Ты дерибан видишь? А он есть…
И знаете, что? Я ведь не дурак. И люди – не дураки. И я отлично понимаю, что в Москве нет власти и оппозиции – есть те, кто у власти сейчас и те, кто хотят у власти быть. Но зарплату и взятки и те и другие – получают в долларах США. И хотят дальше получать. Поэтому – никогда они эти законы сраные не примут.
Почему я тогда на стороне оппозиции – несмотря на то что с ее лидерами я срать, простите на одном гектаре не сяду? Да потому что?
Папа наш нынешний – это тот, кого прокатили в 2005 году. Круглов, он же Леня Круглый из Ростова – и все это знают. Бывший мафиозный босс, который прорвался к власти в стране. Ростов – папа, твою мать. В 2009 за него голосовали потому, что демократические лидеры пересрались между собой и вляпались буквально во всё г…о, которое лежало на дороге – как специально. Протестное голосование это называется. Когда голосуют не «за» – а «против». У нас вообще всё голосование за крайние лет десять – протестное. И придя к власти на волне разочарования – Леня начал грести все под себя. А чо – правильно. От себя – только курица и бульдозер.
Но при этом – Лёня ещё окончательно снялся с тормозов.
Почему нас не взяли в ЕС? А как брать, если президент страны на пресс-конференции срывается на блатной жаргон? И что ещё хуже – использует в управлении страной откровенно блатные методы. Знаете, что такое толстолобики? Нет? А я вам скажу. Это бондики начинающие, спортсмены. Бычьё короче. Только если раньше они у ларьков паслись – то теперь в политике. Зарабатывают, продвигаются… к успеху идут, твою мать…
Их нанимают для погромов, для разборок, для разгона митингов. И это – уже красный свет. Потому что власть может бросить на разгон митинга ОМОН с дубинками – и это, может быть, правильно, а, может, неправильно – но в порядке вещёй. Но власть не может использовать в своих целях криминал. Если она использует – она не власть. А Лёня – он же пацан простой. Ему сказали в ЕС, что милицию нельзя применять против собственного народа – он кивнул, и стал применять толстолобиков. Бычье с арматуриной, завернутой в газетку. Потом по телевизору говорят, что это возмущенные граждане разогнали митинг оппозиции.
Я уже не говорю про такие дела, как политические убийства. Их тоже – более чем достаточно…
Пальцы веером. Зубы шифером…
И по сравнению с Леней – даже те демократы первой волны, которые насосались в девяностые – начинают уже казаться приличными людьми…
Выскочили на МКАД. Движением там… ну вы понимаете. Третье транспортное как начали при Степашке, так никак и не закончат. Есть и другие дела. Поважнее. И поденежнее. Деньги раздербанили на стройке, и забыли.
Б…
Вот чего я никак не пойму, так это вот этого. Ведь когда стоят на трибуне – нормальные ж вроде люди. Но как только дорвутся… встанут на потоки… п…ц. Как подменили. Нет, я понимаю – один, другой… Но все?! Ведь вдумайтесь – в России власть с девяностого года менялась пять раз. Шесть, если считать конфликт с Верховным советом в девяносто третьем. И ни одной честной. Ну, я понимаю – два. Три. Но не шесть же! Что со всеми с нами не так? Почему оппозиция, приходя к власти, всего лишь перехватывает схемы и начинает жрать сама? В пятом году на Манежке на коленях клялись – и? Где эти клятвы?
Вопросы, на которые не только у меня – у всех у нас не было ответов…
Так… на развязке уходим с МКАД. Похоже, даже Рублевка.
– Куда мы едем?
Конь жизнерадостно оскалился.
– Увидишь…
Подмосковье. 09 июня 201*** года
– Это Саня. Кабаном погоняют.
Три человека – рассматривали меня, и от их взглядов – мне было откровенно неуютно.
Нет, это не братва. Это её антипод – менты. Пусть, наверное, отставные – но мента я опознаю в любой ситуации. Менты это….
Началось все в 80-е. Не знаю, кто и когда опишет то время… время видиков, турецкой жвачки и стихийно возникающих то тут, то там толкучек. Это было время, когда общество стремительно освобождалось от условностей социализма, одной из которых было «человек человеку брат». ещё в начале 80-х – ЦК, напуганное ростом насилия – издало указ о запрещёнии каратэ. С тем же успехом оно могло плюнуть в дьявола, потому что, как говаривал пятнистый генсек, – «процесс пошел». Процесс привнесения насилия в наше общество. Вместо каратэ стали преподавать «более смертоносное» – кунг-фу. Молодежь – в подпольных видеосалонах и на квартирах на редких тогда видеомагнитофонах – смотрела Брюса Ли и не вылезала из подвальных качалок. Появились первые рэкетирские бригады – тогда ещё это больше походило на детский сад. Особо отличилась Казань – этот город гремел по всей стране, малолетки – сбились в стаи (конторы), разделили город и окрестности на районы. Тогда в этом ещё не было элемента рэкета – конторы создавались для защиты пацанов одного района от пацанов другого района, а деньги – собирались с молодняка в пользу старших. Тогда ещё ни у кого не вымогали – что не мешало убивать и избивать до смерти.
Потом – произошел 91-й год и все условности были отринуты. Начался период первоначального накопления капитала.
Что касается милиции – то она к тому времени с трудом оправлялась от погрома, устроенного ей Юрием Андроповым, когда было уволено, ошельмовано, а то и посажено 40 тысяч сотрудников МВД. В 1991-м – произошел погром уже КГБ и на какое-то время у нас не осталось спецслужб вообще. Но Чеченская война – ребром поставила вопрос о существовании государства. А рейд бандитов Басаева на Буденновск – стал пощечиной всем спецслужбам новой России. И с тех пор – спецслужбы начали воссоздавать.
И вот, где-то к началу нулевых сложилась патовая ситуация. Есть менты. С навыками, с легально хранимым и применяемым оружием, с правом легально применять его, с правом возбуждать уголовные дела и закрывать людей. И есть бандиты. Которые менее сплочены, постоянно грызутся друг с другом, нарушают закон – за что рано или поздно должны сесть.
И есть бизнес. Кое-как, но выросший, можно сказать не благодаря, а вопреки – русский бизнес. Дойная корова для всех – я это знаю, я на своей шкуре это прочувствовал. И есть 90-е – десятилетие, когда народ наш полностью освободился от всех иллюзий, которые у него ещё были…
Война – продолжалась четыре года, с 98-го, когда кризис опрокинул хрупкие надежды на вот-вот забрезжившее на горизонте благополучие. И примерно до 2002, может 2003 годов. За это время – неизвестными было отстреляно более семидесяти воров в законе. Остальные – просекли что к чему: кто свалил в Испанию, кто на Брайтон-бич, кто ещё куда. А кто – свёл татуировки и стал лепить кирпичи и печь хлеб – я без шуток, были и такие. Беспредел – сменился системой, города поделили милиция, налоговая полиция, ОБЭП, РУБОП, ФСБ и другие силовые структуры. Конечно же, моментально сложилась система при которой каждый младший – брал больше не для себя, большую часть он отстегивал наверх, своему начальству. То отщипывало кусок и передавало дальше. Пирамиды – заканчивались в облачных высях, там, куда и не доглядишься. Министр внутренних дел – за год становился долларовым миллиардером.
Систему эту – громогласно обещали поломать после Манежки, кого-то публично, на голубом глазу вызывали на допрос, кому-то выламывали двери БТРом. Но постепенно, после того, как улеглись страсти, власть сделала обычный для наших высоких широт вывод: если процесс нельзя победить, его надо возглавить. И начали брать пуще прежнего.
Но Манежка запустила ещё один процесс. Попытка люстрировать правоохранительные органы – была, конечно, послабее, не такая как при Андропове. Труба пониже и дым пожиже, как говорится. Но она была. Расформировали РУБОП и несколько тысяч волкодавов оказались на улице. То же самое – произошло после малопонятных, многими воспринимаемых как откровенно вредительских манипуляций со слиянием – разделением ОБЭП и налоговой полиции. Как говорят многие осведомленные люди – это было сделано для того, чтобы уничтожить компромат на многих героев девяностых, олигархов второго и третьего эшелона, которые проплатили Манежку не в последнюю очередь для того, чтобы прийти к власти, отбелить биографию и белыми и пушистыми сесть в Госдуму и другие структуры. Не зря Манежку называли «бунтом миллионеров против миллиардеров». Ну и отомстить… понятное дело, что бизнес 90-х испытывал к милиции очень «теплые» чувства. Но в итоге – более десяти тысяч не самых слабых оперов и следаков оказалось на улице. Было бы глупо думать, что они пойдут таксовать или фермерствовать, или юрисконсультами на завод, как раньше. Многие начали сбиваться в стаи, образуя что-то вроде новой братвы, только более опытной и опасной. Некоторые – пошли в услужение к политикам, образуя в партиях силовые структуры.
Вот как раз эти трое – явно к таким и относились. Один – пузатенький такой, с усиками, а взгляд такой, что мухи дохнут. Двое – с виду обычные мужики, из тех кто к сорока годам начальниками цеха становятся.
Но меня не обманешь…
– Вот что мне в тебе нравится, Коняра, так это то, что ты такой конкретный – сказал один из них.
Конь замолчал, не зная, как реагировать.
– Лады. Идите в дом, а мы тут с… Саней… перетрём…
Дом и в самом деле был на Рублевке – но это ничего не значило. Два кризиса – 1998 и 2005-2006 годов, плюс явно надвигающийся третий – сильно перетряхнули тут состав владельцев. Некоторые дома так и стоят недостроенные – некому достраивать…
Этот дом не узнать было сложно – он и узнаваем-то был, потому что был слишком типичен. Период первоначального накопления капитала – три этажа, красный кирпич и наивная архитектура. У меня был такой же до того, как отжали, и пришлось продать. Архитектуру эту называют «прибалтийской» – там, в Прибалтике ещё в советские времена не считалось зазорным владеть домом. И потому – когда в России начали строить капитализм, архитекторы, способные строить дома для его первопроходцев – были лишь там…
В железной коробке догорали угли для шашлыка. Сам шашлык – был рядом, на шампурах, в ведре. Рядом был и бассейн – но он, несмотря на лето, не был наполнен. Было такое ощущение, что этот домик отжали у законного владельца и теперь используют для щекотливых дел и встреч.
– Да ты бери, бери шашлык… – сказал мужик.
– Мы, по-моему, на брудершафт не пили, – отозвался я, сразу ставя дистанцию.
– Так можно и выпить – без агрессии сказал мужик, – но дело не в этом. Зовут меня Вадим Викторович. А вас, простите?
– Александр Иванович.
– Александр Иванович. А недавно вас звали Медведь-шесть, верно?
Я насторожился.
– Простите?
– Мы навели о вас справки. В министерстве обороны.
Вот ведь, твари. По закону – личные дела тех, кто воевал в Ираке, были с ограниченным доступом. Но что это значит, в России? Здесь – что охраняем, то и имеем. Личные дела, так личные дела…
– Да вы не расстраивайтесь так, Александр Иванович. Я – возглавляю службу безопасности партии. Я просто обязан проверить, кто и с каким багажом к нам приходит.
– Откровенность за откровенность. Сейчас не времена КПСС, выйти так же легко, как и зайти…
– Это так. Но… зачем, собственно?
– А зачем вмешиваться в личную жизнь?
– Ну… ваша служба по контракту – она не совсем личная. Как и ваш конфликт с господином Дериглазом, из-за которого вы лишились всей собственности. Вы же понимаете, что в России не собственность порождает власть, а наоборот. И в случае нашей победы – вернуть вам всё, что отжал господин Дериглаз – можно. И даже с процентами.
С процентами…
Во времена оные господин Дериглаз выступил своего рода новатором – он не брал взятки, он падал в долю во всех более-менее прибыльных бизнесах. Тупо через сына. Причем наглости хватало падать аж 50 на 50. Что мне недвусмысленно и предложили. Я не понял, почему должен половину отдавать за просто так – и в итоге потерял всё.
Это было десять лет назад. Думаете, с тех пор что-то изменилось? Ага, щас… Изменился только порядок цифр. После того, как пришел Папа, у которого тоже был сын – из уст в уста стала передаваться история, как Сынок собрал крупных бизнеров и заявил – в России больше нет бизнесов пятьдесят на пятьдесят. Есть восемьдесят на двадцать. Кому это интересно – берите, менеджируйте.
С процентами, твою мать…
– А вы уверены, что мне это надо?
– Уверен, Александр Иванович. Мы навели справки, бывший ваш бизнес относительно процветает, потому что через стройку удобно отмывать деньги, а Дериглаз обеспечил их всеми возможными льготами. Но дело не в этом. Он вам нужен не для того, чтобы зарабатывать. А для того, чтобы восстановить справедливость, верно?
Я взял из ведра шампур, покрутил в руке – но есть не стал.
– А можно вопрос?
– Хоть два.
– А что потеряли вы? И какую справедливость восстанавливаете?
Вадим Викторович нехорошо прищурился.
– То мое дело. И к нашему с вами вопросу отношения не имеет.
– У нас нет никаких вопросов.
– Есть…
Вадим Викторович достал телефон, набрал номер.
– Поговорите…
Недоумевая, я взял трубку, ожидая, всего чего угодно. Но там был Бибас.
– Саня?
«Ну… как же. Рынок то у тебя ещё есть, да, Бибас? Центральный. И ты за него друзей продаешь».
– Вова? Здорово, что ли?
– Здорово…
Бибас запнулся.
– Как торговля? – спросил я.
– Сань, давай не будем, а?
– Почему?
– Потому. Ты всегда прогибаться не умел, но сейчас я тебя прошу – слышишь, я тебя прошу – выслушай этих людей. Просто выслушай. Потом решай. Я знаю, что если тебе моча… короче, если тебе что в голову въедет – ты не отступишь. Но тут тема другая.
– Какая?
– Я с ними говорил. Не получится по иному, Саня. Не получится.
– Как – по-иному.
– Они скажут. Ты долго в стране не был, раскладов не знаешь. Но поверь – не получится.
Я выдохнул.
– Ошибаешься, Вов. Расклады всегда – одни и те же. Всегда. Ладно… торгуй…
Не ожидая ответа, я закончил звонок, вернул трубку. Терпеть ненавижу такие моменты, но… но.
– И что вы мне этим хотели сказать? – спросил я – Вы же понимаете, что у меня рынка нет, подвесить меня на крючок не получится.
Мент невесело усмехнулся мне.
– Да всё мы понимаем. Знаете, как Папа губеров покупает?
…
– Он не только отжимает. Он ещё и даёт. Каждый губер владеет собственностью в Москве. Торговые центры, жилые комплексы. У Папы правило – иначе он работать с человеком не будет. Покупают за кредиты, которые выдаются госбанками. Только засбоил, проявил нелояльность – всё потерял.
– И что?
– А то, что мне кажется – вы не просто так пришли в нашу партию, Александр Иванович. Пришли потому, что ваши ценности во многом совпадают с ценностями партии. И у нас потому уже – есть тема для разговора…
Картинки из прошлого. Ирак, Багдад. 42-й сектор. 11 мая 2008 г.
– Движение…
– Где?
– Ориентир три, два клика влево…
Лежащий на крыше здания человек – пошевелился, наводя на цель оптическую трубу производства Казанского оптического завода с 60-кратным увеличением…
В поле зрения наблюдателя меняли друг друга плоская крыша дома с обязательной спутниковой антенной, грязная, бетонная стена с шиитскими лозунгами на ней, сожженная во время крайних беспорядков машина, разбитая в хлам дорога. Бачонок в грязной, черной как принято у шиитов одежде, зачем-то роющийся в воронке от минометной мины или бомбы малого калибра.
– Отбой, это ребенок. Играет в грязи.
– Уверен?
– Да, уверен!
Снайпер ничего не ответил. Улица была безжизненной, как будто вымершей. Это был Ирак. Третий год войны…
Они находились в Садр-Сити, одном из самых опасных мест на земле. Раньше – это место назвалось Саддам-Сити, Саддам Хусейн построил этот район на правом берегу Тигра для приема беженцев из других стран, прежде всего из Палестины. Так как Саддам примерял на себя лавры правителя всего арабского мира, ход с приглашением в Багдад всех гонимых и скитающихся по свету палестинцев был на тот момент оправданным с политической точки зрения. Саддам принимал тогда всех – даже аятолла Хомейни, в будущем ставший личным врагом Саддама какое-то время жил в Ираке. Жилые кварталы – по сути, ставшие городом в городе – строили южнокорейские строители, отчего архитектура была совершенно нетипичной для Ирака, многоэтажки в четыре – пять этажей. Потом – там, в основном стали селиться шииты, гонимое в мусульманском мире меньшинство, которое в Ираке, однако, составляло шестьдесят процентов населения. Саддам был суннитом, и потому недолюбливал шиитов, постоянно подозревая их в заговоре. Шииты же – больше были лояльны соседнему Ирану – единственному государству в мире, где шииты в большинстве и они у власти. Саддам – отвечал на нелояльность лютыми репрессиями: так однажды боевики его Республиканской гвардии ворвались в шиитский квартал, схватили великого аятоллу Ас-Садра и вбили ему в голову гвоздь. С тех пор – квартал стали называть Садр-Сити, в честь погибшего аятоллы, а его сын, Муктада ас-Садр возглавил шиитское сопротивление коалиционным силам. Его баяны с призывами убивать неверных – зачитывали в хуссейниях, скачивали с телефона на телефон, развешивали на стенах после пятничных намазов. В баянах писали всякое – например, один аятолла написал баян убить всех парикмахеров, чтобы не брили бороды. Это было бы смешно, если бы только в одном квартале иракской столицы после каждой ночи не находили на улице по два – три трупа.