Уходя, она призналась, что «отогрелась у нас», сердечно поблагодарила, а у меня после этого весь день было отличное настроение.
Я вдруг поняла, что мне нравится мое настоящее. Нет, конечно, я вспоминаю прошлое, но оно становится все более приглушенным и расплывчатым. Потому что в настоящем у меня есть любимое дело, я чувствую себя нужной, и рядом со мной люди, которые мне дороги.
В общем, все у нас было хорошо. Но, как известно, это – опасное положение дел, потому что «очень хорошо», как правило, сменяется «очень плохо», и вот однажды…
* * *
Они вошли в «Экипаж», как к себе домой. Четверо развязных мужчин лет тридцати, брутального вида – широкоплечие, бритоголовые. Они уселись за два столика, и один из них положил ноги на стол, как ковбой в вестернах.
Естественно, я тут же подошла и напомнила, что мы все же находимся не на Диком Западе. Незнакомец снисходительно хмыкнул, но ноги убрал. Мужики огляделись и попросили виски. Я сказала, что как таковой алкоголь мы не держим, зато могу предложить кофе и пирожные. Но пирожные этих джентльменов не заинтересовали, они даже как-то обиженно фыркнули – дескать, неужели они похожи на людей, интересующихся пирожными?!
– Тогда, может, эспрессо-корретто?
– Че за хрень? – не слишком вежливо спросил тот, что был наглее всех – кучерявый широкоплечий мужик в черном кожаном плаще.
– Стандартный эспрессо с добавлением незначительного количества ликера «Baileys» или виски «Jameson».
– А можно в виски добавить незначительное количество кофе? – хихикнул «кожаный».
Я оценила его чувство юмора хмурым взглядом.
– Типа, изысканное заведение? – насмешливо подмигнул он.
– Типа, да, – отрезала я. – Чем обязаны? Вы, наверное, перепутали кофейню с каким-нибудь развеселым рестораном?
– Хозяйку позови, – сказал «черный плащ».
«Интересно, это рэкет? – успела подумать я. – Но вроде лихие девяностые канули в Лету… Странно».
– Я вас слушаю. Я – хозяйка.
– Значит, Юлька теперь работает здесь? – спросил незнакомец.
– А, так вы… – До меня стало доходить, кто к нам пожаловал.
– Вован, – с достоинством кивнул Вова.
Душевного разговора у нас не получилось. Владимир, он же Вован, в довольно бесцеремонной форме заявил, что Юле следовало бы вернуться, пасть ему в ноги, попросить прощения, и он, может статься, ее простит.
Я вежливо сказала, чтобы он не ждал – Юля ему в ноги падать не станет и вообще к нему не придет, и хорошо бы ему это понять, чтобы не портить жизнь ни себе, ни ей.
– Мне надо с ней поговорить, – потребовал Вован.
Я ответила, что разговаривать она с ним не будет и, настаивая, он оскорбляет ее женское достоинство. А Вован с места в карьер пообещал мне кучу проблем и расписал, что ждет кофейню, если Юля останется тут работать. Перспективы, обрисованные Вованом, выглядели безрадостно – кафе подожгут, его закроет тайная канцелярия санэпидемнадзора или в нем устроят еврейский погром.
«Ну и что тебе, хозяйка, больше нравится?»
Из вышеперечисленного мне не нравилось ничего, и я сказала Вовану, что зря он так горячится, все-таки мы живем не в Чикаго тридцатых годов, а в правовом государстве, и…
– Закрой пасть! – рявкнул Вован.
Я не удержалась от иронии и вежливо спросила:
– Уважаемый Владимир, а на хрена ботать по фене, если мы все здесь интеллигентные люди?
Вот я его озадачила!
Вован надолго замер в позе задумавшегося Вольтера и спустя значительно выдержанную паузу гаркнул:
– Не выделывайся, мля!
На прощание он настоятельно посоветовал мне подумать, сунул свою визитку: Вован оказался директором охранного агентства и помощником депутата, короче, крепко стоял на ногах – не подкопаешься. Уходя, парни душевно хлопнули дверью.
Я нашла Юлю в подсобке. От страха она едва не спряталась в духовом шкафу. С перекошенным от ужаса лицом она повторяла: «Это был он!»
– Ты так говоришь, словно бы это был граф Дракула. Ну, приходил какой-то Вован, подумаешь, зачем его демонизировать?
– Ты его не знаешь! Он может быть ужасным! – выдохнула Юля. – Ника, очень жаль, что из-за меня столько проблем!
Она рассказала, что несколько дней назад Вован со свитой подкараулил ее возле дома, где она снимает квартиру. Сначала он потребовал, чтобы она вернулась и пригрозил ей. На что Юля ответила: «Фигушки, ни за какие коврижки!» Тогда Вова начал просить по-хорошему, и вот тут…
– А знаешь, Ника, – печально сказала Юля, – мне его даже жалко стало. И я подумала – возможно, я в чем-то не права?
Я остолбенела – ничего себе! Мысль о том, что хамоватого брутального парня, который полчаса назад угрожал всем расправой, можно пожалеть, как-то не приходила мне в голову.
– На бедную овечку твой Вован, извини, не похож, – заметила я. – Юль, а с чего вдруг такие мысли? К чему ты вообще ведешь?
– Не знаю, – потупилась Юля, – что, если дать ему еще один шанс и попробовать начать все сначала?
Вот уж этого я вынести никак не могла.
А тут и Манана подоспела на помощь – услышав Юлину фразу, она взбеленилась:
– Что ты говоришь, девочка? Куда возвращаться?
– Может, он изменится? – робко предположила Юля.
– В этой жизни может быть все, включая атомный взрыв, – усмехнулась я. – Но, пообщавшись сегодня с твоим любезным Владимиром (кстати, очень интеллигентный человек), я как-то мало верю в его чудесные метаморфозы. Иначе бы он не стал настаивать на твоем увольнении.
– Зачем он это делает, как раз понятно, – сказала Юля. – Он хочет, чтобы я осталась без работы и денег, думает, что в этом случае я быстро прибегу к нему.
Я фыркнула:
– Вот именно. Очень честный мужской прием – добиться того, чтобы любимая женщина попала в полную зависимость, и этим воспользоваться.
Я задумалась – а разве моя история со Славой не напоминала Юлину? Слава, конечно, не носил кожаного плаща, выглядел интеллигентно и говорил грамотно, но разве этот куда более развитый мужчина не относился ко мне так же примитивно, как Вова к Юле? Потребительски, собственнически, не задаваясь вопросом, чего, собственно, хочет это странное существо, которое живет рядом с ним? И долгое время я такое отношение терпела. Юлька вон сама ушла от Вовы, все-таки поняв, что к чему, а я ждала непонятно чего и дождалась наконец, что Слава сам меня бросил.
Юля вздохнула:
– Наверное, я зря сказала Вове, что стала самостоятельной и нашла работу. Ника, он теперь от тебя не отстанет.
Я рассмеялась:
– За меня не беспокойся, я как-нибудь переживу его наезды. А насчет того, чтобы к нему вернуться – решать, конечно, тебе, но ей-богу, Юлька, он этого не заслужил.
Я засмотрелась на Юлю: тонкая талия перетянута черным бантом, огромные фиалковые глазища – мисс Вселенная!
– Ты – красавица. – Манана задудела в ту же дуду. – Ты достойна царевича-королевича!
– Ага, где ж его взять? – усомнилась Юля.
– Просто надо ценить себя и ждать, – сказала я не очень уверенно, потому что, во-первых, сама себя не ценила, а во-вторых, пока еще не дождалась хоть сколько-нибудь приличного королевича (не Славу ведь брать в расчет!).
Мы перешли к обсуждению царевичей-королевичей, а вскоре свернули на тему мужчин вообще.
В разгар наших бурных дебатов на кухню заглянул Леша – выпить кофе и отведать пирогов. Поскольку Лешу мы не считали ни царевичем, ни королевичем и не очень-то мужчиной (он для нас все равно что близкий родственник), женские разговоры мы продолжили при нем. Кончилось тем, что Леша ушел, всем видом показывая, насколько он, как мужчина, обижен. А Юля к концу нашего содержательного разговора воспряла духом, успокоилась и заявила, что Вова – закрытая страница ее жизни.
– Вот и правильно. Умница девочка! Скушай пироженку, – заворковала Нана.
Я обняла Юлю:
– Все образуется, вот увидишь. Потом еще вспомним эту историю и посмеемся.
– Спасибо, девочки. Я вот думаю – какое счастье, что в тот вечер я зашла в «Экипаж», а не в Макдоналдс или суши, – сказала Юля.
* * *
Днем я настолько занята в кофейне, что мне совсем не до грустных переживаний и ностальгии о прошлом, но вечерами, когда я возвращаюсь домой, где меня никто не ждет, становится тоскливо. Помогают телефонные разговоры с Ритой. В эту осень мы часто созванивались.
«Ритка, если бы ты сейчас была рядом, я бы накормила тебя пирожными до отвала и сварила тебе самый дорогой кофе – коллекционный лювак!»
«А если бы ты была рядом, Ника, мы бы обошли весь Нью-Йорк и поговорили обо всем на свете. Я теперь часто одна гуляю в Центральном парке, шурша листьями, и вспоминаю прежнюю московскую жизнь…»
А в Петербурге листьев уже не было. И парки стояли опустевшие, сиротливые, готовясь к скорой зиме. И наши города разделял океан.
Во время последнего разговора я попросила Риту спеть. «Спой «Осень в Нью-Йорке». Я так соскучилась по твоим песням!»
Рита запела своим сильным, чувственным голосом:
Я вытерла слезы:
– Да, Рита. Прекрасно снова жить…
* * *
Первый снег выпал в конце октября. Было чудесное тихое утро. В это время посетителей почти не бывает, поэтому я сидела у окна с чашкой капучино и смотрела, как красиво падает снег, преображая город, который становится чистым и торжественным. Кстати, я сидела за своим любимым столиком у того самого окна с таинственной надписью, на которую обратила внимание, еще когда в бывшей рюмочной только затевали ремонт.
Поскольку окна в этом доме вообще замечательные – огромные, практически до потолка (а потолки здесь – умели же раньше строить – три с половиной метра), в самом начале ремонта я задумалась – стоит ли менять деревянные окна на современные пластиковые, или вполне достаточно будет привести в порядок и обновить те, что есть. Решив для начала оттереть стекло крайнего окна, того, что выходило в переулок, я вдруг заметила надпись, сделанную на стекле чем-то острым. Воображение сразу услужливо подсказало наиболее романтический вариант – писали кольцом. А написано там было следующее: «Я люблю этот город и С…» и дата «6.01.1973».
Я ахнула – с ума сойти – 73 год! Из нынешнего года эта дата казалась почти такой же далекой, как Средние века. Надпись взволновала меня, и я стала фантазировать, кто и при каких обстоятельствах мог ее написать. Наверняка писала женщина, а кто этот таинственный С? Была ли она счастлива, любил ли ее тот человек? Возможно, их обоих давно нет на свете и от той любви осталась лишь эта надпись, кто знает.
Я не стала менять окно на новое – хотелось сохранить чудом уцелевшие слова из далекого прошлого – и с тех пор полюбила сидеть за столиком у этого окна.
В то утро, когда выпал первый снег, я сидела именно там и смотрела на дом, стоящий напротив. Он также относился к началу двадцатого века и, как и наш дом, был домом с историей. Глядя на него, я вдруг подумала, что эти стены повидали многое – за сто с лишним лет здесь побывало множество народу; люди смеялись, радовались, любили, грустили… Где они теперь?
Звякнул колокольчик на входных дверях, я повернулась и увидела, как в кофейню вошла Белая Дама.
Глава 4
Почувствовала ли я тогда, что моя жизнь теперь навсегда изменится? Не знаю, но гостья сразу обратила на себя внимание, причем не только мое – Леша и Манана тоже уставились на незнакомку во все глаза.
Она была странная – это да. И ни на кого не похожая… Разве что на фею из сказки – высокая, тонкая, в длинном темном пальто и в шляпке, а в руках черный зонт с деревянной ручкой.
Увидев ее, я встала и вернулась за стойку. Дама села за столик у окна на мое место. Она долго смотрела в окно, пока я, наконец, не решилась подойти к ней. На мое смущенное покашливание она обернулась и, улыбнувшись, попросила наш фирменный кофе.
Я уточнила:
– «Черный Капитан?»
Дама кивнула:
– Пусть будет «Черный Капитан».
Это была женщина из разряда «раз увидишь – никогда не забудешь». Большая редкость, между прочим. Пока Леша варил кофе, я украдкой разглядывала незнакомку, пытаясь отгадать, сколько ей лет. Наконец я оставила это бесполезное занятие – ей могло быть и семьдесят, и запросто триста, настолько она действительно мало походила на обычную женщину. Седые волосы тщательно уложены в короткие завитки, безупречная осанка – нет, бабушкой ее бы никто не посмел назвать, хотя, глядя на ее лицо, покрытое сеткой мелких морщин, можно было догадаться, что перед вами очень взрослая дама.
Она пила кофе с явным удовольствием, а когда я принесла счет, заметила: «Хороший эспрессо, правильной крепости, с необходимой миндальной горчинкой. И кофейня у вас симпатичная».
Я улыбнулась – ее похвала была мне особенно приятна.
Прощаясь, она пообещала, что зайдет к нам как-нибудь еще. Царственная незнакомка поднялась и величественно направилась к выходу. Она не шла, а несла себя и была великолепна. Я долго завороженно смотрела ей вслед.
– Похожа на ведьму, – сказал Леша, заметив мой взгляд.
– Почему это? – не согласилась я. – Скорее на фею.
Леша пожал плечами:
– Феи бывают всякие. В том числе злые.
– Эта Дама походит на королеву, – высказалась Манана.
– В изгнании, – уточнил Леша.
…Белая Дама сдержала обещание и через несколько дней вновь зашла к нам. Она кивнула мне, как старой знакомой, расположилась за тем же столиком у окна и заказала «Черного Капитана».
Я старалась не смотреть в ее сторону, но в какой-то миг не удержалась, взглянула на нее и вдруг увидела, как она коснулась рукой оконного стекла и быстро провела кончиками пальцев по той самой надписи, словно бы погладила. А через минуту в ее руке уже опять была кофейная чашка, и дама с невозмутимым видом вновь смотрела в окно. Все произошло так быстро, что я засомневалась – не почудилось ли мне?
Она стала приходить к нам почти каждый день, и я ждала ее появления. Я была уверена, что у этой загадочной женщины много тайн и удивительных историй. Мне хотелось познакомиться с ней, но я не решалась. Обычно все происходило по заведенному сценарию – она появлялась, выпивала кофе, смотрела в окно, одаривала меня на прощание улыбкой и уходила, но однажды…
Она заговорила со мной.
– Как вас зовут?
– Ника.
– А вы знаете, Ника, что до революции тут была кондитерская?
Я удивилась:
– Здесь, в помещении «Экипажа»?
– Да. Она принадлежала моему деду. И это была одна из лучших кондитерских в городе. Блины и пироги со всевозможными начинками, тульские пряники, халва, пирожные, кофе, чай. Сюда приезжали со всего Петербурга. От бабушки я слышала, что сладости из кондитерской деда заказывали для императорского двора.
– А я и не знала. До нас тут была рюмочная. Когда мы въехали, пришлось делать большой ремонт, приводить все в порядок.
Она улыбнулась:
– После революции здесь был магазин, затем долгое время столовая, в семидесятые в этих стенах разместилось кафе, а потом пошла чехарда пирожковых-рюмочных. Когда появились вы – я обрадовалась. Возникло чувство, что вернулся дух старой кондитерской. Кстати, я живу в этом доме…
– Замечательно! Значит, вы будете часто бывать у нас?
Она благосклонно кивнула.
Я спросила, как ее зовут, ожидая любого ответа, я бы не удивилась, если бы она, к примеру, представилась Феей Грез или гранд-дамой королевы Виктории, но она сказала «Елена Павловна». Про себя я стала называть ее просто Еленой.
Какая-то тайна скрывалась в ее улыбке, взмахе ресниц, горделивом повороте головы. Конечно, эта женщина запросто могла целоваться с любовником на мосту в Венеции после карнавала, цокать каблуками по площадям Рима или убегать от возлюбленного душной летней ночью в Вене сто, а может, триста лет назад…