Я размышляла над тем, что в природе могло бы быть ответом на потребности, бушевавшие во мне, если, конечно, таковой существовал, что могло бы стать потрясающей и цельной гармонией, если она возможна, естественными отношениями, в которых моим потребностям нашлось бы место. Что в природе могло бы быть возможным дополнением к этим ошеломляющим, необоримым, настойчивым эмоциям внутри меня, которые столь беспокоили и волновали меня, которые так упорно преследовали меня, которые так мучили меня и рождали непреодолимый зов и крики в моих снах, мучительные потребности, которые на меня накатывали и заставляли дрожать всем телом.
Я смотрела в зеркало. Как же нахально она смотрелась, вырядившись подобным образом! Интересно, как бы она выглядела, будучи так же, а может быть и ещё менее, одетой, в глазах мужчины. Внезапно она показалась мне маленькой, хорошенькой, очень уязвимой и непередаваемо желанной. Внезапно, я почувствовала, что в природе могло бы быть естественным дополнением моих потребностей, что могло бы стать их цветком, их морем, их плотоядным животным, и я испуганно замерла перед зеркалом, словно ощутив над собой власть этого дополнения, его волю, его бескомпромиссную жёсткость, и чем это обернулась бы для меня, стань я объектом его желаний, и, понимая, что осуществись это, и мне пришлось бы служить ему абсолютно.
С каким же облегчением я могла вздохнуть от осознания того, что такого дополнения в природе не существует, и мне нечего боятся. Я в безопасности!
Я вернулась к созерцанию своего отражения. Пожалуй, она была изящна и очень красива, решила я, та девушка в зеркале, одетая в короткое шёлковое нечто, озарённая мерцающим светом свечи. А ведь раньше я даже представить себе не могла, что она настолько прекрасна. Прежде мне в голову не приходило, насколько изумительно она могла выглядеть. Да, это мне здорово повезло, что мужчины из моих снов не могут существовать в реальности. Как ты думаешь, красотка, какая судьба ждала бы тебя, окажись ты в их руках? Я даже, как наяву, представила себе, как смотрелась бы цепь на её шее. Да уж, будь уверена, дорогая Дорин, такие мужчины не станут рисковать своей собственностью, и не дадут тебе ни малейшего шанса вырваться из их лап. Можешь не сомневаться, твоя неволя была бы превосходной, без малейшего намёка на возможность побега. Интересно, как быстро Ты научилась бы прислуживать им, стремясь угодить любому их даже самому малейшему капризу. Да, думаю, очень быстро и очень хорошо. Сомневаюсь, что было бы приятно почувствовать на своей коже укус их плетей.
Я всхлипнула. Меня мучил вопрос, не могло ли быть так, что возможно, я родилась не первый раз. Вдруг, я уже появлялась в другом месте и в другое время, возможно снова и снова. Что если я уже жила в Древнем Египте или Шумерском царстве, в Халдее или на скалистых берегах Эллады, в зелёном Сибарисе или суетливом Милете. Не появлялась ли я прежде в огромном дворце Персеполиса, где я, возможно, могла стоять перед самим Александром Македонским, правда, на коленях и в качестве всего лишь смазливой персидской рабыни. Как знать, может я когда-то была одной из девушек-варварок, что вошли в Рим, скованные цепью перед колесницей триумфатора, украшая собой, наравне другими трофеями, его победу. А может я была той девушкой-мусульманкой, прислуживавшей крестоносцам в некой далёкой цитадели, или, наоборот, рабыней-христианкой оказавшейся бесстыдно выставленной и проданной на арабском невольничьем рынке, чтобы далее быть обученной ублажать взор своих для владельцев непристойными танцами.
Я постаралась поскорее выкинуть эти мысли из своей головы. На мой взгляд, объяснение моих потребностей, этих загадочных эмоций бушевавших внутри моего тела, столь отличных от того, чему меня учили, могло быть гораздо сложнее, чем просто проснувшаяся родовая память, или воспоминания о людях, которыми я, возможно, была в другой жизни, в других местах и эпохах. Мне кажется, хотя я и не могу утверждать это со стопроцентной уверенностью, это было скорее наследием моего пола. Следует признать, что родись я в другом месте или времени, и мне, возможно, удалось бы почувствовать настоящие женские удовольствия, те самые, в которых, казалось бы, мне категорически были отказано в моём нынешнем мире, бесполом и безымянном, таком недружественном к индивидуальности и любви, в котором я оказалась пленницей времени и условностей.
Окинув взглядом своё отражение в зеркале, я улыбнулась. Ну что ж, пожалуй, однажды ты могла быть ирландской девушкой, валявшейся связанной между скамьями драккара викингов, держащего курс на Исландию, или бледной, чопорной английской леди, захваченной и доставленной в Берберию в 1802, чтобы, после обучения чувственности, в беспомощном экстазе служить купившим её темнокожим рабовладельцам. Хотя, возможно, это была не ты. А может, это ты и не ты одновременно. Так кто же ты тогда, незнакомка в зеркале? И нет ли где-нибудь корабля, что уже вышел в рейс за тобой? Не изготовлены ли уже те цепи, что скуют тебя по рукам и ногам? Не готово ли где-то железо, мечтающее, чтобы его раскалили добела, дабы пометить твоё тело? Не выковывает ли некто, втайне от тебя, ошейник, который тебе предстоит когда-нибудь очень хорошо изучить потому, что он будет заперт на твоей шее? Какие странные мысли лезли мне в голову! Ты красива, и я не думаю, что мужчины стали бы проявлять терпение, обращаясь с тобой. Думаю, им захотелось бы получить от тебя превосходное обслуживание без колебаний или компромиссов. Да, ты достаточно красива, так что радуйся Дорин тому, что мужчины, что появляются в твоих снах, не существуют, поскольку, окажись ты в их власти, в их руках, и тебя ждали бы только насилие, оскорбления и непередаваемые унижения. Я презрительно усмехнулась. Ты даже представить себе не можешь, что они могли бы сделать с беспомощной тобой, во что они могли бы превратить тебя. Чем бы ты могла стать в этом случае? Какая же ты надменная! Ты что же, правда думаешь, что я тебя не знаю, что ты, и кто ты? Возможно, тебе кажется, что ты спряталась от всего мира, но от меня-то тебе не спрятаться! Я-то знаю тебя, и что ты собой представляешь! Говори правду или быть тебе битой! Чем ты могла бы стать на самом деле! Чем ты могла бы стать, я тебя спрашиваю! Ты же в глубине своего сердца это знаешь, и знаешь прекрасно, ты, мелкая смазливая лицемерка, не так ли!
Девушка в зеркале вначале казалась удивлённой, затем на её лице появилось недовольная гримаса, и наконец, злость.
— Разве это не так? — бросила я ей.
— Да! — всхлипнула она. — Это правда!
— Не слишком ли много одежды на тебе? — ядовито поинтересовалась я, не сводя с неё глаз, и она стянула с себя этот крохотный лоскут шёлка. — Вот теперь ты можешь станцевать.
Девушка вызывающе смотрела на меня из глубины зеркала.
— Тебе же хочется танцевать, — сказала я ей. — Ну, так, танцуй!
Пораженная, я смотрела на извивающуюся в зеркале её. Или нет? На себя!
— Кто ты? — спросила я. — Кто научил тебя так двигаться? Откуда ты взялась? Неужели ты на самом деле Дорин? Ты не можешь быть Дорин, ведь я столько раз видела её прежде. Ты — это я? Действительно ли мы — одно и то же? Несомненно, она не может быть мной! Ведь никто и никогда не показывал тебе такого танца! Неужели этот танец, скрывался в тебе всё это время? Неужели мы можем быть одним и тем же? Нет, этого не может быть! Конечно же, я должна немедленно прекратить это! Ты — та Дорин, которую я должна скрывать, та Дорин, которую я должна, и неважно чего мне это будет стоить, никогда и никому не показывать, её не просто не должны заметить, но даже заподозрить о её существовании! Ты — та Дорин, которую я должна отрицать. Ты — та Дорин, которую я должна спрятать от всех! И всё же ты — моё настоящее я. Я знаю это! Выходит, именно своё истинное я, мне придётся отрицать и прятать!
Я следила за ней.
— Ты сука! — выплюнула я ей оскорбление. — Ты обычная грязная сука! Ты бесполезная, нахальная, маленькая сучка!
Я смотрела в зеркало. Какой бесстыдной, какой бессмысленной, какой ужасной дешёвкой была она, эта девушка в зеркале, эта извивающаяся, изумительная, неудержимо чувственная маленькая сучка!
И она продолжала танцевать.
Я видела, что в действительности она была ничем, она стоила дешевле грязи под ногами богов, но одновременно с этим, по-своему, благодаря её танцу, красоте и женственности, она обладала невероятным богатством и властью. В том смысле, в котором свободный человек был бесценным, она ничего не стоила, но, в то же время, и я не могла не заметить этого, у неё была некая ценность, такая же ценность, какая могла быть у пары ботинок или породистой собаки. Она относилась к тому виду людей, у которых имеется конечная, измеримая ценность. Она была тем видом женщины, за которую могла быть назначена справедливая цена.
Мои ноги внезапно стали ватными, и я без сил повалилась на пол. В мои обнажённые бедра и бок впились грубые ворсинки ковра. В испуге я сжалась в позу эмбриона и, обхватив руками свои плотно сжатые колени, залилась слезами. Что я видела? Что я делала? Я не могла понять произошедшего. Не было больше девушки в зеркале. Я осталась в одиночестве. Моё тело дрожало от пережитого.
Как была голой, я пролежала на том коврике ещё около часа, уставившись на колыхание теней от мерцающего света свечи. Меня окружала тишина, лишь изредка нарушаемая доносившимися с улицы звуками проезжающих машин. А потом свеча догорела, и комната погрузилась во тьму.
2. Словарь
— Книга — вот здесь, — указала я, — на нижней полке.
— Достаньте её, — велел он.
Конечно же, после того раза, я ни разу не осмелилась надеть на себя тот крошечный шёлковый лоскут. Мне хватило тех эмоций, что довелось испытать той ночью. Родившиеся во мне ощущения оказались слишком глубокими и поразительными, слишком позорными и ужасными, и одновременно непередаваемо драгоценными и прекрасными. Но тот лоскут так и остался лежать в комоде, спрятанный среди моих вещей. Тем не менее, моя жизнь с тех пор, как я увидела себя в зеркале, изменилась, так или иначе, если не как объективный или очевидный факт, то как перспектива или понимание того, что я встретила и бесспорно осознала, что именно было моей истинной сущностью, той сущностью, которую я должна безоговорочно отрицать, и которой должна всячески сопротивляться, сущность, у которой нет и не может быть места в моём мире.
— Да? — отозвалась я, отрываясь от своего занятия и поднимая глаза на посетителя.
Мне показалось, что моё сердце вот-вот остановится. Его крупная, но гибкая фигура возвышалась надо мной. Длинные руки, даже на первый взгляд казались необыкновенно сильными. Одет он был в тёмную костюм двойку с галстуком. Однако эта одежда смотрелась на нём несколько инородно, если не сказать, как на корове седло. Мне не показалось, чтобы мужчина чувствовал себя в ней непринужденно, как в привычном, повседневном предмете одежды. Костюм выглядел чужим и чуждым на его мощном теле. Но, что меня поразило в нём больше всего, это его глаза, и то, как он смотрел на меня. Не уверена, что смогла бы объяснить, что именно было в этом взгляде, но он испугал меня до дрожи в коленях. Это почти необъяснимо, но у меня было такое ощущение, как будто его глаза могли видеть сквозь мою одежду. Возможно, этот мужчина видел множество женщин, и у него не возникло трудностей с тем, чтобы представить очертания моих самых интимных мест. В тот момент я действительно почувствовала себя перед ним совершенно голой. Затем он поднял голову и окинул зал взглядом. Мне показалось, что он понял, как я могла почувствовать себя под его пристальным взглядом.
— Да? — отдышавшись, повторила я, настолько любезно, насколько смогла.
Его глаза стремительно и жёстко упёрлись в меня. Его не интересовало моё притворство, или мои уловки. Я быстро опустила голову, будучи неспособна, встретиться с этими глазами. Мне трудно объяснить это, но если вы встретите такого мужчину, то вы сразу поймёте меня и почувствуете то же самое. Перед таким мужчиной женщина не может не почувствовать себя ничем. Через мгновение, я каким-то образом ощутила, что посетитель снова отвернулся и смотрит в сторону. Мне показалось, что он смилостивился и освободил меня от своего тяжёлого взгляда. Я совсем немного подняла голову, так чтобы увидеть его фигуру, но избежать риска встречи с его глазами, повернись он снова.
— У Вас найдётся «Словарь классических древностей» Харпера? — спросил он.
— Конечно, — облегчённо ответила я, внезапно почувствовав, что наши отношения стали объяснимыми и деловыми. — Его номер имеется в картотеке.
Я вновь ощутила, что он смотрит на меня.
— Вы можете определить номер в картотеке, — проговорила я, но мужчина не сдвинулся с места, и даже не дёрнулся в сторону картотеки.
— Вы сможете найти картотеку? — уточнила я.
Но посетитель сохранял молчание. Я почувствовала, что он начинает раздражаться. Он что, решил, что я должна сопровождать его?
— Если Вы уже знаете номер, то просто скажите мне, и я смогу подсказать, где находится книга, — сказала я и, услышав цифры, кивнула и продолжила, — Вам надо в тот проход слева, до конца, нужная вам книга на нижней полке.
— Проводите меня, — внезапно сказал посетитель.
— Но, я занята, — попыталась увильнуть я.
— Я так не думаю, — усмехнулся он.
Безусловно, он был прав. В данный момент, я действительно была свободна. Похоже, мужчина определил это прежде, чем подойти к столу регистрации. Не знаю почему, но у меня появилось отчётливое и тревожное ощущение, что этот странный незнакомец может запомнить и в будущем, в некотором роде, предъявить мне счёт за каждую малейшую провинность или задержку.
Я поднялась из-за стола. Он отступил в сторону, пропуская меня вперёд. Волей-неволей, мне пришлось идти впереди, впрочем, надо признать, это было разумно, поскольку именно я была той, кто знал, где находится искомая книга. Безусловно, идя перед ним, я чувствовала себя весьма скованно. Кстати, насколько мне было известно, из пользователей библиотеки никто и никогда не проявлял какого-либо интереса к этой книге. По крайней мере, я об этом не слышала, хотя проработала в этой библиотеке довольно долго. Речь шла об обычной справочной работе в своей, весьма узкой области. Само собой, благодаря каталожному номеру я знала, где именно находилась полка, а также примерное место на полке, просто потому, что была обязана держать такие сведения в памяти. Двигаясь впереди мужчины, я нырнула в проход между стеллажами, похожими на две стены, узкое пространство между которыми, внезапно показалось мне ещё уже и темнее, чем обычно, хотя библиотека была неплохо освещена. Каким-то шестым чувством, я ощущала присутствие мужчины позади себя. Он совершенно не был похож на классического учёного.
— Возможно, Вы ищите какие-то сведения для кроссворда, — в шутку предположила я и осеклась, внезапно испугавшись своего поступка.
Несомненно, моё замечание было глупой шуткой, ведь он мог предъявить мне счёт даже за такую малость. Не исключено, что это ему могло не прийтись по вкусу. Впрочем, какое мне дело до того, что ему может понравиться, а что нет?
— Вы носите юбку, — послышался голос из-за моей спины.
Я остановилась, словно уперевшись в стену, обернулась и бросила на него испуганный взгляд. То, что он был довольно крупным мужчиной, я заметила сразу, но здесь, в замкнутом, ограниченном по обе стороны стеллажами пространстве, он казался просто гигантом. Внезапно, я почувствовала себя совсем крошечной перед ним. Он возвышался надо мной, такой несуразный в этом костюме и галстуке, казалось, заполняя всё пространство прохода.
— Книга здесь? — как ни в чём не бывало, спросил мужчина.
— Нет, — пролепетала я, внезапно почувствовав, и это напугало меня ещё больше, что он сам знал, где находится искомая книга, он прекрасно знал, где надо её искать.
Я повернулась, продолжила идти по проходу, и уже через мгновение мы были на месте, с которого можно было увидеть справочник, стоявший на нижней полке.
— Это здесь, — указала я, — на нижней полке, вон та большая книга. Вы даже можете разглядеть название.