В сем отступлении Кутузова российский арьергард имел с неприятельским авангардом значительные сражения. Таким образом, российская армия приблизилась к Москве, и 29-го числа главная квартира генерал-фельдмаршала Кутузова находилась в деревне Наре.
Здесь фельдмаршал Кутузов узнал, что корпус вице-короля итальянского находился около Рузы, и для того предписал он генерал-адъютанту барону Винценгероде идти с отрядом своим к Звенигороду, дабы закрыть по той дороге Москву, а сам с главною армией подвигался к столице. Но поелику на сем недальнем расстоянии не представилось князю Кутузову такой позиции, на которой мог бы он с надежностью принять неприятеля, и войска, с которыми надеялись мы соединиться, не могли еще подоспеть, неприятель же, получив в сие время сильную помощь, пустил две новые колонны (одну с юго-западной стороны по Боровской, а другую с северо-западной по Звенигородской дорогам), стараясь действовать на тыл россиянам от Москвы, то Кутузов не отважился снова на баталию, предусматривая заранее, что последствием оной было бы не только разрушение армии, но и кровопролитнейшая гибель народа, и превращение в пепел самой Москвы без всякой для России выгоды.
Совет Кутузова с генералами пред Москвою
В крайне сомнительном положении Кутузов, остановясь 1 сентября пред столицею Москвою в деревне Фили, составил из первенствующих генералов Совет, и по совещанию их (хотя некоторые из них были противного с ним мнения) решился попустить неприятеля войти в Москву, из коей сокровища, арсенал и все почти имущества как казенные, так и частные были вывезены; и жителей в столице оставалось весьма мало.
Изречение князя Кутузова о Москве
Вождь российских сил, измерявший чувствования других по собственному человеколюбивому сердцу, не предполагал, чтобы Наполеон, заняв город без сопротивления, предал его на разграбление и разорил зажигательством. Надобно здесь заметить те многоразличные суждения, которые происходили между политиками в рассуждении добровольной отдачи Москвы в руки неприятеля. Многие из нас по сию пору обвиняют Кутузова в том, что он в это время будто равнодушен был. Ах! Если бы знали они, сколько князь Кутузов скорбел в сие время о потере града, который любил он не менее, как каждый верный сын России! Часто он, воздыхая и возводя взоры свои на Небо, говорил с растерзанным скорбию сердцем: «Москва! Ежели Вседержитель, которого судьбы непостижимы, предопределил тебе временно быть жертвою неблагодарности иноплеменников; за то горько восплачут они по тебе, своей гостеприимнице; и ужасна будет гибель их».
От 30 августа и сентября 2 и 3 генерал Эртель из Мозыря донес, что он разбил неприятеля по Минской и Могилевской губерниям, много взял в плен офицеров и нижних чинов и получил в добычу великое множество провианта и фуража.
Предписание князя Кутузова генералам Милорадовичу и Винценгероде
Итак Кутузов, дав повеление начальствующему российским арьергардом генералу Милорадовичу известить генерала Себастиани, командовавшего авангардом французским, что столица уступается неприятелю без бою; и чтобы не сделано было со стороны неприятелей никакого насилия российскому обозу, выступавшему из города для соединения с армией, оставил 12 сентября Москву и двинулся с армией от сей столицы к Югу, расставив наблюдательные отряды войска по дорогам, ведущим от Москвы в разные стороны, и положась зайти неприятелю в тыл, что и выполнил по предположению.
Выступая из Москвы, князь Кутузов предписал генерал-адъютанту Винценгероде держаться самому на Тверской дороге, а между тем по Ярославскому пути иметь казачий полк для охранения жителей от набегов неприятельских партий.
Донесение князя Кутузова Государю Императору о причинах, побудивших попустить неприятеля в Москву
В сих толико критических обстоятельствах вдохновенный Богом вождь Александра, прибыв в местечко Жилино, донес Его Императорскому Величеству от 4 сентября следующее:
«После столь кровопролитного, хотя и победоносного с нашей стороны 26 августа сражения, должен я был оставить позицию при Бородине по причинам, о которых имел счастие донести Вашему Императорскому Величеству (после того сражения армия была весьма ослаблена). В таком положении приблизились мы к Москве, имея ежедневно большие дела с авангардом неприятельским; и на сем недальнем расстоянии не представилось позиции, на которой мог бы я с надежностью принять неприятеля. Войска, с которыми надеялись мы соединиться, не могли еще прийти; неприятель же пустил две новые колонны, одну по Боровской, а другую по Звенигородской дорогам, стараясь действовать на тыл мой от Москвы; а потому не мог я никак отважиться на баталию, которой невыгоды имели бы последствием не только разрушение армии, но и кровопролитнейшую гибель и превращение в пепел самой Москвы.
В таком крайне сомнительном положении, по совещанию с первенствующими нашими генералами, из которых некоторые были противного мнения, должен я был решиться попустить неприятеля войти в Москву, из коей все сокровища, арсенал и все почти имущества, казенные и частные вывезены; и ни один почти житель в ней не остался. Осмеливаюсь всеподданнейше донести Вам Всемилостивейший Государь, что вступление неприятеля в Москву не есть еще покорение России. Напротив того, я с армией делаю движение на Тульской дороге. Сие приведет меня в состояние прикрывать пособия, в обильнейших наших губерниях заготовленные. Всякое другое направление пресекло бы мне оные, равно и связь с армиями Тормасова и Чичагова. Хотя не отвергаю того, чтобы занятие столицы не было раною чувствительнейшею; но не колеблясь между сим происшествием и теми событиями, могущими последовать в пользу нашу с сохранением армии, я принимаю теперь в операцию со всеми силами линию, посредством которой с дорог Тульской и Калужской партиями моими буду пресекать всю линию неприятельскую, растянутую от Смоленска до Москвы, и тем самым, отвращая всякое пособие, которое неприятельская армия с тылу своего могла бы иметь, и обратив на себя внимание неприятеля, надеюсь принудить его оставить Москву и переменить всю операционную линию. Генералу Винценгероду предписано от меня держаться самому на Тверской дороге, имея между тем по Ярославской казачий полк для охранения жителей от набегов неприятельских партий. Теперь, не в дальнем расстоянии от Москвы, собрав мои войска, твердою ногою могу ожидать неприятеля; и пока армия Вашего Императорского Величества цела и движима известною храбростию и нашим усердием, дотоле еще возвратная потеря Москвы не есть потеря Отечества. Впрочем Ваше Императорское Величество Всемилостивейше согласиться изволите, что последствия сии нераздельно связаны с потерею Смоленска».
Какие истинные предречения! События, совершившиеся после сего донесения, в свежей памяти у каждого россиянина. Кто не сознает во глубине своего разума, что светлейший был свыше озарен благодатным вдохновением?
Вступление французов в Москву и злодейства их в столице
Итак, оставленная Москва занята была французами 2 сентября. Тогда Наполеон воскликнул к своим полчищам: «Солдаты! Вы достигли пределов Славы, которая увековечит имена ваши. Летописи французские возвестят о подвигах ваших грядущим поколениям…» Подлинно, что почти все они достигли пределов славы и спокойно уснули на зимних квартирах в России. А о Наполеоне грядущие времена будут отзываться с проклятием. В столице России Наполеон встретил древнюю твердость и мужество россиян. Хотя вся Российская Империя погружена была в печаль и глубокое уныние, но она нимало не предавалась страху, нимало не отступала от Надежды. Издревле доказанный твердый дух россиян не поколебался сим несчастней. Татары под предводительством Батыя в 1237 году, когда Россия разделена была на многие княжества, одно с другим в несогласии жившие, и поляки под начальством гетмана Желковского в 1612 году, когда князь Пожарский был то, что князь Кутузов, входили в Москву подобным образом, но не могли удержать ее за собою. В 1812 году, когда Россия находилась под одним скипетром всеми обожаемого Александра, и Кутузов по манию мощной десницы его исходил на поприще Пожарского, россияне весьма мало думали о вступивших в Москву злодейских полчищах.
Первый в Москву вступил неаполитанский король Мюрат с 600 человек звероподобной гвардии и оною прямо занял Кремль для квартиры Наполеона. После входила вся армия с обнаженными мечами. С музыкою и барабанным боем. Впрочем, тощие солдаты Наполеона были в чрезвычайно изорванных мундирах. Другие колонны пестрились, подобно стаям сорок, разноцветностью одеяния: воины сии шли одни в заплаченных мундирах, другие в шинелях, во фраках, в фуфайках, в русских армяках, польских бекешах, немецких кафтанах и в других странных нарядах. С начала прибытия в Москву французы уверяли, что они идут не для притеснения, а для дарования вольности и установления порядка; но, вступив в город, и проведши ночь под ружьем, поутру 3 сентября злодеи с остервенением бросились на расхищение Москвы. Первое дело их было добраться до напитков. Все питейные дома и винные погреба наполнились сими разбойниками. Напившись, они рассыпались шайками по домам жителей. Смертоубийство от рук варваров и вопль устрашенного народа, искавшего спасения, при осветившейся темноте от пламени пылающих зданий, представляли ужасное зрелище. Глубокая ночь и изнеможенные силы чудовищ только прекратили сии буйства до другого дня, до которого разбежавшиеся из домов своих по городу жители скитались, подобно теням, по темным закоулкам. После того грабители возобновляли свои неистовства, в коих участвовали не только офицеры, но даже генералы. Несчастных жителей за малейшую просьбу об оставлении их по крайности в рубашках безжалостно предавали смерти. Шкапы, сундуки, столы, зеркала разбивали вдребезги; книги рвали и листы распускали по воздуху. Другие, не нашед никого в доме из жителей, осматривали все части оного и, нигде не увидев добычи, предавали здание огню.
Но сего еще недовольно: они в храмах Господних, в которые толпами вбегали с неистовством, рвали с престолов и жертвенников одеяния, расхищали ризницы, расхватывали чаши, кресты, кадила, украшения алтарей, оклады святых икон и другие утвари (ежели какие оставались невывезенными); за неподельчивость друг друга тут же убивали; или, разломав иконостасы, превращали святилища церквей в конюшни. Беспредельное милосердие Божие нигде столько не явило чудес долготерпения своего, как в сем случае: гром праведного и страшного прещения Его не поражал тогда беззаконных, ожидая еще покаяния: но за то отступившим вовсе от совести ужасная и мучительная смерть была потом возмездием за их злодеяния, как последствия откроют.
Маршал Франции Иоахим Мюрат
Каждый день крик бесчинствовавших тиранов и стон умиравших приводили всякого в ужас и содрогание. Женщины и дети были беззащитною жертвою неистовств и поруганий. Некоторые улицы покрыты были разгнившимися телами человеческими и конскими падалищами, кои, заражая воздух смрадом своим, дыхание отнимали. Река Москва, озера и колодцы завалены были ими совершенно, и загустевшая от них вода была смертоносною отравою. Дома (если какие остались от пламени неразрушенными) варвары разбивали бревнами и пушками, так что чрез месяц и 8 дней пребывания французов в Москве из 14000 зданий едва осталось 5000. Прочие все истреблены были пламенем, на месте коих остались одни развалины, покрытые пеплом и обгоревшими человеческими трупами.
Странность одеяния французского войска в Москве также заслуживает быть известною в истории. Из воинов Наполеона иной стоял на часах в священнических ризах с ружьем, в воинской треугольной шляпе с пером и босиком; другой в женском коротком салопе, подпоясавшись гусарским поясом, в мужицкой круглой рыжей шляпе, в панталонах и в лаптях; третий в рясе монашеской и гренадерской каске; тот в старинном русских бояр кафтане, в мужицкой новгородской шапке. И в одном башмаке, а в другом лапте; тот в лакейской ливрее; и всяк в том, что мог достать для прикрытия наготы своего тела.
В пищу от голоду французы употребляли в Москве лошадей, собак, кошек, ворон и даже мертвых людей и умерших своих собратий, ибо продовольствие совершенно у них исчезло.
Но да закроется от читателей наших сие страшное зрелище, которое представляла Москва, вмещавшая в себе хищных врагов нашего Отечества разных племен, покоренных дерзким и властолюбивым корсиканцем. Который мечтал, изготовив в оном узы рабства для России, давать посредством ее законы целому свету! Обратимся снова к князю Кутузову.
Глава III
Деятельность и прозорливый план князя Кутузова при отступлении от Москвы. Объявление о занятии Москвы неприятелем
Мудрый вождь российских сил нимало не колебался между сими ужасными событиями и несомненною надеждою восторжествовать над врагами своего отечества. Дальновидность и деятельность его как главного предводителя воинства рождали и в подчиненных ему отважность, предприимчивость и неустрашимость. От прозорливости Кутузова не могло скрыться ничто: он знал все то, что ни происходило в Москве во все время пребывания в оной французов. Один офицер, истинный сын отечества, который, будучи в сем деле, положил живот свой за Веру, за Царя, испросив позволение у фельдмаршала, переодевался, каждый почти день входил в Москву и выходил из оной, принося князю Кутузову всякий раз достоверное обо всем происходившем в Москве известие.
Таким образом, князь Кутузов, получая сведения о неистовствах злодеев, чрезвычайно сокрушался душою об участи древней российской столицы; но он, обозревая умственно и последствия великого своего предначертания, утешал себя мыслию, что он успеет все их злодейства низринуть на собственную их голову, что если не стены московские, то непременно пространные поля России соделаются для них ужаснейшим гробом.
Когда князь Кутузов с российскою армией выходил из Москвы на Коломенскую дорогу, тогда большее число из оставшихся жителей последовали за ними. Надменный Наполеон видел, что российский вождь оставляет столицу, но не мог предвидеть, что он ему готовит погибель в самых стенах оной.
Во всенародном извещении, которое по высочайшему повелению 14 сентября, о занятии неприятелем Москвы объявлено было в следующих незабвенных словах:
«С крайнею и сокрушающею сердце всех и каждого сына отечества печалию, сим извещается, что неприятель сентября 3 числа вступил в Москву. Но да не унывает от сего Великий народ Российский. Напротив, да поклянется всяк и каждый воскипеть новым духом мужества, твердости и несомненной надежды, что великое наносимое нам врагами зло и впредь обратятся напоследок на главу их. Неприятель занял Москву не от того, чтоб преодолел силы наши или бы ослабил их. Главнокомандующий, по совету с первенствующими генералами, нашел за полезное и нужное уступить на время необходимости, дабы с надежнейшими и лучшими потом способами превратить кратковременное торжество неприятеля в неизбежную ему погибель. Сколь ни болезненно всякому русскому слышать, что Первопрестольный град Москва вмещает в себе врагов Отечества своего, но она вмещает их в себе пустая, обнаженная от всех сокровищ и жителей. Гордый завоеватель надеялся, вошед в нее, соделаться повелителем всего Российского Царства и предписать ему такой мир, какой заблагорассудит, но он обманется в надежде своей и не найдет в столице сей не только способов господствовать, ниже способов существовать. Собранные и от часу больше скопляющиеся силы наши окрест Москвы не престанут преграждать ему все пути и посылаемые от него для продовольствия отряды ежедневно истреблять, доколе не увидит он, что надежда его на поражение умов взятием Москвы была тщетная и что поневоле должен он будет отворять себе путь из ней силою оружия. Положение его есть следующее: он взошел в землю нашу с тремястами тысяч человек, из которых главная часть состоит из разных наций людей, служащих и повинующихся ему не от усердия, не для защиты своих отечеств, но от постыдного страха и робости. Половина сей разнонародной его армии истреблена, частью храбрыми нашими войсками, частью побегами, болезнями и голодною смертию. С остальными пришел он в Москву. Без сомнения смелое, или лучше сказать, дерзкое стремление его в самую грудь России и даже самую древнейшую столицу удовлетворяет его честолюбию и подает ему повод тщеславиться и величаться; но конец венчает дело. Не в ту страну зашел он, где один смелый шаг поражает всех ужасом и преклоняет к стопам его и войска и народ. Россия не привыкла покорствовать, не потерпит порабощения, не предаст законов своих веры, свободы и мужества. Она с последнею в груди каплею крови станет защищать их. Всеобщее, повсюду видимое усердие и ревность в охотном и добровольном против врага ополчении свидетельствует явно. Сколько крепко и непоколебимо Отечество наше ограждаемое бодрым духом верных его сынов. Итак да не унывает никто, и в такое ли время унывать можно, когда все состояния государственные дышат мужеством и твердостию? Когда неприятель с остатком отчасу более исчезающих войск своих, удаленный от земли своей, находится посреди многочисленного народа, окружен армиями нашими, из которых одна стоит против него, а другие три стараются пресекать ему возвратный путь и не допускать к нему никаких новых сил? Когда Испания не только свергла с себя иго его, но и угрожает ему впадением в его земли? Когда большая часть изнуренной и расхищенной от него Европы, служа поневоле ему, смотрит и ожидает с нетерпением минуты, в которую бы могла вырваться из-под власти его тяжкой и нестерпимой? Когда собственная земля его не видит конца проливаемой его для славолюбия своей и чужой крови? При столь бедственном состоянии всего рода человеческого не прославится ли тот народ, который перенеся все неизбежные с войною разорения, наконец терпеливостью и мужеством своим достигнет до того. Что не токмо приобретет сам себе прочное и ненарушимое спокойствие, но и другим державам доставит оное, и даже тем самым, которые против воли своей с ним воюют. Приятно и свойственно доброму народу за зло воздавать добром.