========== Он - мой апрель… ==========
Чой Чжон, сколько себя помнила, жила в стенах сеульской психиатрической больницы. Эти потрескавшиеся остатки плитки, которых она иногда касалась подушечками пальцев, хранили в себе больше боли и отчаянья, чем самый несчастный в мире человек. Время нещадно потрепало и внешнюю обивку здания, запустив процесс гниения между деревянных оконных вставок и проседающих дубовых ступеней, что скрипуче проводили докторов, пациентов и проведывающих их внутри богом забытого здания.
Порой, садясь на самую нижнюю ступень, девушка заводила с ней разговор, представляя, что она находится на руках своего доброго друга, готового выслушать когда угодно. Он не дарил ей советов и не прогонял прочь, но молчаливо выслушивал, позволяя обрушить на себя смутные мысли, навеянные очередным прошедшим днем.
У времени есть две стороны: жестокая и милостивая. Первая нещадно крушит песочный материал между кирпичами, создающими стены. Уничтожает деревянные полы, что с каждым днем скрипят все больше и больше. Разъедает щепки оконных рам, которые пропускают холодную зимнюю стужу и сырость во время длительного дождя. Эту сторону времени невозможно остановить, она лишь все ухудшает, забирает уют, отнимает тепло.
Но вторая – безликая. Она незаметно лечит самые глубокие душевные раны. Пробирается в недра сознания, аккуратно заметает боль, выносит большие пакеты мусора из страданий, освобождая место для новых эмоций. Она избавляет от тяжких воспоминаний, якобы случайно стерев их ластиком, который тоже выбрасывает в один из целлофанов на вынос, и впуская внутрь ровный покой.
Чжон любила размышлять о многом, а еще обожала бродить по полупустым коридорам, не подходя ни к кому из людей, но одними губами приветствуя каждую дверь, подсвечник на стене, металлический столик, брошенный забывчивой медсестрой, и целый ряд диванчиков, ежедневно выдерживающих мрачных посетителей. В каждом неживом предмете она находила искреннего друга, мудрого слушателя и усталого хранителя запечатанного в толстых стенах постылого сумасшествия.
Каждый ее день начинался, проходил и заканчивался одинаково. Единственным развлечением в ее жизни было наблюдение за звездами на ночном небе. Темно-синее полотно всегда было разным, хотя обычным людям оно казалось неизменным. Доктора всегда удивлялись словам Чой, уверяли ее, что она обманывает саму себя, но девушка не обращала на это внимания, потому что отличалась от всех, кто ее окружал.
Больше всего девушка любила весну: ее обожаемым месяцем был апрель. Ей казалось, что именно этот период является идеальным и счастливым. Когда уже не холодно, но еще не жарко. Кожа не зябнет от мороза, губы не трескаются от хитрых сквозняков и лицо не сгорает под прямыми лучами солнца, которые вынуждают потом не спать по ночам из-за ноющей боли летнего ожога.
Минувшая первая неделя апреля вобрала в себя всю зимнюю хандру, испытываемую Чой, и теперь девушка не сдерживала довольной улыбки, поднимая личико к солнцу и зажмуриваясь. Она сидела на высоком фонтане в саду больницы, который находился позади самого здания. Здесь редко бывали другие пациенты, предпочитающие проводить свое время внутри в попытках излечить каждый свое безумство.
Чжон не считала себя сумасшедшей. Она всего лишь была немножечко другой. Позволяла себе видеть то, что остальные предпочитали не замечать. Верила в чудеса, вдыхала жизнь в неживое и наслаждалась этим, забывая обо всем на свете.
Чой с нежностью погладила ладошкой бетонный выступ и задумчиво прикусила нижнюю губу, мысленно передавая свои чувства безмолвному мистеру фонтану, держащему ее на своих руках. Она услышала, как кто-то прошел мимо, но не придала этому значения, думая, что все-таки нашелся пациент, подобный ей и решившийся насладиться весенним утром под открытым небом.
Девушка продолжала сидеть с поднятым к небу лицом, про себя напевая недавно услышанную колыбельную, которую медсестра пела пятилетней Лоле из триста второй палаты. Девочка стала свидетелем убийства своих родителей, и после этого никто не мог вырвать у нее ни слова. Она ни разу не улыбнулась и отказывалась выпускать из рук своего бледно-голубого плюшевого медведя. Он был единственным ее другом. Кажется, Чой отлично понимала ее.
Внезапно до слуха Чжон донесся звук хрустнувшей веточки. Открыв глаза, она заинтересованно покосилась на нежданного гостя, которым оказался высокий худой человек, стоящий к ней спиной. У него были длинные черные волосы, достающие до лопаток, и пижама в серую полоску. Он был босым, но даже не вздрагивал от достаточно прохладного ветерка.
Рассмотрев его внимательнее, Чой осознала, что это мужчина. У него была крепкая с виду спина, мускулистые руки, широкие плечи. Волосы спутанные, сеченые, сухие, словно он не расчесывался целую вечность. Она не видела его лица, но и не пыталась приблизиться, ведь кто знает, чем болен этот человек. Стало быть, он новенький, потому что раньше Чжон не приходилось его видеть.
- Сехун! – на пороге появился врач Ким, который непосредственно взаимодействовал со всеми больными. Он пытался отыскать причину болезни каждого и старательно изучал всевозможные средства для лечения психологических заболеваний. Также он был единственным, с кем Чой иногда разговаривала, ведь больше никто не слышал ее голоса. Даже та малышка из триста второй.
Зачем тратить голос на тишину? Заполнять ее словами, которые потом растворяются, подобные костёрному дыму в воздухе? Люди ведь не достойны этого. Они тратят свой дар на вранье, злые слова, пустые обещания… Они убивают и лечат словами, но иногда проще молчать, чем знать, что ты оставил глубокие рубцы на сердце того, кого обидел.
- Сехун! Почему ты здесь? Я ведь просил тебя оставаться в палате! – врач Ким подбежал к пациенту, разворачивая его к себе лицом, и Чой наконец смогла рассмотреть острый подбородок и усталые печальные глаза под длиннющей челкой. – Пойдем уже! Тебе еще нужно выпить лекарство и перевязать спину.
Но, как оказалось, парень, что выглядел чуть старше Чжон, даже не пошевелился. Он стоял перед мужчиной, опустив глаза, и просто молчал. Его плечи были опущены, словно внутри Сехуна сломалась ценная опора. Будто еще чуть-чуть, и он сам сломается, как ломаются спички. Пополам.
Неожиданно парень повернул голову к ней. Словно впервые заметил. Он беспристрастно смерил ее долгим взглядом и медленно отвернулся, не проронив ни слова. Доктор заметил реакцию новенького и тоже посмотрел на застывшую на месте Чой. Он ласково улыбнулся и слегка покачал головой, обращаясь к девушке:
- Чжон, ты снова здесь околачиваешься? Я ведь просил тебя не покидать здание до обеда. Ты снова сбежала от сестры Чэ?
Она не ответила, хотя он и не ждал этого. Врач прекрасно знал, что Чой не говорит при посторонних, но и не избегает их. Обычно люди для нее мало что значили, они здесь все были одинаково больны, как и она. Они не могли понять ее, а она их, не могли принять ее внутренний мир и привычки. А Чжон даже не пыталась кому-то понравиться или с кем-то подружиться - до этого дня.
Позже врач Ким завел парня по имени Сехун в здание, а девушка продолжила сидеть на своем фонтане и пялиться в пустое поросшее травой дно. Она задавалась мыслью, кто же этот парень? Кем он мог быть? Но затем решила, что это совсем не ее дело, ведь время не стояло на месте, а клиника заполнялась новыми нездоровыми людьми.
Но на следующий день Чой снова увидела Сехуна, и это было ужасно, потому что он сидел на ее фонтане. Никто никогда не занимал этого места, ведь оно принадлежало только ей! Так почему же этот сумасшедший уселся на ее друга так, словно уже давно жил в клинике и мог позволить себе все, что вздумается?
Тихо рыкнув себе под нос, Чжон поспешно подошла к длинноволосому юноше и злобно заглянула ему в глаза. Он был все так же спокоен, как вчера, и ответил безразличным взглядом, лишенным любых эмоций. Будто внутри него все неживое, вспоротое от и до, чуть присохшее под запекшейся кровью. Душа тоже кровоточит, тоже крадет солнце из сердца, скребет когтями по чувствам, вспарывая их от угла до угла.
Закусив губу, Чжон лихорадочно искала способ прогнать парня со своего места, а он просто рассматривал ее, вглядывался в напряженную складку на бледном лбе, изучал слегка шелушащиеся губы. От таких взглядов внутри девушки разгорелась целая буря. Она вздымала вверх все ее чувства, колотя их в миксерном эффекте, вызывая чувство тошноты.
Потоптавшись еще несколько минут, Чой все же решила отступиться. Она слишком боялась этого незнакомца и его прошивающего хуже всякой пули взгляда. Возможно, лучше не торопить события. Может, завтра он просто уберется отсюда и больше никогда не придет.
Уговорив саму себя, Чжон резко развернулась и бросилась внутрь клиники, так и не заметив преследующего ее безотрывного пристального взгляда из-под длинной черной челки.
Она боялась таких как он. Задумчивых, отстраненных, словно одиноких по жизни. А все потому что сама была такой, и если раньше с чем-то подобным жить было достаточно просто, то сейчас все изменилось. Он ворвался в ее жизнь, отобрал ее фонтан и дико пугал своим видом. Чой еще не видела парней с такими длинными волосами, спутанными, рваными, напоминающими тех жутких людей из телевизора, которых она иногда видела, забредя в общую комнату, где пациентам позволяли пару часов проводить вместе, вне одиночных палат.
Чжон теперь чувствовала себя такой же бездомной, как и апрель. Только вот, в отличие от нее, он был теплым и приветствовал каждого, кто радовался ему. Девушка присела на край своей кровати, придвинувшись к окну, что открывало вид на сад. Она видела, что Сехун все еще сидит на ее фонтане и просто смотрит куда-то вдаль. Опустошенно. Выжженно. Сухо.
В какой-то момент ее сердце замедлилось, и девушке даже показалось, что она впервые заболела. Люди ведь чувствуют слабость, когда простужаются? Они дрожат, им становится трудно дышать, легкие словно стягивает кольцами боли, но… Что же это такое слабое и сладкое между ребрами? Это тоже признак болезни?
Сехун вдруг спрыгнул на ноги, и его померкший взгляд скрылся под упавшими на лоб волосами. Он сгорбился и медленно побрел в сторону дверей, но на миг снова остановился, всматриваясь куда-то в землю. Парень медленно присел, вытянув руку, и что-то поднял. Заинтересованной Чой несложно было распознать в предмете свою подвеску, серебряного лебедя, которого ей подарила Нари – единственная подруга, которая пару лет назад скончалась, сбросившись с крыши психушки. Ей не удалось справиться со своими страхами, и она решила пойти легким путем, оставив Чой жить в одиночестве.
Вздрогнув, девушка хотела было бежать вниз и отобрать у Сехуна подвеску, но потом вспомнила, какой он пугающий вблизи, и мгновенно застыла на месте. Нет. Она потом незаметно украдет своего лебедя. Как-нибудь ночью.
На следующий день Сехун снова сидел на ее фонтане, и в душе девушки поселилось настоящее беспокойство. Что же теперь делать-то? Жить внутри здания? В этой душной, мрачной клетке? Извять, подобно цветку, лишенному света и воды? Целыми днями слушать чертей, заполонивших ее мысли? Тогда она наверняка станет следующей, кто спрыгнет с крыши этой лечебницы.
Разозлившись на глупого и непонимающего парня, Чжон выбежала из своей палаты и бросилась вниз по ступеням с явным намерением как-нибудь показать Сехуну, что ему не место на ее фонтане! Это ее друг, в конце концов! Почему какой-то незнакомец так нагло отбирает его у нее?
Но успев услышать отрывок фразы, донесшейся из кабинета врача Кима, девушка тут же остановилась, прижавшись ухом к стене рядом с приоткрытой дверью.
- …Но ему нельзя здесь находиться. Он ведь не безумец, - торопливо убеждала в чем-то сестра Чэ главврача.
- Я знаю, но его отец заплатил хозяину клиники за то, чтобы мы удерживали паренька, не пуская его в город. Он ведь сын любовницы, а не жены. Той, что повесилась пару месяцев назад, помнишь, в новостях рассказывали? Сехун остался один, и все, что ему нужно, это любовь отца, который ненавидит его всем сердцем, не желая даже видеть.
- Бедный мальчик… - прикрыв рот ладошкой, прошептала госпожа Чэ. – Значит, он обречен прожить в этих стенах всю свою жизнь? Как сумасшедший?..
Последние ее слова были едва слышны и наполнены такой невыносимой горечью, что сердце Чжон вздрогнуло от боли.
- Я не знаю, какая судьба уготована этому малышу, но я искренне надеюсь, что он не сойдет с ума. Он отказывается говорить со мной, мало ест и почти не спит по ночам. Однажды я застал его, сидящего прямо на подоконнике ногами наружу. Он ведь мог упасть! Поэтому я попросил нашего директора прислать кого-то, кто мог бы поставить решетку на окно мальчика.
- Это так ужасно… - покачала головой сестра Чэ, и Чой поймала себя на мысли, что больше не может это слушать. Она устремилась вперед по коридору, углубившись в свои мысли и не заметив, что навстречу кто-то идет. Неожиданно она столкнулась с другим пациентом, стукнувшись головой о его грудную клетку. Испуганно подняв на него глаза, Чжон опешила, встретившись взглядом с глубокими темно-карими глазами, цвет которых напоминал ей каштаны.
На самом деле Чой не видела их в жизни, но рассматривала книги с картинками, где упоминались эти странные плоды высокого крепкого дерева.
Сехун молча смотрел на нее; взъерошенные длинные волосы обрамляли его бледное лицо, а вблизи подбородок выглядел еще острее. У него были небольшие губы с еле заметным шрамом рядом с надгубной ямочкой. От него пахло чем-то сладким, едва ощутимым, мгновенно ускользающим при попытке почувствовать.
Чжон поймала себя на мысли, что безудержно таращится на него, все еще находясь в опасной близости, и, вспыхнув, она молниеносно отскочила назад, бесконтрольно выдохнув:
- Ты страшный!
После этого девушка рванула прочь, даже не пытаясь оглянуться. Сейчас ее куда больше волновала собственная болезнь, выражающаяся в сумасшедшем сердцебиении и бархатных щекотных бабочках, неизвестно откуда взявшихся в ее груди.
Что-то дергается внутри, как загнанный в ловушку зверь. Сердце истерит, будто сдуревшее, виски покалывает от напряжения, а душа раздувает затушенные угли, и это зарождающееся тепло, ей-богу, дико пугающее.
Сехун не подпускал ее к себе, не смотрел на нее, не улыбался и не разговаривал с ней. И тем не менее он становился для нее подобием зависимости, человеком-привычкой, внутривенной болью, отдающейся замедлившимся пульсом, что в разрыве секунды превращался в непреодолимое желание сблизиться с этим парнем, словно сделанным из непрочного стекла.
Он забирал ее изнутри, сдирал с нее наглухо сбитые ставни, прошивал ее собою насквозь, мешая сосредоточиться. Сехун становился бездной, в которой она вот-вот утонет. Он стал ее апрелем, отобравшим все самое ценное и дорогое. Укравшим ее покой.
Целую неделю Чжон отказывалась показываться в саду и вообще выходить из палаты. Она бродила под стенами своей «клетки», напевала под нос колыбельную сестры Чэ и рисовала карандашами, оставленными врачом Кимом, свой любимый фонтан. Что странно, так это отсутствие Сехуна, который тоже не появлялся на улице. Он решил больше не занимать ее место?
Впрочем, какая разница, так ведь?
Когда очередной безликий день подошел к концу, девушка забралась под одеяло и закрыла глаза, намереваясь уснуть. Ее одолевало множество разных мыслей, которые в основном крутились вокруг странного парня с пустым взглядом. Она так глубоко задумалась, что практически достигла грани между реальностью и сном, но что-то не позволило ей полностью отключить сознание.
А точнее чье-то ровное дыхание, обволакивающее ее лицо и шею. Кожей Чжон чувствовала чужое присутствие и весьма знакомый едва ощутимый сладкий аромат. Теплый воздух обдал ее ключицы, посылая нервные сигналы по всему телу, вызывал мурашки по коже и легкий страх. Неужели Сехун здесь? Он правда в ее комнате или это ее воображение играет с ней злую шутку?
Но ведь он попросту не может быть здесь. Больница круглосуточно охраняется, а по коридорам ходят дозоры. Но все эти ощущения такие реальные, словно парень и правда очень близко. Как будто он склонился над ней и пристально рассматривает. Чой боялась открыть глаза, но не потому что хотела увидеть пустую комнату, а потому что боялась лишиться этого испытываемого трепета. Почему ей так нравится этот аромат и теплота чужого дыхания?