– Дело-то хоть не людей убивать?
– Нет. Тут ты слабак. Толка никакого. Но так сообразительный. И город знаешь. Можешь пригодиться.
– В криминал не полезу.
– Что за безумные предположения? Какой криминал?!
– Я лучше по матрешкам, – без всякого энтузиазма воспринял мое предложение Малыш.
– Ладно, я еще пару дней здесь пробуду. Поговорим.
* * *
Жизнь полосата – этот факт проверенный, подтвержденный опытом бесчисленных поколений хомо сапиенсов. Успехи и неприятности сменяют друг друга. Но Малышу казалось, что сейчас его жизнь представляет собой уходящее к горизонту чернильно-черное шоссе. И с него не сойти на обочину, не свернуть на объездной путь.
Самые дурные мысли одолевали Малыша, когда он смотрел в зеркало на свое роскошное, созданное для журнальных обложек лицо, сильно подпорченное ссадиной в уголке рта, начинающим желтеть синяком под глазом и новым синячищем повыше скулы. Никогда его не били так часто, как в последнее время. Точнее, его вообще редко били. А тут – какой-то нескончаемый кошмар. Синяки – это дело проходящее. Есть кое-что и похуже. И вот тут хочется взвыть зимним волком на полную луну.
Малыш плеснул горсть воды в зеркало и с размаху саданул кулаком по стене, от чего та заходила ходуном, а по розовой плитке паутиной разошлись трещины.
– Сволочи, – прошептал он.
Что делать? Петлю на шею – все проблемы останутся тут и не будут касаться его никаким краем. Нет, лучше горсть снотворного. И нет черного шоссе. Ничего нет… Подобные мысли посещали его и в лучшие времена. Надоело скольжение по жизни, когда не за что уцепиться, когда дни пролетают верстовыми столбами за окном полутемного вагона… «Эх, знал бы кто, какие черти водятся в этой голове», – подумал он. Какие желания порой овладевают и требуют действия… Лучше всего, конечно, выйти на балкон и перевеситься через поручни. Порхнуть птицей в ночь с балкона.
Стоп, приказал себе Малыш. До добра подобные фрейдистские закидоны не доведут. Он встряхнул головой, промочил лицо холодной водой. Потом еще раз. Способность владеть собой и своими побуждениями возвращалась. Но если так дальше пойдет, когда-нибудь черти в душе окажутся сильнее и… Хватит маяться дурью! Надо думать, что делать…
Подкараулили Малыша вечером около его дома. Промежуток между двумя корпусами – темное, удобное для разборок место. Их было двое.
– Привет, Малыш, – сказал невысокий рыжий живчик. – Мы уже заждались. Думали – не случилось ли чего…
Он хлопнул Малыша по плечу левой рукой, в правой щелкнул кнопочный нож с длинным лезвием. Второй, широкоплечий бородатый «бочонок», зашел с другого боку.
Сердце екнуло и устроилось где-то в солнечном сплетении. Малыш прикусил губу. Он попытался прикинуть, как сбить живчика с ног и рвануть на шоссе. Но тут решимость, и без того невеликая, была сломлена видом пистолета, смотрящего в его сторону.
– И не думай дернуться. Убью, – буднично посоветовал бородач.
Малыш в честном бою показал бы этим двоим, где раки зимуют. На ринге, на татами – мало бы им не показалось. Да и сейчас, если бы не сжали с двух сторон. Карман его оттягивал кастет – от шпаны отмахиваться. Можно было бы и тут побиться. Можно было бы… Но нельзя. Слишком слабы ватные ноги. Слишком пусто внутри. Слишком явственно представляешь себе, как длинное лезвие впивается в твою печень, а пуля из «макарова» разворачивает внутренности.
– Вам чего, мужики? – спросил он вдруг севшим, не своим голосом.
– Мужики на зоне бензопилой работают. Пошли, сосунок, перетрем накоротке.
Недалеко их ждали «Жигули». Молчаливый водитель, не проронив ни слова, тронул машину вперед.
– Твой кореш Рома взял у нас аванс шесть тысяч «зеленых», – сообщил рыжий. – Обещал медальон шестнадцатого века и еще антикварное рыжевье. Ни медальона, ни Ромы.
– А я при чем?
– При чем? Рома сказал, все через тебя делается. И деньги тебе отдал. Так что с тебя восемь тысяч «зеленых». Две – за просрочку.
– Охренели?!
Тут Малыш получил второй синяк. Бил бородатый со знанием дела, резко и без размаха.
– Врать нехорошо, – покачал головой рыжий.
– Кто же Роме авансы дает? Он долги никому не возвращает, – проскулил Малыш, потирая больную скулу.
– Нам бы вернул. Нам все возвращают. Если, конечно, на тот свет не торопятся.
– Гадом буду, ничего он мне не говорил. Хоть убейте.
– На дурика мы на народ не наезжаем, – сказал рыжий. – Чужого нам не надо. За свое горло перегрызем. Мы справки навели. В доле ты с Ромой. Однозначно. Пять дней тебе. Потом счетчик включаем. Через десять дней червонец должен будешь.
– У меня нет таких денег!
– А, так бы сразу и сказал, – кивнул бородатый и перещелкнул затвором пистолета.
Выстрелит, решил Малыш. Тут прямо и завалит. А потом отвезут за город и кинут в реку с кирпичами на ногах. Им ничего не стоит.
– Я постараюсь, – проклиная все на свете, неживыми губами прошептал Малыш.
– Постарайся. В милицию не ходи – они тебе не помогут. На братву тоже не надейся. Ищи деньги.
– Найду…
Малыш еще раз посмотрел на себя в зеркало, расчерченное стекающими струйками воды.
– Жизнь моя жестянка.
Он чувствовал себя одним-одинешеньким во всем мире. Восемь тысяч долларов. Где их взять. У Хорька? Как же, он за цент удавится. Валуй? Наташа? Смешно. Машину продать? Так недавно ее стукнул, в гараже стоит без движения, больше тысячи за нее не получишь.
Больше всего хотелось сейчас заснуть и, проснувшись, узнать, что все проблемы решились сами собой. Вот только бывает ли так?
* * *
– Здравствуй, красавица, – произнес я, нацепляя на лицо самую обворожительную из своих обворожительных улыбок.
– Здрасте.
– Я бы на месте властей запретил тебе здесь торговать.
– Чегой-то?
– Ты затмеваешь своей красотой блеск куполов.
Господи, чего только не приходится молоть ради исполнения служебного долга!
– Ох, языкастый, – хихикнула сразу повеселевшая Наташа. Сказано это с интонациями не королевы красоты, а деревенской девчонки на завалинке между лузганьем семечек.
– Где твой кавалер?
– В кавалерии, – хмыкнула она. – Решил ускакать от меня куда подальше.
– Он готов покинуть такую женщину?
– У него чердак поехал. Ходил, клянчил и у меня, и у ребят деньги. Шесть тысяч баксов – и ни копейки меньше! Точно, на солнце перегрелся. Где мне столько взять? Я на панели не стою. Не нашел денег и решил – ту-ту-у, – она махнула рукой.
– Сколькйо стойит? – протянул тощий иностранец в майке, плексиглазовой кепке и шортах. Ох, эти импортные штучки. Это ж надо – в апреле в шортах ходить.
– Яйцо? Двадцать долларов, – улыбнулась Наташа заискивающе. – А вот матрешка – Горбачев, Ельцин, Путин, Зюганов и Жириновский – один в другом. А вот американский президент и английский премьер.
– Это настоячий качеств?
– Еще какой! Мастера делали! У вас в Нью-Йорке такого сроду не было.
– Ноу Нью-Йорк. Глазго. Были Глазго?
– Нет. Но хочется.
– Могли бы осудить эйтот вопрос.
– Бери матрешку, и обсудим.
Наташа мастерски впарила любвеобильному жителю Глазго полпакета деревяшек, заверила, что подумает о встрече с ним, и он удалился счастливый.
– Достали, черти нерусские. С каждым встреться. Каждый зовет. Ну их в болото со своими Глазго. Мне наши мужики больше нравятся, – она потянулась и искоса выжидательно посмотрела на меня. Я погладил ее по руке, растянув рот до ушей.
– Зачем Малышу столько баксов?
– Должен, говорит, кому-то.
– Дай-ка мне его адресок…
Жил Малыш через реку в микрорайоне при заводе «Октябрьский». Открывать он мне не хотел, шуршал за дверью, смотрел в глазок и наивно пытался создать впечатление, что никого нет дома.
– Открывай, дружище. Это Алексей.
Еще раз мигнул глазок. Малыш убедился, что это я, и защелкал замками, зазвенел цепочкой. Он действительно собирал чемодан.
– Пора в дорогу, старина, подъем пропет, – процитировал я старую туристскую песню, кивнув на чемодан. – От кого бежишь? От себя или от людей?
– От б…й, – коротко и невежливо ответил Малыш, всем видом вопрошая – какой черт меня сюда занес?
– Кто матрешками торговать будет?
– Пушкин.
– А ты, как Лермонтов, на Кавказ? Шесть тысяч баксов искать?
– С чего ты взял?
– Твои кореша поведали… Да не строй морду, как раскулаченный середняк. Лучше приготовь кофе с молоком. Подумаем, чем тебе помочь в горе.
Малыш поведал мне жгучую историю, как с него требовали восемь тысяч, о которых он ни ухом ни рылом.
– Почему они к тебе пришли? – спросил я.
– Рома что-нибудь ляпнул перед тем, как ноги протянуть.
– Что-то ты юлишь. Выкладывай все.
– Выкладывать нечего. Рома действительно подходил ко мне. Говорил, что старое золото есть. Неплохо бы денежного гамбургера подыскать, чтобы его подороже толкнуть. И показал медальон. В город иностранцы, бывает, за стариной приезжают. Можно покупателя найти, у меня такие возможности имеются. Потолкался я. С Ромой паре человек медальон тот показывали, но в цене не сошлись.
– Вот те братишки и решили, что у вас с ним одна шайка. На тебя его долг повесили. Все логично. Долги надо платить. Дело святое. Если сказали, что пришьют, – ты им верь. Пришьют.
– Пускай найдут сначала.
– Ты на Юпитер собрался? Или всю жизнь собираешься хорониться? Бомжевать по городам и весям? Злой, голодный, вонючий и никому не нужный.
– Зато живой.
– Ну да. Бомжиху себе найдешь… Не куксись, матрешкин конь! Разводить надо эту ситуацию, а не на паперть в Краснодар собираться.
– Тогда дай шесть тысяч. Отдам с процентами.
– Деньги невелики. Но благотворительность – удел безумных миллиардеров. Попробую помочь тебе. А ты поможешь мне.
– Как?
– У меня хобби. Покупать старинные безделушки у людей, которые по ряду причин не могут их продать за полную стоимость. И сбывать их людям, которые не слишком заботятся о чистоте товара.
– Скупаешь ворованное? Барыжничаешь?
– Грубо звучит… Через твоего покойного друга кто-то пытался сбыть товар. Притом неплохой. Сто лет этот «кто-то» будет искать канал сбыта. И под конец засыпется. Ты сводишь меня с хозяином медальона. Получаешь процент. И возможность участвовать дальше в делах. Я о тебе поспрашивал – на милицейского стукача не тянешь, потому что ты милиции неинтересен. Парень ты обаятельный, контактный. Подойдешь.
– Все это хорошо. Но у меня через три дня счетчик начнет щелкать.
– Не бойся. Скорее всего, эти парни все же решили на дурика проехаться. Бородатый, как ты его мне описал, кой-кого напоминает. Скажи, что с Ромой вы работали на людей Гоги Ростовского. И они согласны утрясти этот вопрос. Пускай «стрелку» забивают, тогда поговорим.
– А они меня сразу не порежут?
– Нет. Так не принято.
– Надо подумать.
– Нечего думать. Разбирай чемодан.
Малыш потянулся к чемодану.
– Да не сейчас! – прикрикнул я. – Ты меня так кофе и не напоил.
– Один момент, – Малыш заметно приободрился…
* * *
Жучков, промышляющих частным извозом у вокзала, как потенциальный конкурент я не интересовал. Трудно представить чудака, зашибающего червонец-другой на глазастом «Мерседесе», стоящим пятьдесят тысяч долларов, хотя после дефолта всяко бывает. Я пристроил машину за такси и «Москвичами», «Жигулями» извозчиков, развалился на мягком, обволакивающем сиденье и слушал лазерный диск – тоже наш боевой трофей.
«Братва, не стреляйте друг в друга», – призывал хрипловатый голос бандитскую гильдию. Последователей гуманных идей певца было не так много. Братва продолжала стрелять друг в друга – ежедневно и еженощно. И не только друг в друга, а и в тех, кто подвернется под руку. Например, в коллекционеров-писателей.
Вскоре ожидался московский поезд, водители ждали клиентов. Ждали клиентов и продавцы коммерческих палаток, и парочка нищих. Бомжиха, валявшаяся под бетонным забором, не ждала никого. Да она и не пользовалась спросом. Милиционеры обходили ее стороной: долг есть долг, но тащить такую вонючую кучу подпорченных временем костей и мяса – кому охота. Я тоже ждал клиента. Надеялся, что он придет. Надежды питают не только юношей, но и оперов.
Время вышло. Полдень. Где же ты заблудился, мой клиент? Да будет легка и устлана розами твоя дорога ко мне. А уж о шипах мы позаботимся…
– Здорово, – прохрипело нечто большое, чем-то напоминающее человека, позади меня.
Я засек его, когда он пересекал вокзальную площадь. Мне хотелось, чтобы это был долгожданный клиент. Ведь он так походил на того шустряка, который выпустил кровь из Лазутина.
– Не имею чести знать, – ответил я.
– Гы, – издал он маловразумительный звук. – Это, как его… Седьмой поезд придет вовремя?
– Если ему ничего не помешает, – отозвался я, прикидывая, какими идиотами, должно быть, мы оба выглядим со стороны, меля такую чушь. Игра в шпионов. Пароль – отзыв – произвольный набор слов. Вещь примитивная, но эффективная, позволяет проверить человека по системе «свой – чужой». Во всяком случае, теперь я знаю, что этот тип – тот, которого я жду с таким нетерпением.
– Садись, – я распахнул дверцу. Машина просела под тяжестью туши.
Клиент походил на гоблина из мультфильма о медведях гамми. Такой же здоровый, такой же «красивый» и, кажется, такой же «умный». Низкий лоб, тяжелая грубая челюсть, избыточный вес при росте под два метра и обильные татуировки на руках – перстни, русалки. На вид ему было за тридцать. Запах перегара и мешки под глазами говорили о том, что ему не чужды излишества в виде спиртных напитков. Одет он был в «фирму»: «космические» кроссовки, адидасовский спорткостюм, разноцветную ветровку – по окрасу чистый попугай ара из зоосада.
– Гы, – снова издал он нечленораздельный звук и постучал рукой по сиденью. – Тачка – я хренею.
– Не жалуюсь.
– Николай, – протянул он мне широкую татуированную волосатую лапу. – Вес центнер, рука кувалда. Бью один раз, но смертельно, гы.
– Алексей, – мое рукопожатие было вялым. – Как кличут-то тебя в кругу людей порядочных, но расходящихся с законом, Коля?
– Пельмень. А чего, не нравится? Ежели не нравится, гы…
Это «гы» выражало у него весь набор эмоций – от радости до угрозы. Универсальное дикарское междометие. Главное, много слов запоминать не надо. Изрыгнул звук, на месте попрыгал, руками себя в грудь поколотил, и сразу всем все понятно – нечего сюда лезть, схарчат разом.
– Нравится, – успокоил я его.
– То-то. Ты, мужик, башлее, но я крутой, гы…
– Ну что, поговорим?
– Душно. Давай в «Ромашку»-рюмашку. Недалеко.
– Хорошо, – я повернул ключ зажигания.
Пельмень начал теребить обшивку сиденья, похоже решив проделать в ней дыру. Наверное, он из научного интереса не прочь был бы порезать ее на кусочки, дабы посмотреть, что внутри. Вскоре он оставил это занятие и стал показывать, куда мне рулить.
«Ромашка» представляла собой кафе-мороженое. Посетителей в это время почти не было. Двое пацанов ели пломбиры, да парень с девушкой в углу пили баночное пиво.
– Заказываете? – спросила нас молодая некрасивая официантка.
– Ыгы, – Пельмень икнул. – Пломбир с шоколадом, стакан портвейна и тебю, – он схватил официантку за локоть, та вырвалась.
– Вы что хулиганите?
– Гы.
– Не обращайте внимания, – улыбнулся я извинительно. – Джентльмен так шутит… Мне, пожалуйста, чашку кофе.
– Со сливами, гы.
Официантка покраснела, бросила злой взгляд на Пельменя и ушла выполнять заказ.
– Тебю, гы… Это анекдотец такой. Грузин говорит официантке: «Мне список блюдей». А она ему говорит: «Вам меню?» А он ей говорит: «Можно и тебю, если захочешь». Гы-гы… А ты чего не смеешься?
– Кончай кривляться, Пельмень. О деле говорить будем – так давай говорить. Нечего тут понты кидать и внимание привлекать.
– Гы? – озадаченно прохрюкал он. – А ты че, в поряде, фраер маринованый, недоволен?