстрее. Я сжал ее пальцы. Неужели Томас подкупил и Ракель?
– Я думаю, что чувства моей сестры к тебе были реальными. – Она взяла мою руку в свои ладони. – Я никогда не видела ее такой счастливой, как с тобой. Она подарила тебе обоих своих сыновей.