Закончилась война. Песни Сопротивления отошли в историю. Начался новый этап жизни. Анна Юрьевна вышла замуж. Ее муж – Юрий Александрович Смирнов, ученый. Он прожил 52 года. «С каждым годом я люблю тебя больше и больше», – написал он Анне за два года до смерти.
Творческая жизнь Анны Смирновой-Марли продолжалась. Ее перу принадлежит книга французских поэм «Мессидор» (название «месяца жатвы» – А.Б.). Она выпустила сборник басен, написала несколько сценариев, музыку к фильмам. Ей принадлежат свыше трехсот песен на пяти языках. Марли гастролировала по Европе, Африке, Южной Америке, США. Создала Театр песен в Буэнос-Айресе, а в США – ансамбль негритянских ребят.
Долгое время супруги жили во Флориде, а потом переселились на север США, близ Джордан-Вилла, где есть православный монастырь. «С годами во мне все больше усиливалось тяготение ко всему русскому, – объяснила Анна Юрьевна. – Сегодня я чувствую себя русской».
Анна Юрьевна написала воспоминания. Одна из ее книг, «Дорога домой», в 2004 году вышла в Москве, а в январе 2005 года в доме «Русское зарубежье» состоялась презентация. Это было бы невозможно без титанических усилий целого коллектива единомышленников, объединенных другом Марли, журналисткой радиостанции «Голос России» в Москве Ассией Хайретдиновой. Поэтому в заключение приведем отрывок из ее письма Анне Марли от 30 января 2004 года:
«Дорогая Анна Юрьевна! Трудно передать словами испытанные мной минуты волнения во время исполнения Ваших произведений – “Песни партизан” и “Гимна новой России”… Впервые в России! В чудесно возрожденном храме Христа Спасителя!.. Хор пел вдохновенно, на большом подъеме и вызвал бурные овации… От всего сердца поздравляю Вас, Анна Юрьевна, с исполнением Вашей мечты – Ваши песни прозвучали в России! И будут звучать!»
Возвращение в Россию состоялось.
Век Симоны Вейль
В 1991 году журналист Леонид Млечин писал: «Жизнь и смерть одной страстотерпицы, чье имя – Симона Вейль, еще мало что говорит советскому читателю. Но знакомство должно состояться». Прошли годы, а «парижская девственница» по-прежнему малоизвестна нам. Так давайте попробуем познакомиться еще раз.
Вы спросите: а почему мы ее вспоминаем? Кто она? Философ, анархистка, мученица, святая? Ее подруга, французская писательница Симона де Бовуар, вспоминает: «Вейль меня интересовала, так как имела репутацию человека большого ума и необычной наружности. В Китае разразился голод, и мне рассказывали, что Симона Вейль расплакалась. Эти слезы внушили мне больше уважения, чем ее способности в области философии». Симона обладала удивительным качеством – пропускать сквозь свое сердце страдания человечества.
Симона Вейль окончила одно из престижных учебных заведений Франции – Высшую нормальную школу. После экзаменов она преподает в школах для детей рабочих, организует бесплатные обеды для безработных. Она мечтает о революции, которая накормит всех, а на возражения отвечает просто: «Видно, вы никогда не испытывали голода». Симона знакомится с учением Карла Маркса, но скоро в нем разочаровывается:
«Вера в то, что можно повернуть колесо истории в другом направлении, изменив режим путем реформ или революций, – это лишь сон наяву…»
Еще большее разочарование в идее революции принесла поездка в республиканскую Испанию: «Человеческая жизнь ничего не стоит…» В 1938 году Симона провела десять дней в монастыре, была на богослужениях:
«Меня одолевала страшная головная боль, каждый звук был мучителен, как удар. Но предельная концентрация внимания позволила мне покинуть мою жалкую плоть, оставив ее одну страдать, скрючившись в уголке, и вознестись к чистой совершенной радости… Нужно ли говорить, что во время этих богослужений я постигла страдания Иисуса Христа. И это осталось во мне навсегда». Жизнью своей она доказала это.
14 июня 1940 года немцы вошли в Париж. Фашистская полиция, сотрудничавшая с гестапо, арестовала Симону. Однако ее скоро отпустили. Родственники стараются увезти ее в Нью-Йорк, однако Симона едет в Англию, где работает на вооруженные силы «Свободной Франции» де Голля. Она просит, чтобы ее направили во Францию в отряды Сопротивления, учится прыгать с парашютом. Но у командиров в штабе де Голля не хватило духу сказать ей «да». Они не поняли, что этим самым усиливали ее нравственные мучения. Эта женщина страдала, что не может помочь своим соотечественникам. И тогда она отказывается от еды. Симона считает, что не имеет права есть больше, чем французы, получающие продовольственные карточки.
24 августа 1943 года Симона Вейль умерла. В свидетельстве о смерти написано: «Причина смерти – остановка сердца вследствие голода и туберкулеза легких. Покойная убила себя, отказываясь от еды». Симоне было 34 года.
С точки зрения обывателя и ее жизнь, и ее смерть – нелепы. Жизнь в аскезе. Если любовь и боль за людей – признак сумасшествия, то это святое сумасшествие.
Журнал «Новый мир» в 1990 году опубликовал переводы из религиозно-философского наследия Симоны Вейль. Во вступительном слове к ее статье «“Илиада”, или “Поэма о силе”» Сергей Аверинцев написал: «ХХI век будет в некоем существенном смысле также и веком Симоны Вейль».
Пусть сбудется. И пусть последующие поколения услышат призыв Симоны «отвергать обаяние Силы».
Истерзанная душа Анны Барковой
Современница Марины Цветаевой и Анны Ахматовой. В 1922 году Анатолий Луначарский писал ей: «…Я вполне допускаю мысль, что вы сделаетесь лучшей советской поэтессой за все пройденное время русской литературы».
Увы, «неизвестной поэтессой» назвал ее биограф Леонид Таганов. А сама Анна Александровна с болью писала:
Не захотели расслышать ее голос составители различных литературных библиографических справочников и энциклопедий, не включили ее в свои персоналии. Тихо отметила литературная общественность и столетие со дня рождения поэтессы, которую Михаил Дудин назвал русской Жанной д’Арк, пришедшей к вершинам своей поэзии через страдания и веру в справедливость.
Анна Александровна Баркова родилась в городе Иванове 16 июля 1901 года в семье сторожа гимназии. Потом она напишет:
А вот какой ее запомнила одна из соучениц: «Огненно-красная, со слегка вьющимися волосами, длинная коса, серьезные, с пронзительным взглядом глаза…».
В 1922 году в Петрограде вышел первый (и единственный!) поэтический сборник Барковой – «Женщина». С надеждой и сочувствием встретили ее приход в литературу Александр Блок и Валерий Брюсов. Ее стихи включили в знаменитую антологию русской поэзии ХХ века. Революционно-пролеткультовские поэты относились к Барковой неприязненно: «…все обвинения свалились на мою голову: мистицизм, эстетизм, индивидуализм… В защиту мою выступил только Пастернак».
Не простили ей увлечение Эдгаром По и Оскаром Уайльдом, не простили, что скоро развеялись ее романтические иллюзии. В стихах появляется трагическое предчувствие будущего:
Это написано в 1931 году. А вот чуть позже:
Пир богов был в самом разгаре. 25 декабря 1934 года Анна Баркова получила свой первый срок. Крестный путь начался…
Спустя пять лет, в 1939 году, ее освободили. На целых восемь лет. Анна Александровна поселилась в Калуге, здесь она пережила войну, встретила Победу. А 27 ноября 1947 года ее арестовали во второй раз: «Опять казарменное платье». Воркута, поселок Абезь – там она встретила философа Карсавина, египтолога Коростовцева…
Трагические пятидесятые стали расцветом поэтического творчества Анны Барковой. Ее стихи изустно передавались на этапах, в тюрьмах и лагерях. «Великий ад», о котором поэтесса писала еще в 1935 году в Калуге, объял всю страну, превратив ее в «загон для человеческой скотины». «Самое мучительное в поэзии Барковой, – пишет Таганов, – это сознание того, что страшный опыт ее жизни, равно как и опыт тысяч других, не в силах изменить окружающего».
Ее освободили в январе 1956 года. Реабилитировали. Казалось бы, все. Но нет, предчувствие не обмануло:
Опять – бездна. Третий срок. За стихи. И это в пору весенней оттепели шестидесятых, о которой мы так любим вспоминать. Только заступничество Твардовского помогло ее освобождению в 1966-м и полной реабилитации.
Анна Александровна умирала долго и мучительно. В больнице к ней относились удивительно сердечно и тепло. Но с ней, пишет Таганов, случилось то, что случилось со многими побывавшими там, где она провела двадцать лет жизни. Ей казалось, что за ней следят в глазок; ей слышались голоса друзей, которых допрашивали за стеной… Однажды она, спускаясь с лестницы, упала. Она объясняла потом врачам, что хотела догнать партию, от которой отстала…
Крестный путь, ее ад кончился 29 апреля 1976 года:
Успокоилась ли ее истерзанная душа?..
Русская Сафо
(София Парнок)
Молодость моего поколения пришлась на то ханжеско-пуританское время, о котором одна из современниц справедливо сказала: «В СССР секса нет». Как ее только не высмеивали, а зря. Ведь секс предполагает свободу, фантазию. О какой фантазии тогда могла идти речь… Я бы сказала, то было скорее утоление жажды, быстрое, порой неумелое.
И уж тем более в конце 50-х – начале 60-х годов мы не слышали и не знали слов «гей», «лесбиянка». Конечно, вольный воздух Международного фестиваля молодежи и студентов в Москве в 1957 году принес ароматы загнивающего Запада. Но то было не знание, а слухи, намеки.
Нам, филологам, было полегче. Мы читали «Монахиню» Дидро, «Смятение чувств» Стефана Цвейга. Мы прикасались к тем потаенным глубинам человеческой психики, которые пугали и влекли, завораживали, формировали наше отношение к этим необычным проявлениям человеческих чувств, наше если не сострадание, то сочувствие к переживаемым ими трагедиям. Из глубины веков доносился голос великой Сафо, взывающий к сочувствию и пониманию этих отверженных: «Смертным не дано соперничать с любовью».
Поэтесса Сапфо, или, как привычнее нам, Сафо. Платон называл ее десятой музой:
Последующая история ответила: «ДА!»
Прошли тысячелетия, а муза Сафо жива среди тех,
(Игорь Северянин)
От ее сочинений до нас дошло всего несколько стихотворений, однако их влияние на последующую литературу столь велико, что мы не могли не вспомнить о ней, прежде чем начать рассказ о нашей героине. Сафо предчувствовала свою дальнейшую судьбу: «Вспомнит со временем кто-нибудь, верь, и нас!» И вот уже два тысячелетия витает дух Сафо над грешною землей, зовет к любви, в трагический узел завязывая отношения людей.
«Соня меня очень любит, и я ее очень люблю – это вечно», – напишет о Парнок Марина Цветаева. А потом с сомнением: «Есть имена как душные цветы…» И ей же: «Твоя душа мне встала поперек души…»
Они познакомились в доме Наталии Крандиевской (по другой версии – у Максимилиана Волошина) в 1914 году. Марине 22 года, Парнок – 29. Они очень разные. Марина девственно хороша. «Цветком, поднятым над плечами, ее золотоволосая голова, пушистая, с вьющимися у висков струйками легких кудрей, с густым блеском над бровями подрезанных, как у детей, волос, – такой помнит ее младшая сестра Анастасия. – Ясная зелень ее глаз, затуманенная близоруким взглядом, застенчиво уклоняющимся, имеет в себе что-то колдовское. Ее женское только сквозит, только реет…»
София, напротив, не была хороша собой. «Но было что-то обаятельное и необыкновенно благородное в ее серых выпуклых глазах, смотрящих пристально, в ее тяжеловатом, “лермонтовском” взгляде, в повороте головы, слегка надменном, в незвучном, но мягком, довольно низком голосе, – писал Владислав Ходасевич. – Ее суждения были независимы, разговор прям».
Цветаева тоже оставила ее портрет:
Зачем, зачем?! Этот вопрос переадресуем Марине. Зачем ей, жене и матери, этот «гибельный грех»? Что заставило ее воскликнуть:
Попытаемся сами ответить на этот вопрос, хотя вряд ли это под силу даже Фрейду. Марина рано потеряла мать. Это была для нее незаживающая рана. Майя Кудашева-Роллан считает, что у нее еще с детства заметно тяготение к женщинам. Поиск матери? Может быть, в стихах найдем ответ:
(По книге Джейн Таубман)
Да и Парнок вторит ей:
Возможно, была и другие причины, но оставим исследовать их цветаеведам, а наш рассказ о Софии Парнок.
Как и следовало ожидать, любовь-грех закончилась разрывом: «Благословляю вас на все четыре стороны» (Марина Цветаева).
Жизнь разметала подруг по разным сторонам и странам. У обеих она была нелегкой. Что почувствовала Марина Ивановна, узнав о смерти Парнок? На этот вопрос она ответила в «Письмах к Амазонке»: «…И однажды та, что была некогда младшей, узнает, что где-то, на другом конце той же земли, умерла старшая. Сперва она захочет написать, чтобы убедиться. Желание останется желанием… Зачем, ведь она умерла? Ведь я тоже умру когда-нибудь… И решительно, со всей правдивостью безразличья: