Анастасий убежал в гостиную, едва получил коробку с красками, лист бумаги и кисти. Я успел заметить, что глаза парня горели безумным огнём. Ещё ярче, чем во время его проповедей. Только что был едва живой от побоев, а тут сорвался с места, будто ничего с ним не случилось! Пётр Семёныч резво ушёл к друзьям, чтоб успеть похвастаться своими новыми сокровищами, а потом вернуться и сцапать новое.
Поев, я с трудом добрался до гостиной. Там рухнул в кресло. Мрачно наблюдал за спасённым, чья левая рука с кистью летала над бумагой, мягко опускалась в чашку с водой, ласково скользила по краскам, на мгновение опускалась к палитре, опять устремлялась к бумаге...
На душе у меня было гадостно. Мало того, что раны болели, так ещё и лезли в голову унылые мысли. Я всё ещё жив, да и те девять вампиров смогли сбежать. Значит, они вернутся. Похоже, что отец Георгий не узнал меня, но мы ещё встретимся на ночных улицах... Или он всё-таки понял? Ведь не просто ж так он опять напомнил мне про притчу о блудном сыне! Но он ушёл... И ничего не рассказал Анастасию... Почему? Он что... верит, что я ещё могу измениться? Он видел мои глаза, горящие в темноте алым огнём, видел мои крылья, видел, как яростно я бился с другими вампирами... И всё-таки никому ничего не рассказал?! Я не могу понять его... Да и ученик, похоже, не смог понять своего учителя: иначе бы был умнее... И тогда от одного только прикосновения парня погибали бы дети ночи... Но нет, отец Георгий был мудр и силён, а его ученик слаб и глуп... Но как он мог меня оставить, если узнал? Как?! И когда вернутся уцелевшие вампиры, собравшие других? Рано или поздно они обязательно вернутся... А я каждую ночь буду ждать их, судорожно сжимая рукоять кинжала или осиновое копьё... Чем дольше они будут медлить, тем больше я ослабею от напряжения... Если же они придут в ближайшие дни, созвав на подмогу другие кланы, тогда я буду слишком слаб, чтобы оказать сопротивление... Моя Сенька... Мне страшно за неё! Защитит ли её серебряный крест? Увы, только от приближения кровопийц. А от брошенного кинжала или ножа её ничто не спасёт... Странно, я не только хочу, чтоб она жила, что естественно, мне ещё боязно за смелого отца Георгия! И почему я закрыл его собой? Точно, он умеет пробуждать лучшие стороны у людей... Сам источник Света, ещё и пробуждает его в остальных!
Софья задумчиво стояла около рисующего священника и смотрела то на лист бумаги, покрывающийся краской, то на его порхающие руки: оказывается, парень умел рисовать двумя руками...
Мне вдруг стало грустно, что я сам не могу стать источником Света для тех, кто мне дорог... Но если я стал человеком, может быть, и я когда-нибудь... вдруг у меня тоже есть шанс?..
Ну, отец Георгий, ты и мастер! Если бы ты сейчас оказался рядом, улыбаясь своей привычной добродушной улыбкой, я бы в восхищении упал перед тобой на колени! Недавний вампир уже всерьёз печалится, что не умеет быть Светом! И я даже на мгновение понадеялся, что, может быть, когда-нибудь...
- А Кирилл сказал, что ты где-то видел улыбающуюся Мадонну, - вдруг сказала девушка, подняв любопытный взгляд на Анастасия.
Вот болтушка! И кто её за язык тянул?!
- Да, я видел её однажды... и с тех пор не могу забыть... - парень замер с занесённой кистью, развернулся к моей жене - теперь мне стало видно его мечтательное лицо, - Когда-то, в другой жизни, я был художником... меня звали иначе... я был талантлив, юн, самоуверен... Рисование, вино и женщины - единственное, что интересовало меня... Я учился в Италии... Есть такая страна, тёплая и прекрасная... - улыбка легла на его губы, - А потом я однажды увидел её... Картину Мадонны незнакомого мне художника... Он был стар, нищ. И продавал свою картину за бесценок... Я проходил мимо и бросил на него презрительный взгляд... Но увидев его Мадонну с маленьким Христом, остановился... Я купил её, заплатив ему золотом... тогда я был богат... Она как яд вгрызлась в моё сердце: я охладел к вину, к другим женщинам, к рисованию... Целыми днями я смотрел на неё... А она улыбалась, смотря на своего ребёнка... О, как я завидовал ему! А потом я захотел нарисовать другую Мадонну, ещё красивее, но чтоб она смотрела только на меня!
Он вдруг замолчал, горестно вздохнув.
- Её украли? - нахмурилась Софья, - Ну, твою Мадонну?
- Нет... - выдохнул Анастасий с болью, - Я так и не смог её нарисовать... Я извёл сотни листов, но ни одна Мадонна с моих картин не была хотя бы равна той по красоте... Однажды я возненавидел их: и того гения, который нарисовал её, и мою любимую картину. Я сжёг её... Я хохотал от радости, когда она погибала... Никто, никто и никогда больше не увидит её! - сказал художник с какой-то дьявольской, безумной усмешкой, потом резко сник, обессилел и будто бы постарел за одно мгновение на несколько лет, - А потом я очнулся... Огонь уже доедал её лицо... Один миг - и улыбка Мадонны исчезла... Навечно... Я не смог нарисовать копию этой чудесной картины, хотя смотрел на неё очень долго... И не нашёл её творца... Я бросил всё - и четыре года скитался по разным странам, разглядывая картины других Мадонн... Но мне была мила только она одна... Я учился у лучших мастеров, но так и не смог... так и не смог... - он печально взглянул на Софью, - Ты права: солнце светит на всех. А я был слишком горд и хотел, чтобы оно светило только на меня...
Парень очнулся от грустных воспоминаний, медленно скользнул кистью по бумаге. Потом понял, что краска на ней уже высохла, опустил кисть в чашку с водой, какое-то время смотрел на воду, видимо, наблюдал, как расплывается в ней красная краска...
Софья смотрела на рисунок, кусая нижнюю губу, отчего та стала очень яркой и манящей... Но именно теперь, когда мне вдруг страстно захотелось поцеловать жену и сжать в своих объятьях, проклятые раны мешали мне даже встать и сделать шаг к ней. Впрочем, я бы сейчас поднялся из кресла, не чувствуя боли и шагнул бы к моей любимой, я бы сжал её в объятьях и долго-долго целовал... Увы, она огорчится, от того, что мне больно - и выскользнет из моих рук. Она заботливая, моя Сенька...
- А что потом?- спросила девушка с интересом.
- Я решил, что Бог покарал меня за гордость - и больше не брал в руки кисть. Я пришёл в вашу снежную страну, на вашу скудную землю. Выучил ваш язык... Я постился, молился и хотел спасать людей... Я надеялся, что через много лет моего усердного служения Бог смилуется - и я смогу забыть первую и последнюю улыбку той Мадонны... Кириллу Николаевичу отец Георгий рассказал, да?
Девушка смутилась. Я промолчал. И так понятно, кто раскрыл его тайну.
- Я взял себе новое имя... - печально продолжил художник. - Анастасий... Воскресший... Я хотел новой жизни, где не будет её... Я умер после её гибели, но очень хотел родиться вновь... и жить без неё...
Он замолчал, задумчиво взглянув на рисунок, потянулся к голубой краске. И долго вдохновлено рисовал... А потом вдруг положил кисть на палитру и обессилено опустился на пол, на колени перед своим творением. На губах его блуждала странная улыбка... Я не выдержал, выбрался из кресла, подошёл к мольберту...
Прекрасная женщина с нежностью смотрела на младенца, доверчиво прижавшегося к её обнажённой груди... Только на него... Я долго стоял и восхищённо разглядывал её... Я забыл обо всём, смотря на неё... И только потом, спустя вечность, наконец-то понял, что у Мадонны с ребёнком Сенькина улыбка... и её лицо... То самое лицо, какое было на лугу, когда моя жена сказала, что солнце светит на всех...
Я забыл о боли, глядя на этот рисунок... И вдруг почувствовал себя воскресшим и полным сил. Вампиры вернутся, они непременно вернутся, так как я слишком опасен для них, более того, стал сильнее - и их гложет зависть и страх... Но им теперь меня не одолеть! Эта картина пробудила во мне такой мощный поток Света и тепла, отогрела своей чарующей улыбкой...
- О, Боже, я всё-таки увидел её! - счастливо прошептал художник, - Увидел вторую улыбку Мадонны!
- Это не твоя Мадонна! - возмутился я, - Это моя Сенька!
Он сердито посмотрел на меня и пылко сказал:
- Глупый, в каждой женщине прячется Мадонна! Тот, кто увидел её улыбку хотя бы раз, больше не сможет забыть! Он никогда уже не станет тем, кем был прежде. Вот только люди обычно слишком слепы, чтобы её рассмотреть... Но ты не волнуйся, мне не нужна твоя жена! Мне хватит одной лишь улыбки моей Мадонны...
И почему-то я не обиделся, когда он обозвал меня глупым. И только потом, когда Анастасий ушёл со своей драгоценностью, заботливо свернув её и спрятав под одеждой, на груди, я вспомнил, что ещё каких-то два или три часа назад люто ненавидел его...