– Ну, уже давно по боле, – мужчина поймал кинутое кем-то полотенце и стал вытирать шею, на мягкой светлой ткани оставались краснокирпичные полосы – Так что вы хотите от меня?
– Он останавливался тут на ночлег, может, вы знаете у кого? – спросила я.
– Откуда? – мужчина отбросил покрасневшую тряпку в сторону, – Я тогда еще не родился.
И в этот миг, когда улыбка палача стала нарочито сочувствующей, лежавший на камне орол шевельнулся. Вдохнул, хрипя, словно старый засорившийся пылесос, и заорал. Почти беззвучно, так же как умирающий старик на Заячьем холме.
Мое сердце заколотилось, воздух никак не хотел наполнять легкие. То, что я видела, было за гранью понимания, за гранью добра и зла. Липкие кишки елозили по земле, собирая черную золу, а он продолжал цепляться за жизнь.
Конечно, они об этом знали, потому и не торопились покидать лобное место. Сюрпризом это стало лишь для человека.
– У нас обширная программа, – то ли похвастался, то ли предостерег палач.
– Тогда не будем отвлекать, – Пашка с сожалением отвернулась от алтаря, и легонько толкнула Мартына. – До заката как раз успеем в Подгорный.
Целитель заморгал, словно пробуждаясь от сладкого сна, в котором продолжала литься кровь, и слышались стоны. Не будь с ними человека они бы остались.
Змея слышала стук моего сердца, чувствовала панику, загнанной птицей бьющуюся в голове. Она знала, как хрупко человеческое самообладание. Если сорвусь и побегу, они не смогут противиться инстинктам, они кинуться за добычей. Не исключено, что целитель и явидь присоединятся к охоте. Именно поэтому меня так долго не пускали в filii de terra. Дети контролируют себя куда хуже взрослых, а я так долго училась не быть добычей, не чувствовать себя ею.
Но иногда даже этого было мало. Как сейчас. И Пашка отступала, а закинувший на плечи рюкзак целитель следовал. Пусть с сожалением. Это было сродни оттаскиванию падальщика от свежего трупа, тяжело и бессмысленно. Но именно эта бессмысленность и происходила.
Никогда этого не забуду, потому что дружба — это не всегда бой плечом к плечу, это еще и отступление, тогда как хочется искупаться в крови.
Я вспомнила восторг, когда лезвие входило в тело бессмертника, вспомнила теплую искру жизни, перетекающую в руку из атама. Сердце сладко заныло. Отчасти я их понимала, и это пугало.
– Вы идете в Подгорный? – хорошее настроение старосты испарилась вмиг.
– Да, – парень снова раскрыл книгу, – Тур Бегущий провел ночь и там.
– Святые, – улыбка старосты превратилась в гримасу, – вы смеетесь надо мной?
Вопрос улетел в хмурое небо и остался без ответа. Рука орола стала конвульсивно подергиваться, пальцы заскребли по алтарю, словно желая поцарапать камень. Его внутренности лежали отдельно от тела, на лице не хватало части кожи, а он не умирал.
Земля и небо качнулись, но я устояла, хотя убежать захотелось сильнее, чем в переходе.
– Тогда мы можем помочь друг другу, – взгляд голубых глаз палача переместился на Пашку, теперь он был серьезен.
– В чем? – она говорила чуть насмешливо.
Я заставила себя не думать об алтаре. Не смотреть, а слушать.
– Двадцать часов назад, – стал рассказывать мужчина, – Охотник загонял последнее лихо на сотню верст вокруг. Оба спустились сюда и столкнулись с оролом, – краткий взгляд на алтарь, – Но от его крика растекся не защищенный амулетами чужак, а устаток лихого рода, шальной, необученный, его родители лишились голов еще в первую свалку с Видящим.
Целитель пожал плечами и захлопнул книгу. Таких историй в северных, да и в любых других пределах без счета. Войны вспыхивали и затихали, дети рождались, родители умирали, и не всегда в свой срок.
– Охотник ушел, – в голубых глазах старосты сверкнул гнев, – Его взяли восточники из Подгорного.
– Взяли ветра – охотника? – засомневалась я, – Тогда им никто уже не поможет.
– Человека, – припечатал палач.
Слово упало, как немой укор. Иногда такое случалось. Кто-то из людей в силу обстоятельств получал информацию о нашей тили-мили-тряндии, о ее обитателях.
У таких было три (замечательное число, не правда ли?) пути. Первый – сделать вид, что ничего не было, и жить дальше. Ему следует большинство. Второй – прийти в неистовство от открывшихся перспектив и нырнуть в омут с головой. Примерно четверо таких закладывают душу и вливаются в наш дружный коллектив. Шестеро из каждого десятка исчезают. Возможно, уходят в безвременье, а, возможно, волки что-то недоговаривают.
Есть и третий, самый трудный путь, для твердолобых и отчаянных. Из добычи превратиться в охотника. На тот короткий срок, пока везение будет на вашей стороне. Может, удастся очистить мир от лиха, орола или даже падальщика. Пока ваши благие цели не привлекут внимания тех, кто человеку не по зубам – лгунов, ведьмаков, изменившихся, нелюдей или ветров – охотников. На этом карьеру истребителя нечисти можно считать оконченной.
Это и произошло с безымянным охотником. Старосту расстраивало то, что точку поставят восточники, а не он сам.
– Может быть, вы сумеете подобраться к нему, – глядя в сторону, стал рассуждать палач, – Мои все на виду, рожи успели примелькаться, а вы чужаки.
– Может быть, – осторожно ответила явидь.
– И, может быть, вы, совершенно случайно, обозначите его местонахождение указующим амулетом, – мужчина нагнулся, подобрал обычный серый камень, такие сотнями валяются в пыли.
Темные глаза вспыхнули, перед нами стоял не обычный палач, на нас смотрел ведьмак, наделенный властью как над живой, так и не живой материей. Камень на секунду раскалился докрасна, и с едва слышным шипением остыл.
– Взамен я узнаю, у кого останавливался этот ваш Тур, и каким тропами шел.
– Узнай, – Пашка подставила ладонь, и на нее упал ставший серым и неприметным камешек. – Мы тоже по сторонам внимательно посмотрим, но если не получится, не обессудьте.
– Не обессудим, – на лицо мужчины вернулась улыбка. – Какие обиды между земляками.
Подгорный мы увидели и услышали издалека. Дым печных труб, уходящий в небо, шум моторов, хорошо накатанная дорога. Даже я не прошла бы мимо, не то что нечисть. Несколько грузовых фур стояло на обочине, водители что-то обсуждали на повышенных тонах. И пусть основным языком востока были различные смеси китайских диалектов, здесь в центре континента все еще главенствовал русский, пусть и на стежке Простого демона.
Назвать Подгорный селом язык не поворачивался, по площади он был больше чем Заячий холм, если все его изгибы растянуть на плоскости, а по застройке плотнее чем наше Юково. Уже не деревня, а маленький городок. Необычно для линейной стежки, хотя если представить, сколько товаров через нее проходит, ничего удивительного.
Второй деревянный домик со старомодной вывеской «Трактир» оказался придорожным кафе. Чаи, зелья, яды, закуски, глаза, нанизанные на нитку, консервированные мозги, сушеные суставы без уточнений о происхождении. Но среди водителей попадались обычные работяги, потому меню разнообразили чебуреками, быстро завариваемой лапшой и прочей гадостью, которой питаются люди.
Спрятавшись от дождя, мы взяли горячего чая и устроились за резным под старину столом. Если бы не девушка с мохнатыми бровями, приветливо обнажившая клыки из-за стойки, можно легко представить, что это обычная человеческая забегаловка.
Я смутно представляла, зачем мы явились сюда спустя несколько столетий. Кому мог запомниться путешественник, остановившийся на стежке на одну ночь, а потом снова ушедший в горы? К сожалению, ни к чему другому привязать произошедшую накануне «нехорошую ночь» мы не могли.
Мартын раскрыл тетрадь, и стал перелистывать страницы.
– Мы знаем, что на ночь он останавливался у гвоздаря, – задумчиво поднял кружку с чаем парень.
– А гвоздарь – это? – спросила я.
– Кузнец, – Пашка понюхала напиток, скривилась, но отпила чуть-чуть. – Как думаете, он жив?
– Если нет, то его сын точно, или внук, – ответил молодой целитель.
– Которые о «нехорошей ночи» даже не слышали, – вздохнула я.
– Что скажешь? – обернулась девушке за стойкой явидь. – Есть в Подгорном гвоздарь?
– Вам почто? – ответила та. – Зубья стерлись что ль? Или оградку заказать надумали?
– Оградку, – кивнула Пашка, – тебе подарим.
Незнакомка зарычала, хлопнула входная дверь, новый посетитель рассмеялся.
– Спасибо бы сказала, Вирка. Низшие не велят подарками пренебрегать, – пожилой почти лысый мужчина без спроса уселся за наш столик, – Я смотритель и летописец Подгорного, – он по очереди посмотрел на явидь, на меня, на парня, темная кожа на широком лбу собралась складками – Надолго ли к нам? Интересуюсь по долгу службы.
– Будет зависеть от вас, – ответила змея.
– Гвоздарь живет за первым поворотом к югу, третий дом с кованными цветами вместо решеток, – улыбнулся смотритель. – Еще что-то для дорогих гостей?
«Чтобы вы убрались побыстрее со стежки» – невысказанные слова повисли в воздухе повисло в воздухе.
– Почему нет, – явидь кивнула мартыну.
– Мы идем по следу Тура Бегущего, – сказал молодой целитель.
– Плохой след, – нахмурился старик.
– Вы его знали? – удивилась я.
– Видел, – дед перевел взгляд в пространство. – Послушайте моего совета, не суйтесь к Илие с этим, – он указал на дневник в руках у целителя.
– Почему? – нахмурился парень.
– Потому что после ухода постояльца с желтой тетрадью его единственная дочь Алика понесла.
Я почесала нос, парень допил чай и поставил кружку, особого впечатления новость не произвела. Это же нечисть, тут за неверность, или беременность «в девках» никогда камнями не забрасывали.
– Мое дело предупредить, – смотритель встал. – Неприятностей с северниками мы не ищем, но если уж припрет, прятаться не станем.
Предупреждению мы не вняли, и уже через десять минут стояли перед домом с ажурными кованными решетками. Желтая тетрадь была предусмотрительно убрана в рюкзак. Ворота, пристроенного к дому, гаража открылись, и мы увидели гвоздаря.
Позади кузнеца там, где должна стоять машина располагалась мастерская. Пылала жаром печь, в длинных мускулистых руках кузнец держал отнюдь не кузнечный молот, а рычаг современного механического пресса. Шишковатый череп повернулся в нашу сторону. Одного взгляда хватило чтобы понять, почему Илие не стоит напоминать о визите Тура Бегущего. Он был робазом. Родами погибла его мать, его жена, а вот теперь и дочь. Ее убил плод, что оставил в ней путешественник, остановившийся в его доме на ночь. Еще один род, принимающий смерть от своих детей либо при рождении, либо после их совершеннолетия. Дочь не доросла до того, чтобы поднять руку на отца, но успела зацвести для мужчины – вполне.
– Убирайтесь, – высказался Илия снова повернувшись к пресу.
– Уже предупредили, – процедила змея и без всякой опаски зашла в мастерскую.
– Не буду говорить о Бегущей твари. Судьбу переписать надумали? Без меня – робаз опустил пресс в форму. – Заявится Тур, шею сверну.
Я видела робаза второй раз в жизни, и в отличие от работающего у Седого в гараже, этот был образцом красноречия.
– Да низшие, в помощь, – криво улыбнулся целитель. – Мы тоже не особо хотим о нем говорить.
– Расскажите о нехорошей ночи, – попросила я, откидывая мокрые волосы назад. – Той, что была накануне.
Пресс с шипением поднялся, длинные обезьяньи руки напряглись и разжались.
– Бывают такие ночи, мало ли,– пробормотал Илия, – Сны дурные налетят и сгинут.
Я вошла следом за змеей. Илия посмотрел на меня маленькими темными глазками, нахмурился и по-звериному тряхнул головой. Но спрашивать, о том, что в компании целителя и нелюдя делает человек, не стал.
– Ночи? – услышала главное змея, – Ночь, когда деревья шагнули вперед, была не одна?
– Уходите, нечо бабские сказки повторять, – кузнец вытер руки и потянулся к висящему на стене молотку, разных железок вокруг висело в избытке. – Не то пески вернутся. Ну, – он повысил голос, – Пошли прочь!
– А вот это уже интересно, – целитель оглядел пустынную улицу, вопреки всякой логике разговор с кузнецом вызвал в нем воодушевление. – Вы слышали, ночь была не одна?
– Не глухие, – проворчала Пашка, – Что он имел в виду, говоря, что пески могут вернуться? – в первый раз я видела как ей не по себе. – Это ведь магия Простого демона.
– Логично, вы не находите? – остановился парень, подбирающееся к горизонту солнце сделало его кожу смуглой, и словно бы припорошенной пылью. – У кого собрано больше всех артефактов ушедших? Кто чаще других брал их в руки?
– Да-да, мы поняли, – перебила явидь. – Предпочитаю не связываться с магией хозяев. Не хочу превратиться в человека. Не обижайся, – она посмотрела на меня.
– Песок есть везде, – кивнул целитель. – А песок Простого забирает нечистые силы одним касанием.
Пашка переступила с ноги на ногу, словно ходьба по восточным землям доставляла дискомфорт и, принюхавшись, вдруг присела, проводя пальцами по влажной черной земле.
– Здесь прошел человек.
Я сделала шаг назад, оставив влажный отпечаток.
– Да не ты, – отмахнулась змея. – Мужчина, не более суток назад. Один, без конвоя.
Только нелюдь могла почувствовать смытый дождем след, взять который не смогла бы и собака.
Я вспомнила, просьбу старшего Пустоши, ему не понравилось, что охотника взяли восточники. Но, по словам змеи, человек был более чем свободен. Сколько у них тут людей бродит?
Опытные, не в первый раз доставляющие грузы, водители предпочитали проезжать, а не проходить стёжку. Видимо, деньги были важнее отсутствия ночных кошмаров.
– Предлагаете заняться просьбой старосты? – спросил целитель.
– Всяко лучше, чем соваться в дела Простого, – кивнула Пашка. – Хотя, палач лукавил, он не станет выяснять, у кого останавливался Тур Бегущй в ту ночь.
– Почему? – спросила я.
– Потому что он и так это знает, – ответил целитель – Хотел нас на крючок подцепить. По его словам, в те времена он даже не родился.
– Вранье? – уточнила я.
– Нет, – фыркнула змея. – Но год, когда Тур бродил по горам, не мы не называли. Он знал его сам.
Планом Подгорное напоминало не расческу, как наше Юково, а скорее решетку для гриля. Мы шли прямо, потом два раза свернули направо, пока не уперлись в тупик. На первый взгляд глухой, но явидь, раздвинув ветви кустов, растущих вдоль дороги, прошла дальше не останавливаясь.
Мы выбрались к широкому деревянному срубу, больше похожему на общественную баню, нежели на жилой дом. Узкие оконца, серый дым из трубы.
В Подгорном построек с печным отоплением больше чем в Юково. К примеру, в моем доме, труба носит декоративный характер, а комнаты отапливаются от электрического котла. Я за него даже не плачу, как и за все сворованное у людей вроде итернета или газа. Вопросов, как это устроил старик, никто не задавал. Времена, когда я переживала за коллективную собственность давно прошли.
Теплый золотистый цвет бревен, широкое крыльцо, на котором, наверное, так приятно сидеть летними вечерами. Хозяин открыл дубовую дверь, не дожидаясь пока мы поднимемся и постучим.
Он смотрел на троих незнакомцев без улыбки. А жаль, она ему так шла.
Темные волосы, темные глаза, рельеф мышц под чёрной водолазкой, волосы чуть покороче, складка у рта чуть глубже, но в остальном… На восточной стежке в доме, куда привел нас след человека, стоял староста Вепревой пустоши. Или кто-то нереально на него похожий. Как брат близнец.
Ошеломленное молчание было столь же осязаемо, как и влага, стоящая в воздухе. Солнце за нашими спинами готовилось нырнуть за склоны, максимум через час станет совсем темно.
– Привет, – поздоровался Мартын.
– Собак спущу, – ласково пообещал мужчина.
– Сделайте одолжение, – предельно вежливо ответил молодой целитель, наверняка таким тоном он отвечал на вопросы учителей, и его глаза вспыхнули светлой зеленью, – Давно мне таких подарков не преподносили.