Наковальня загудела под ударами молота, в разные стороны полетели искры. Так велико было мастерство кузнецов, что уже вскоре Скафлок облачился в сверкающую кольчугу, надел на голову крылатый шлем, навесил на спину щит и прицепил к поясу меч. Пальцы его крепко обхватили рукоять топора. И доспехи, и оружие — все было из отливающей голубым стали. Взмахнув топором, мальчик издал боевой клич эльфов.
— Ха! — воскликнул он, обнажил меч, взглянул на него и сунул обратно в ножны. — Пусть только тролли, гоблины или великаны попробуют подойти к Альвхейму! Они надолго запомнят свое безрассудство!
Скафлок сложил такие висы:
— Неплохо сказано, — холодно одобрил Имрик, — но не вздумай приступать к эльфам со своими новыми игрушками. Пошли отсюда, — он протянул Мотсогниру мешочек с золотом. — Вот твоя плата.
— Лучше бы ты освободил моих сородичей-рабов, — ответил карлик.
— Нам без них никак не обойтись, — возразил Имрик. Проведя день в пещере в горах, эльфы с темнотой оседлали коней и поскакали в дремучий лес, среди которого стоял дворец их короля. Скафлок столкнулся с колдовством, рядом с которым меркли все его познания. Он смутно видел освещенные луной высокие башни в голубых сумерках и усыпанные звездами небеса, он смутно слышал музыку, что леденила сердце и бросала в дрожь. Но лишь оказавшись в тронной зале, обрел он ясность зрения и слуха.
Король эльфов сидел на троне в окружении своих вельмож. Его корона и скипетр были золотыми, багряные одежды украшала искусная вышивка. Он единственный из эльфов выглядел пожилым: седые волосы и борода, морщины на лбу и на щеках. Черты его лица казались вырезанными из мрамора, в глазах притаилось пламя.
Имрик поклонился, его воины преклонили колена перед королем. Тот заговорил, и голос его подобен был песне ветра:
— Привет тебе, Имрик, вождь британских эльфов.
— Привет тебе, господин, — откликнулся князь, глядя королю в глаза.
— Мы созвали всех вождей на совет, — продолжал тот, — ибо нас известили, что тролли снова готовятся к войне. Нет никаких сомнений, что вооружаются они против нас и, стало быть, перемирию приходит конец.
— Наконец-то, господин! Наши клинки затупились в ножнах.
— Погоди радоваться, Имрик. В прошлый раз эльфы одолели троллей и гнали бы их до самого логова, когда бы не перемирие. Иллреде, король троллей, вовсе не глуп. Он не стал бы затевать войну, если бы не считал себя сильнее, чем прежде.
— Я соберу войско, господин, и разошлю лазутчиков.
— Сделай так. Быть может, они отличатся там, где потерпели неудачу мои. — Король обратил взгляд на Скафлока. Мальчик ощутил, как сжалось у него в груди сердце, но стойко выдержал королевский взор. — Мы слышали о твоем подменыше, Имрик. Тебе следовало попросить позволения.
— На это не было времени, господин, — возразил князь. — Пока я добирался сюда, ребенка успели бы окрестить. Похищать детей становится все труднее.
— И все опаснее, Имрик.
— Да, господин, но разве оно того не стоит? Ты знаешь и без моих напоминаний, что человеку доступно многое, чего не способны совершить эльфы, тролли, гоблины и им подобные. Они могут работать с любым металлом, не страшатся святой воды и святой земли, произносят имя нового бога… Даже древние боги уступают порой в могуществе людям. Эльфы нуждались в таком, как он.
— Тот, кого ты оставил взамен него, ничуть не хуже.
— Верно, господин. Однако тебе ведь известен злобный нрав полукровок. В волшбе ему нельзя было бы доверять так, как доверяю я своему названому сыну. Если бы люди не обвиняли нас в кражах и не призывали своих богов отомстить за них, эльфам не пришлось бы устраивать подмен.
До сих пор разговор велся о том, что понимал всякий из присутствовавших в тронной зале, он тек неторопливо, в присущей бессмертным манере. Но вот голос короля посуровел:
— По-твоему, ему можно верить? Новый бог очарует его, и он потерян для нас навсегда. Уже сейчас он, пожалуй, чересчур силен.
— Нет, господин! — Скафлок выступил вперед и смело взглянул в лицо королю. — Я благодарен Имрику за то, что он спас меня от скуки и тягот смертной жизни. Я эльф разве что не по крови, младенцем я сосал грудь эльфиянки, на языке эльфов я говорю и рядом с девушками эльфов сплю, — он выпятил подбородок, словно бросая вызов. — Позволь мне, господин, быть твоим гончим псом, и я докажу тебе свою верность. Но помни, что собака, которую выгоняют из дома, превращается в волка и нападает на стада своего бывшего хозяина!
Услышав такие речи, некоторые из эльфов в смятении зашептались, но король кивнул и мрачно усмехнулся.
— Мы верим тебе, — сказал он. — И прежде бывало так, что людей принимали в Альвхейме и они вырастали могучими воинами. Но нас тревожит дар асов. Они следят за тобой, и цели их наверняка разнятся с нашими.
По зале пробежал ропот, кое-кто принялся чертить в воздухе руны. Имрик решил вмешаться:
— Господин, того, что предрекли норны, не в силах изменить даже боги. По мне, будет трусостью отвергнуть такого человека из смутного страха перед завтрашним днем.
— Ты прав, Имрик, — произнес король, и совет взялся за обсуждение других дел.
Перед расставанием король задал прощальный пир. Великолепие королевского двора совсем вскружило Скафлоку голову. Он возвратился домой исполненный столь глубокого презрения к людям, что какое-то время всячески сторонился их.
Миновало пять или шесть лет. Эльфы оставались прежними, а вот Скафлок вырос настолько, что рабы-карлики Имрика вынуждены были перековать заново его доспехи. Он был выше князя и шире его в плечах и славился своей силой. Он боролся с медведями, выходил против диких быков и состязался в беге с оленями. В Альвхсймс никто, кроме самого Скафлока, не мог согнуть его лук или поднять над головой топор — впрочем, последний все равно был из железа.
Лицо его похудело, над верхней губой появились усы того же цвета, что и длинные волосы. С возрастом он сделался еще привлекательнее и непослушнее, частенько выкидывал что-нибудь этакое, озорничал и шалил. Проказник и непоседа, он то вызывал ветерок, чтобы тот поднял юбку у девушки, то бражничал с приятелями, то буянил ночи напролет. Ища выхода прибавлявшейся силе, он рыскал по округе в поисках опаснейшей дичи. Он охотился на чудовищ, что приходились родичами Гренделю, он убивал их в их логовах, получая порой раны, исцелить которые могло лишь волшебство Имрика. Оправившись же, снова принимался за свое. Или бездельничал целыми неделями, лежал, закинув руки за голову и глядя на облака в вышине. Или, приняв обличье какого-нибудь зверя и обретя неведомые человеку чувства, носился по лесам и плескался в воде, резвился выдрой, трусил вприпрыжку волком или парил орлом.
— Трех вещей не знал я никогда, — похвалился он однажды. — Страха, горечи поражения и любовной тоски.
Имрик окинул его странным взглядом.
— Ты молод еще, — проговорил он, — чтобы изведать то, на чем строится жизнь смертного.
— Я больше эльф, чем человек, отчим.
— Пока.
В один год Имрик снарядил дюжину кораблей и отправился в поход. Флотилия пересекла восточное море, эльфы высадились на скалистое побережье и предали огню и мечу поселения гоблинов. Затем они совершили набег на город троллей, что стоял в глубине суши, перебили его жителей, подожгли и удалились, захватив с собой добычу. Войны никто еще не объявлял, однако подобные вылазки с обеих сторон учащались. Отплыв на север и повернув к востоку, Имрик со Скафлоком провели ладьи через призрачный край холода, туманов и дрейфующих льдов, обогнули мыс, миновали пролив и взяли курс на юг. Они сражались с драконами и нападали на демонов, двигаясь вдоль берега на запад, пока тот не забрал снова к югу, а тогда направились на север. Тяжелее прочих далась им схватка на пустынной полосе прибрежного песка с войском изгнанных богов, тощих, изможденных, обезумевших от одиночества, но по-прежнему могучих. После битвы, в которой все же торжествовали победу эльфы, Имрик велел сжечь три корабля, ибо некому было ставить на них паруса или браться за весла.
Изредка им попадались люди, но эльфы не обращали на них внимания, будучи заняты совсем другим. Смертные же видели их только мельком. Воевали они далеко не везде, во многих королевствах их принимали с почетом и соглашались торговать, и ладьи надолго вытаскивались на берег. Три года спустя со дня отплытия Имрик возвратился домой с богатой поживой и множеством рабов. Слухи о его походе разнеслись по всему Альвхейму и по соседним землям. Эльфы прославляли Имрика и Скафлока.
Глава 6
Ведьма жила в лесу одна-одинешенька, предаваясь воспоминаниям о минувшем. Долгие годы они согревали ей душу, питали ненависть и жажду мщения. Понемногу набираясь колдовских сил, она научилась вызывать духов земли и демонов воздуха, и те стали ее наставниками. Она летала на помеле на черный шабаш, и ветер яростно трепал ее лохмотья, когда она кружила над Брокеном. То было воистину дьявольское сборище: отвратительные тени прошлого распевали над черным алтарем и пили из котлов кровь. Но ужаснее всего, пожалуй, было наблюдать молодых женщин, что участвовали в омерзительных обрядах и оргиях.
Ведьма вернулась оттуда, обретя толику мудрости, и привезла с собой крысу, что прокусывала острыми зубками ее высохшие груди, чтобы напиться крови, спала ночами рядом на подушке и нашептывала что-то на ухо хозяйке. Наконец она решила, что сумеет исполнить свое давнее намерение.
Над хижиной ее грохотал гром и сверкали молнии, вспыхивал ослепительный голубой свет, распространяя вокруг вонь адского пекла. Но призрачная фигура, перед которой пала ниц ведьма, поражала красотой, ибо грех всегда необычайно привлекателен для того, кто грешит добровольно.
— О ты, многоименный, Принц Тьмы, Собрат Зла, — воскликнула ведьма, — помоги мне, и я заплачу тебе так, как ты желаешь!
Тот, к кому она обращалась, заговорил, и голос его был тих и вкрадчив:
— Ты ступила на дорогу ко мне, но пока еще я не властен над тобой. Милосердие Небес беспредельно, и, лишь отринув их по своей воле, ты утратишь его навсегда.
— На что мне милосердие? — вскричала ведьма. — Оно не отомстит за моих сыновей. Я готова отдать тебе душу, если ты предашь мне в руки моих врагов.
— Тут я бессилен, — ответил дух, — но с моей помощью ты сможешь залучить их в свои силки, если окажешься хитрее, чем они.
— Согласна!
— Но разве ты не отомстила Орму? Ведь это благодаря тебе считает он подменыша своим старшим сыном, и горя ему предстоит испытать немало.
— А настоящий сынок Орма благоденствует в Альвхейме, да и другие дети подрастают! Я хочу искоренить его поганое семя, как он извел под корень мой род. Языческие боги отвернулись от меня вместе с Тем, чье имя я не стану произносить. Уповаю лишь на тебя, Господин Мрака.
Взгляд духа, в котором мерцало пламя холоднее самого лютого мороза, задержался на ведьме.
— Ты, должно быть, слышала, — прошелестел голос, — что здесь замешаны боги. Один, что предвидит людские судьбы, лелеет какой-то замысел… Но я помогу тебе. Я дам тебе знание и силу, я превращу тебя в могучую чародейку. Я расскажу тебе, как бить наверняка, если только враги не умнее тебя.
В мире существуют три Силы, неподвластные ни богам, ни демонам, ни людям, сокрушающие все и всякое колдовство. Это Белый Христос, Время и Любовь.
Первый лишь осудит твое желание, и потому берегись, чтобы ни Он, ни его присные ни о чем не узнали. Помни, Небо наделяет людей свободной волей и ни к чему их не принуждает; чудеса убеждают тех, чьи глаза открыты.
У второго имен больше, чем у меня самого, — Судьба, Рок, Закон, Норны, Необходимость, Брахма и так далее. К нему взывать не стоит, ибо оно все равно не услышит. Не надейся, что поймешь, как оно уживается со свободой, о которой я говорил, просто знай, что есть древние боги и боги новые. Чтобы творить великие заклинания, надо проникнуться мыслью, что истина многообразна и многолика.
Но третья Сила — смертная, а потому одновременно помогает и губит. Ею ты и воспользуешься.
Когда ведьма поклялась особой клятвой, дух открыл ей, где хранятся знания, которых она алчет, и ушел.
Она глядела ему вслед, и ей показалось, что уходящий в ночь не похож на того, кто был у нее в хижине. Она видела сейчас высокого мужчину с седой бородой. Кутаясь в плащ и сжимая в руке копье, он быстро удалялся, а из-под шляпы с широкими полями виднелся один-единственный глаз. Ведьме вспомнился тот, кто славился своим хитроумием и двуличием и в скитаниях своих частенько переодевался то одним, то другим. Она вздрогнула.
Гость скрылся из виду. Быть может, ее обманул неверный свет звезд? Впрочем, какое ей дело? Главное — месть теперь свершится!
Подменыш был злобным и шумным, но в остальном ничем не отличался от обычного ребенка, и, хотя Элфриду порой ставило в тупик поведение ее сына, она ни о чем не догадывалась. По желанию Орма она нарекла мальчика при крещении Вальгардом, пела ему песенки, играла с ним и любовалась на него. Правда, он так кусался, что кормить его было сущей мукой.
Орм был страшно рад, что его первенец — такой крепкий и сильный.
— Он будет славным воином, — воскликнул дан, — меченосцем, конником, моряком! — Он огляделся по сторонам. — А где собаки? Где мой верный Грам?
— Грама нет, — ответила Элфрида, пряча глаза. — Он прыгал на Вальгарда и норовил его укусить, и я велела убить бешеного пса. А другие присмирели и только рычат, когда я выношу мальчика из дому.
— Странное дело, — пробормотал Орм, — в моем роду не было врагов собакам.
Вальгард подрастал, и мало-помалу становилось очевидным, что животные его не терпят: коровы бежали прочь, лошади фыркали и брыкались, кошки взбирались на деревья, а чтобы отбиваться от собак, мальчику с малолетства пришлось учиться владеть копьем. Он платил им всем той же монетой — пинал, щипал, словом, всячески изводил. Неудивительно, что он сделался охотником и не знал пощады.
Был он мрачен и молчалив, проказничал и доставлял много хлопот. Рабы ненавидели его за грубость и жестокие шутки, которые он над ними разыгрывал. А Элфрида, как ни принуждала она себя, так и не смогла его полюбить.
Зато Орм восхищался Вальгардом, хотя часто ссорился с ним. Шлепая сына, он ни разу не слышал от него ни крика, ни стона, а рука у вождя данов была тяжелая. Вальгард не выказывал страха, когда, обучая его сражаться на мечах, отец замахивался на мальчика своим клинком, словно намереваясь раскроить ему череп. Он схватывал на лету оружейные приемы, ничего не боялся и ничему не умилялся. Настоящих друзей у него не было, но приятелей хватало.
Элфрида родила Орму других детей — двоих сыновей, рыжеволосого Кетиля и черноголового Асмунда, оба они обещали вырасти добрыми воинами, и дочерей Асгерд и Фреду, причем последняя поразительно походила на мать. Орм любил их всех, но Вальгарда явно выделял.