Родом начальник штаба был из Западной Украины и впервые уехал из дома, когда по разнарядке военкомата отправился поступать в Алма-Атинское погранучилище. Там сельский парень увидел диво-дивное – живого верблюда, узнал, что такое арык.
– Извини, Михаил Иванович, – загудел начштаба с порога, – не хотел с утра пораньше тревожить, но нужда погнала.
Постовский сокрушенно развел руками. Он знал, что в железном распорядке начальника отряда первые утренние тридцать минут отданы работе с документами, поступившими накануне.
– Что-нибудь срочное? – спросил Бардин недовольно.
– Да как тебе сказать… – Начштаба тяжело опустился на стул и достал пачку сигарет. Он был еще более заядлым курильщиком, чем шеф. – Ситуация, понимаешь, не требует отлагательства…
– Изложи внятно. Я слушаю.
– Вчера вечером навестил меня начальник райотдела милиции подполковник Шпонка.
– Зачем прибыл, пояснил?
– Говорит, соскучился. Ехал мимо, решил поприветствовать. Ты его знаешь?
– Встречались. Скользкий тип.
– Вот и у меня такое же ощущение. Я его спрашиваю, как в районе с контрабандой? Слыхал, приток увеличился? А подполковник делает круглые глаза. Ничего подобного, говорит, следим строго… Может, и следят, но ты помнишь, что нам недавно Пэ Пэ говорил? Прет товарец из-за рубежа вовсю.
– Помню и знаю: разведчик наш зря таких вещей сообщать не станет, – сказал Михаил, прикуривая сигарету. – И генерал Гончарук, когда я был в округе, о том же самом толковал… Короче, надо выяснить, как действительно обстоят дела с контрабандой в нашем районе. Ты вот что, Зиновий, вызови Смолистого и поставь перед ним задачку. Срок даю четыре дня. Пусть все тщательно проверит. После его доклада решим, нужно ли принимать меры. Что-нибудь еще?
– Тут, понимаешь, один сигнальчик настораживает. Утром звонил начальник Кирсановки.
– Хмель? – спросил Бардин. – Я с ним вчера разговаривал, все было в порядке.
Он очень симпатизировал начальнику заставы Кирсановки. Тот напоминал ему собственную офицерскую молодость, когда двадцатидвухлетним старлеем Михаил стал самостоятельным командиром подразделения. Олег Хмель, как и Бардин в свое время, понюхал пороха и был награжден новым, только что введенным орденом Мужества.
– Вчера, может, порядок был, – сказал Постовский, – а сегодня с утра пораньше Хмель сказки мне начал рассказывать про какой-то старый монастырь.
– Есть такой на его участке, – заметил Бардин. – На оспариваемой территории.
– Буддийский, что ли?
– Наш, православный. Когда-то стоял он на том же мысу, что и Кирсановка. Построили его русские монахи. Они же канал прокопали, в который позднее Амур ринулся и образовал протоку. Но это уже после революции было, когда и монахов, и беляков, что к ним пристроились, из монастыря, скажем так, удалили, и все вскорости пришло в запустение. А до того обитель процветала. Казаки святых отцов почитали, и рублем, и оружием поддерживали, потому, должно быть, ни китайцы, ни маньчжуры их не трогали. А теперь вот «опамятовались», исконно китайским этот вновь образовавшийся по воле Амура-батюшки остров считают. Правда, дальше деклараций не идут, пошумели в шестидесятых и успокоились.
– Не скажи. Старший лейтенант Хмель доложил: в старом монастыре началась какая-то подозрительная возня. Это его обеспокоило.
– Правильно, – резко сказал Бардин. – Когда на оспариваемой территории что-то происходит, начальник заставы обязан встревожиться… С этим я, пожалуй, сам разберусь. Там, кстати, где-то рядом «Стремительный» стоит. Надо Исакова расспросить, не заметил ли чего подозрительного. Распорядись, чтобы через час к штабу подали машину. Заодно из своих, кого сочтешь нужным, направь, пусть поработают на Кирсановке.
Постовский ушел, но Бардину так и не удалось сосредоточиться. Сообщение начальника штаба вызвало тревогу. У Михаила уже возникала мысль послать в монастырь разведчиков, да все откладывал: лезть на оспариваемый участок без достаточных на то оснований чревато. Вот и дотянул. А вообще местечко это зловещее. Местные старожилы рассказывали про монастырь ужасные вещи. В Гражданскую войну в нем якобы располагалась колчаковская контрразведка. Людей в подвалах пытали, расстреливали. Позже семеновцы устроили там нечто вроде диверсионной школы. Обучали русских, в основном забайкальских казаков, ушедших с белыми за рубеж. Готовили их для заброски через границу…
В дверь неожиданно заглянула Алена. Михаил вздрогнул: никак не ожидал ее появления.
– Машина ждет, – весело сообщила она. – На Кирсановку направляемся? Документы уже готовы.
У Бардина язык не повернулся сказать, что ей не следует ехать. Еще ничего не произошло, а за спиной, поди, уже ползет шепоток.
– Так я одеваюсь, Михаил Иванович, – не спросила, а сообщила она.
И он снова промолчал. Не смог отказаться от совместной поездки. Сознание, что она будет в машине рядом, заставляло сильнее биться сердце, испытывать грусть и радость одновременно. Сбросив охватившее оцепенение, Бардин встал, отвел глаза в сторону и, проклиная себя за слабость, глухо сказал:
– Через минуту выезжаем…
Узкая, пробитая сквозь чащобу дорога вспарывала тайгу извилистой лентой. Подпрыгивая на бесконечных рытвинах, уазик как бы раздвигал могучие разлапистые сосны, которые нехотя расступались.
Михаил сидел рядом с водителем. Он не оборачивался, но каждой клеточкой кожи чувствовал, что позади сидит она, единственная и неповторимая женщина, столь желанная, сколь и недоступная.
Вдали, в таежном прогале, когда они выскочили на сопку, мелькнула зеленовато-голубая, как всегда величественная гладь Амура. Вон он, мыс – рукой подать, но на машине до него по тайге, в объезд топей, через Кирсановку не меньше часа добираться.
– Я катерников предупредил, товарищ подполковник, – сказал водитель. – Они вас ждут, чтобы переправить на мыс.
– Добро! – буркнул Бардин, понимая, что несправедлив к шоферу. Следовало поблагодарить за предусмотрительность, но Михаилу было не до того. Чувствовал он себя препаршиво. Досадовал на начальника штаба: неужто больше некого было послать?
Обычно на Кирсановку Бардин ехал с теплым чувством. Сюда, на отдаленную заставу, любили внезапно наведаться проверяющие из округа. И здесь нельзя было ударить лицом в грязь. На заставе поддерживался образцовый порядок, о чем Михаил постоянно заботился. Но старший лейтенант Хмель и сам делал все для того, чтобы подчиненные несли службу строго по уставу. Офицер старался, не жалея сил, и Михаил испытывал к нему почти отцовские чувства. Был бы у него такой сын!..
Бардин любил детей и очень тосковал по своим двойняшкам, прекрасно сознавая, что увидит их не раньше очередного отпуска. К нему они в обозримом будущем не приедут. Благоверная, когда он предложил поехать всей семьей к новому месту службы, ехидно спросила: «Ты обеспечишь в тайге французскую школу для девочек? И музыкальную тоже?..»
Катер, готовый к отплытию, ждал у дощатого пирса, сооруженного недавно по распоряжению Бардина саперами отряда как раз против Безымянного.
Едва начальник отряда и Алена ступили на палубу, как суденышко тут же отвалило от пирса. Водитель с машиной остался ждать их возвращения на берегу.
На мысу, у такого же пирса, заранее предупрежденный оперативным дежурным, их встретил начальник заставы. Был он светловолос, долговяз и оттого слегка сутулился. Перетянутая широким командирским ремнем талия была тонкой, как у девушки. Большие серые глаза буквально ели начальство. Лихо козырнув, Хмель отчеканил доклад на одном дыхании и от усердия, торопливо отступив в сторону, чтобы пропустить подполковника, поскользнулся.
– Не так резво, – улыбнулся Михаил, помогая начальнику заставы восстановить равновесие. – Ну, докладывай, что у вас тут стряслось?
– Если разрешите, товарищ подполковник, я лучше на местности покажу и прокомментирую. Там сразу станет вам ясно…
– Считаешь, иначе командир не поймет? – усмехнулся Бардин. Настроение у него заметно поднялось. Обстановка, а главное, сознание того, что находишься на передке и от тебя многое зависит, всегда давало ощущение собственной значимости, нужности.
– Ни в коем случае так не считаю, товарищ подполковник! – горячо воскликнул Хмель, и на его тщательно выбритых щеках заалел румянец. – Но вы сами учили: увидеть всегда надежней.
– Коли так, пошли, – согласился польщенный Бардин. – А спутницу нашу дежурный пусть на заставу проводит. Ей с документами работать.
Остров Безымянный (под таким именем он был обозначен на схемах и рабочих картах) выглядел отлогим, почти безлесым. Лишь редкие группы деревьев стояли неподалеку от уреза воды. За ними тянулись полосы кустарника, карабкающегося по склонам холма. У его подножия, ближе к реке, как раз и стоял православный монастырь. Каменные постройки его чернели проемами выбитых окон, провалами крыш и кирпичными трубами. Лишь на одной из трех колоколен уцелел крест, две другие были обезглавлены. Окружающая монастырь каменная ограда, выщербленная и местами обваленная возле въездных с полукруглой аркой ворот, зияла широченным проломом.
Бардин, неоднократно бывая на Кирсановке, частенько пристально рассматривал в бинокль и остров, служивший яблоком раздора, и чужой берег. Ему по штату было положено изучать обозримую территорию сопредельного государства. Разглядывал он и монастырь, но никогда не акцентировал внимания на картине запустения. Когда-то здесь, в добротных стенах, кипела жизнь. Сверкали золотые купола, и далеко по обе стороны Амура разносился серебряный колокольный звон, зовущий к молитве.
Сам Михаил в Бога не верил, но всегда уважительно относился к религиозным убеждениям других. Сейчас, когда церковь в России начала возрождаться, среди новобранцев попадались верующие. Из этих ребят, честных, непьющих, выходили неплохие солдаты.
На южном берегу мыса рос густой, довольно высокий ивняк. Бардин приказал в нем укрыться. Незачем демонстрировать китайцам интерес к оспариваемой территории вообще и к заброшенному монастырю в частности.
– Надеюсь, старший лейтенант, теперь вам будет удобно докладывать? – спросил Бардин, но Хмель не принял шутливого тона.
– Так точно, товарищ подполковник! Разрешите начать?.. Третьего дня наряд доложил мне, что в районе монастырских развалин замечено движение. Приезжала машина. Люди в количестве пяти человек осматривали постройки, поднимались на стены, что-то копали.
– Вполне могли быть археологи, – заметил Бардин. – Монастырь, говорят, построен еще в восемнадцатом веке.
– Нет, товарищ подполковник, – отрезал Хмель, – археологи не ходят в камуфлированных комбинезонах и не ездят на армейских джипах.
– Полагаете, это были военные?
– Не обязательно армейцы, – неуверенно отозвался начальник заставы. – Мои солдаты знаков различия в бинокль не заметили, но в походке людей, как отметил старший наряда, чувствовалась выправка.
– Наблюдательный у вас народ, – уважительно заметил Михаил.
– На том стоим, – согласился Хмель. Он был доволен похвалой.
– Это все? – поинтересовался Бардин.
– Никак нет, товарищ подполковник. Днем вчера было тихо. Я нарядам дал задание последить за районом монастыря. Сам наблюдал за ним четыре часа – ни малейшего движения! Зато ночью услышал отчетливый шум двигателей. Прибежал на берег – гудят два мотора, а никакой подсветки.
– В полной темноте? – переспросил Бардин. – На прибрежном «автобане» очень легко машину разбить. Да и протока между китайским берегом широка.
– Я тоже поначалу поразился, – продолжал начальник заставы, – но потом через прибор ночного видения разглядел: грузовички маленькие, скоростенка у них приличная, и фары имеются, только затемнены. Тогда и подумал, кому и зачем понадобилось туману напускать? Китайским пограничникам играть в прятки ни к чему.
– Правильно мыслишь, старший лейтенант. Продолжай, – приказал Бардин.
– На рассвете я занялся наблюдением лично. Вдруг замечаю в монастырской трапезной, вон там – за колокольней с крестом – появился стол. Самый настоящий обеденный стол. Раньше точно не было, и вдруг – стоит…
Бардин вскинул бинокль, отыскал указанное офицером здание и, присмотревшись, действительно увидел через оконное стекло угол стола.
– Ну, ты и глазастый, старший лейтенант! – воскликнул он. – Вывод из этого странного обстоятельства сделал?
– Так точно. В трапезной несомненно оборудуют место для еды. Крыша на этой части дома в порядке. Печь, похоже, сохранилась – труба торчит целехонькая…
Позади затрещали кусты. Кто-то шел напролом, не заботясь о маскировке. Бардин недовольно оглянулся и увидел знакомое лицо с еще более знакомыми рыжими усами. Командир «Стремительного» собственной персоной, в рубашке кремового цвета, при черных погонах с новыми звездочками на них, шагнул навстречу Бардину.
– Приветствую капитана второго ранга! – обрадовался Михаил, обнимая моряка. – Ты почему скрывал такое событие? Зажать обмыв намерен?
– Ни в коем случае, – ответил Исаков. – Только вчера вечером радиограмму о присвоении звания получил. Так что магарыч за мной.
– Вот что, друзья, – прервал разговор Бардин. – Давайте-ка с берега сматываться, а то китайцы решат, что у нас неприятности, раз большие звезды нагрянули.
– И то верно, – поддержал Исаков. – Эй, хозяин, – повернулся он к начальнику заставы, – веди-ка нас к себе. Там рыбка уже готова. Я коку твоему утренний улов отдал и велел зажарить.
– Ты-то как здесь очутился, Сергей Михайлович? – поинтересовался Бардин, когда они двинулись к заставе.
– Меня сразу, как только ты выехал из штаба, оповестили: начальник отряда, мол, на Кирсановку подался. Разведка, как видишь, зря хлеб не ест.
– Может, у твоей разведки еще какая-нибудь информация имеется?
– Ничего нового для тебя, – сказал моряк. – Даже стола не высмотрели, раззявы. Вернусь, кунки всем надеру, чтоб смотрели в оба!
Дежурный по заставе сержант выскочил на крыльцо и звонко скомандовал: «Смирно!» Кинул руку к головному убору, печатая шаг, подошел к Бардину и четко отрапортовал.
– Проходите, гости дорогие, – радушно пригласил Хмель, позволив себе чуть-чуть расслабиться. – Обед готов?
– Так точно, товарищ старший лейтенант, – отчеканил дежурный и замялся. – Только… товарищу подполковнику звонили из штаба: в отряде генерал-лейтенант Касымджан находится. Ждет его.
– Почему же оперативный дежурный утром из Хабаровска не позвонил? – расстроился Бардин. – Наверняка было известно, куда собирается начальник войск округа.
– Потому что, не в пример моей, твоя разведка, Михаил Иванович, работает плохо, – шутливо отозвался моряк. – Начальство положено встречать и сопровождать. Ну, вперед! Желаю удачи!
– Так вам тоже велено прибыть, товарищ капитан второго ранга, – повернулся дежурный к моряку.
– Выходит, плакала наша рыбка? – засмеялся Исаков и заговорщически подмигнул Бардину. – Как думаешь, переживем? Пусть солдаты съедят за наше здоровье… А мы, может, вечерком у тебя и звездочку обмоем.
Всю дорогу до Соколовки Исаков, усевшись рядом с Аленой, развлекал ее байками. Анекдотов он знал множество, рассказывал их со смаком. Алена без остановки хохотала, Бардин слушал вполуха. Сверлила мысль: зачем пожаловал командующий? Просто так генерал Касымджан по отрядам не шастает. Человек он деловой, основательный, не терпит суеты… В свое время президент Казахстана не случайно обратился именно к нему с просьбой создать в суверенной республике свои пограничные войска. Касымджан блестяще решил эту задачу.
Начальник войск округа любил работать по плану, чтобы попусту не дергать людей. И начальников отрядов учил не мотаться зря по заставам, отвлекая подчиненных от службы и подчищая их грехи. Если бы в Соколовку намечался плановый выезд группы офицеров штаба во главе с командующим, отряд известили бы заранее. А раз не предупредили, значит, выезд срочный? Но в отряде ничего экстраординарного не произошло…
Касымджана они нашли в парке боевых машин. Тот сидел в бэтээре на месте механика-водителя. Над броней возвышалась голова в черном танкошлеме, делавшем и без того сухощавое лицо генерала еще более строгим. Впалые щеки, тонкие губы и острый, слегка выдающийся вперед подбородок придавали ему аскетический вид. Рядом с броником стоял навытяжку Постовский.