Историко-книговедческий аспект работы библиотек реализуется в поэкземплярном изучении фондов, выявлении книжных памятников, их описании. Главное, что отличает библиотечный аспект этой деятельности, – особое внимание к судьбе книги, ее провенансу, благодаря чему научному сообществу представлен богатый материал в области не только книговедения, но и биографики и просопографии. Практическим результатом подобных исследований стали выпускаемые библиотеками каталоги экслибрисов, включающие не только сведения об этой форме малой графики, но и биографические сведения о владельцах книг, художниках, данные о судьбе книжных собраний [Архипова, 2010; Пчелов, 2010, и др.] и сводные каталоги книжных памятников [Пирогова, Белобородов, 2005–2007; Русские издания гражданской печати XVIII века в хранилищах Хабаровского края, 2010]. До их выхода информация о том, какие книжные сокровища хранятся в региональных библиотеках, была научной общественности практически недоступна.
В тесной связи с изучением книжных коллекций в библиотеках развивалось и изучение истории библиотек. Интересы библиотечных специалистов не ограничиваются историей собственного учреждения, хотя ему уделяется особое внимание. Изучаются давно исчезнувшие библиотеки [Потупчик, 2011]. О масштабах и распространенности подобных исследований в библиотеках говорит тот факт, что наряду с региональными научными конференциями на протяжении двух десятилетий ежегодно, чередуясь в Москве и Санкт-Петербурге, проходили общероссийские конференции, посвященные истории библиотек: «Библиотека в контексте истории» (Москва, РГБ) и «История библиотек» (Санкт-Петербург, РНБ). Результаты зафиксированы в ряде монографий по истории отдельных библиотек и сборниках, посвященных истории библиотек регионов [Маломётова, 2008; Общедоступные библиотеки Москвы в контексте истории, 2014].
Научно-организационная поддержка исторических исследований. Изложенное выше (историко-краеведческая и научно-исследовательская работа) подвигло библиотеки к развитию нетипичных для них, но присущих научным учреждениям, форм работы – проведению научных конференций, «круглых столов», семинаров.
В традиции крупных научных библиотек со статусом научно-исследовательских институтов было проведение ежегодных или разовых научных конференций: «Федоровские чтения» Государственной библиотеки СССР им. В.И. Ленина, посвященные истории книги, сменили «Румянцевские чтения» РГБ с более широкой проблематикой. ГПИБ России проводила конференции под девизом «Библиотеки и история», регулярные научные конференции проходили в Библиотеке Академии наук. Более типична работа библиотек по организации площадок для общения профессиональных историков – проведение «круглых столов», дискуссий. Такая форма поддержки исторической науки в прошлые годы была характерна для Исторической библиотеки.
Современный этап коммуникации библиотечного и научного сообществ ознаменовался феноменом научных конференций, проводимых самими библиотеками с приглашением ученых-историков участвовать в них на равных с библиотечными специалистами условиях. Это приобрело систематический (часто – ежегодный) характер. С присущей им скромностью библиотеки, как правило, называют свои конференции «чтениями» и посвящают их какой-либо значимой для данного региона или библиотеки фигуре. Заслуженный авторитет в научной среде завоевали «Чертковские чтения» ГПИБ России, «Петряевские чтения» Кировской областной научной библиотеки им. А.И. Герцена и многие другие.
Даже библиотеки, не выполняющие независимых исследований, организовывают конференции. В некоторых случаях библиотеки инициируют встречи заинтересованной аудитории с хорошо известным исследователем («Опочиненские чтения» в городе Мышкине Ярославской области). Во всех случаях библиотеки, организуя конференции, предоставляют пространство для дискуссии, демонстрируют книжную выставку, готовят библиографические материалы. Данная форма поддержки научного сообщества с их стороны особенно актуальна в ситуации снижения количества научных конференций в академической среде. Они стали привычным местом для встречи исследователей и общественности, для обсуждения текущих исторических и политических вопросов.
Благодаря деятельности по информационному обеспечению, в том числе исторической науки, научно-библиографической работе, усилиям по формированию коллекций и облегчению доступа к ним, благодаря собственным исследованиям, библиотеки – несмотря на многие нерешенные вопросы – являются важным элементом жизни исторической науки. А научное сообщество оказывает влияние на жизнь и деятельность библиотек не только как благодарный «потребитель» их услуг, но и как ответственный партнер в решении задач, волнующих и библиотекарей, и историков.
Библиография
Архипова Е.И. Экслибрисы библиотек и частных коллекций в фонде Тверской областной универсальной научной библиотеки им. А.М. Горького: иллюстрированный каталог. Тверь: Тверская ОУНБ, 2010. 71 с.
Большие и малые библиотеки России: Справочник. М.: Либерея, 2000. 318с.
История дореволюционной России в дневниках и воспоминаниях: Аннот. указ, книг и публикаций в журналах. Т. 1: XV–XVIII века / Науч. рук., ред. и введение проф. П.А. Зайончковского. М.: Книга, 1976. 301 с.
Маломётова З.А. «Для удовлетворения любознательных умов к дальнейшему образованию…» Очерки из истории Астраханской областной библиотеки им. Н.К. Крупской. 1838–2008. Астрахань, 2008. 351 с.
Маркова Т.Б. Библиотека-музей как место памяти// Вестник СПбГУ. Сер. 6. 2009. Вып.4. С. 87–91.
Московские коллекции самиздата. Материалы к сводному каталогу самиздата и независимой периодической печати / Сост. Е. Струкова, М. Паскалова, С. Соловьева. М.: Из глубин, 1992. 264 с.
Нора П. Проблематика мест памяти // Франция-память. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 1999. С. 17–50.
Общедоступные библиотеки Москвы в контексте истории. 1884–1941: Сб. ст. М.: Б-ка-читальня им. И.С. Тургенева, 2014. 235 с.
Памятные книжки губерний и областей Российской империи, указатель содержания: В 2 ч. / Рос. над. б-ка; [сост. Н.М. Балацкая и др.; науч. ред. В.В. Антонов, Н.М. Балацкая]. СПб.: Дмитрий Буланин, 2002.
Печать Российской Федерации. Электр, ресурс http://www.bookchamber.ru/ statistics.html
Пирогова Е.П., Белобородов С.А. Сводный каталог книг гражданской печати XVIII – 1-й четверти XIX века в собраниях Урала: В 2 т. Екатеринбург: Сократ, 2005–2007.
Русские издания гражданской печати XVIII века в хранилищах Хабаровского края: Каталог / Радишаускайте Н.В. и др. Хабаровск: Дальневосточная гос. науч. б-ка, 2010. 137 с.
Потупчик М.Н. Первая техническая библиотека Западной Сибири // Пользуновский альманах. 2011. № 2. С. 56–60.
Россия и российская эмиграция в воспоминаниях и дневниках: Аннот. указ, кн., журн. и газетн. публ., изд. за рубежом в 1917–1991 гг. / Гос. публ. ист. б-ка России, Стэнфорд, ун-т. Т. 1–4 (5 кн.). М.: Российская политическая энциклопедия, 2003–2006.
Сводный каталог якутской книги (1812–1917 гг.)/ Над. б-ка Респ. Саха (Якутия), Науч. – исслед. центр кн. памятников; [сост.: Т.А. Андросова, С.И. Бойтунова, В.Б. Борисов и др.; науч. ред. С.В. Максимова]. Новосибирск: Наука, 2015. 520 с.
Советское общество в воспоминаниях и дневниках: Аннот. библиогр. указ, кн., публ. в сб. и журн. М.: Книга, 1987–2017.
Экслибрисы и штемпели на книгах Научной библиотеки РГГУ: антология / Рос. гос. гуманит. ун-т; авт. – сост. Е.В. Пчелов; худож. С.С. Ипполитов. М.: Изд. центр РГГУ, 2010.440 с.
Архивы, библиотеки, музеи в глобальной информационной среде
Archives, Libraries, Museums in the Global Information Environment
УДК 0
Ю.Ю. Черный,
Yu. Yu. Chernyy
Аннотация: в статье представлена логика эволюции институтов социальной памяти (архивов, библиотек и музеев) со времени их возникновения до наших дней. Показано, что в рукописную эпоху архивы, библиотеки и музеи представляли собой единое целое. Делается предположение, что конвергенция институтов социальной памяти в электронную эпоху является возвращением к истокам на новом технологическом уровне. Описывается направление развития глобальной информационной среды примерно до 2040 г. в сторону формирования глобального мозга – коллективного интеллекта человечества. Специальное внимание уделяется проекту «Нейронет» (Web 4.0) – одной из перспективных разработок в рамках Национальной технологической инициативы Российской Федерации.
Abstract: the article presents the logics of the evolution of social memory institutions (archives, libraries and museums) since their inception to the present day. It is shown that in the era of handwritten archives, libraries and museums represented a single entity. It is assumed that the convergence of the institutions of social memory in a digital age is a return to the origins of a new technological level. Development of global information environment vector is described up to approximately 2040 in the direction of a global brain formation – collective intelligence of humanity. Special attention is paid to the project «Neuronet» (Web 4.0) – one of the most promising developments in the framework of National Technological Initiative of the Russian Federation.
Ключевые слова: архивы, библиотеки, музеи, социальная память, рукописная коммуникация, электронная коммуникация, Интернет, глобальный мозг, коллективный интеллект, ноосфера, Нейронет, трансгуманизм, конвергенция, индустриализм, постиндустриализм, глобализм, глобальная информационная среда.
Keywords: archives, libraries, museums, social memory, hand-written communication, electronic communication, the Internet, global brain, collective intelligence, the noosphere, Neuronet, transhumanism, convergence, industrialism, post-industrialism, globalism, global information environment.
Введение. Американский философ, социолог и футуролог Э. Тоффлер предсказывал, что в конце XX – начале XXI в. социальная борьба развернется не между политическими системами, а между силами, представляющими Вторую (индустриальную) и Третью (постиндустриальную) волны развития цивилизации. Она завершится примерно к 2025 г. победой Третьей волны. Масштабными социокультурными изменениями будут затронуты все сферы жизни, в том числе и система социальной памяти. Решающую роль в процессе ее преобразования сыграет компьютер. Он усилит интеллектуальные способности человека так же, как машины индустриальной эпохи в свое время усилили его физические возможности.
14-ю главу книги 1980 г. «Третья волна» Тоффлер посвятил изменению интеллектуальной среды [Тоффлер, 1980]. Он писал, что все виды памяти можно разделить на индивидуальную (частную), не доступную для других, и память общую, открытую для совместного доступа (социальную). Частная память умирает вместе с человеком, а социальная продолжает существование. В способности хранить и отыскивать информацию в общей памяти и заключается секрет успешного эволюционного развития нашего вида. То, каким образом мы создаем, накапливаем социальную память или пользуемся ею, затрагивает самые истоки судьбы.
На протяжении своей истории человечество дважды коренным образом меняло способ организации социальной памяти. Первоначально социальные группы были вынуждены накапливать общую память в головах родо-племенных старейшин и мудрецов. Важнейшие сведения (о том, как развести огонь, заострить палку, заманить в ловушку птицу, вязать плоты или ходить за быками) хранились в форме истории, мифа, традиционного практического знания и легенды и передавались устно или на примерах. Весь накопленный опыт группы размещался в нейронах, нервной ткани и конъюгациях (соединениях) хромосом людей. При этом объем социальной памяти был жестко ограничен.
Цивилизация Второй волны извлекла социальную память из-под «черепной коробки», нашла новые способы ее хранения и тем самым вывела ее за рамки прежних ограничений. Она изобрела картотеки, распространила массовую грамотность, построила тысячи библиотек и музеев. Увеличив запас кумулятивного знания, она ускорила процессы нововведений и социальных перемен.
Создавая инфосферу Третьей волны, мы находимся на пороге очередного преобразования социальной памяти. При помощи новейших электронных средств деятельность общества самым подробным образом регистрируется в записи. Вскоре мы вплотную приблизимся к цивилизации «фотографической» памяти. В отличие от совсем недавнего времени цивилизация Третьей волны будет иметь в своем распоряжении гораздо лучше организованную информацию о себе самой.
Но дело не только в количественных изменениях. Третья волна снова вдохнет в свою память жизнь. Первоначально, когда социальная память накапливалась в человеческих умах, она подвергалась постепенному разрушению, пополнению, смешиванию, комбинированию, но оставалась деятельной, энергичной и потому живой. После того, как промышленная цивилизация вывела большую часть социальной памяти за пределы индивидуального мозга, память стала объективированной (воплощенной в документальных артефактах – книгах, платежных ведомостях, газетах, фотографиях и фильмах), но вместе с тем неподвижной и пассивной. Эти символы оживали лишь в том случае, когда снова вводились в человеческий мозг. Поэтому цивилизация Второй волны, радикальным образом расширив социальную память, в то же время заморозила ее.
Активизация новоявленной расширенной памяти в эпоху Третьей волны высвободит в культуре новые силы. В отличие от традиционной библиотеки или каталога, компьютер не только поможет организовать или синтезировать «крупицы информации» в согласованные модели реальности, но и раздвинет границы возможного. Он сделает реальным поток невообразимых ранее теорий, идей, идеологий, художественных озарений, технических прорывов, экономических и политических инноваций, ускорит процесс исторических изменений и обеспечит резкий сдвиг в сторону социального многообразия Третьей волны.
Во всех предшествующих обществах инфосфера предоставляла средства коммуникации между людьми. Третья волна не только приумножит их, но и впервые в истории обеспечит мощные средства для коммуникации между машинами и для общения людей с окружающей их интеллектуальной средой. Революция в инфосфере станет столь же грандиозной и поразительной, как и революция в техносфере – энергетической и технологической основе общества.
Вдохновенный пророческий дар Тоффлера, к тому же получивший подтверждение в ходе дальнейшего развития событий, не может оставить равнодушным. Вместе с тем в рассуждениях американского ученого содержится одна неточность. Из-под «черепной коробки» социальную память извлекла цивилизация не Второй (индустриальной), а Первой (аграрной) волны, пришедшая на смену охотничье-собирательскому (доаграрному) обществу. Поэтому из поля зрения Тоффлера выпал весь период рукописной коммуникации, длившийся несколько тысяч лет с момента изобретения письменности до движения Реформации (XVI–XVII вв.). Институты социальной памяти возникли именно в то время и имели иной вид, чем в более позднюю индустриальную эпоху.
Архивы, библиотеки и музеи в период рукописной коммуникации. Своим появлением архивы, библиотеки и музеи обязаны изобретению письменности. Традиционно считается, что она возникла на основе протописьменных знаковых систем в IV–III тыс. до н. э. Однако в последние годы все чаще говорят о необходимости удлинения этого срока еще на два-три тысячелетия [Гринченко, 2007. С. 132–133].
Способность фиксировать устную речь в знаковой форме и передавать ее в пространстве и времени зародилась в первых цивилизациях древности: месопотамской, древнеегипетской, критской, индусской, древнекитайской и мезоамериканской. Информационная революция эпохи неолита, которой предшествовал длительный период существования бесписьменного общества [Семеновкер, 2007; Столяров, 2009], была связана с потребностями цивилизационного развития – появлением городов, торговли и ремесел, образованием мощных централизованных государств, классовым расслоением населения [Соколов, 2014. С. 96]. Значение изобретения письменности для общества настолько велико, что время ее возникновения разделяет историю человечества на две эпохи – доисторическую (первобытную) и историческую.
Основными функциями архивов, библиотек и музеев были и остаются сбор, обработка, хранение и передача информации. Б.А. Семеновкер указывает, что первоначально организационная триада информационной деятельности составляла единое целое и лишь впоследствии из-за различий в составе и технологии произошло ее естественное разделение. Архивы аккумулировали документы о деятельности человека, общества и государства (документы «действия» и «решения»), библиотеки – материалы творческой деятельности литературного, научного и художественного содержания (документы «мысли»), а музеи – разнообразные материальные объекты жизнедеятельности человека и природы [Семеновкер, 2011. С. 5]. Вместе с тем в рукописную эпоху каждый из институтов сохранял в своем составе элементы двух других: архивные фонды включали книги и материальные объекты, библиотеки имели архивы и музейную часть, нередко с постоянной экспозицией, а музеи – документы и книги, в том числе архивы и подсобные библиотеки. В древности и в Средние века архивы и библиотеки представляли собой один институт, особенно в монастырях. Это объясняется тем, что до появления книгопечатания оба института занимались исключительно рукописями. В ранних европейских музеях библиотеки тоже являлись частью их собраний.