Апогеем же кампании 1852 года стал высочайший смотр флота императором Николаем.
Осенью Николай I отправился на юг, чтобы лично проверить боеготовность армии и флота. Корнилов в этот момент находился в командировке в Англии. Там начальник штаба Черноморского флота решал вопросы по постройке новых винтовых корветов «Воин» и «Витязь» на английских верфях. Увы, эти корабли так никогда и не будут построены.
Из-за отъезда Корнилова за все пришлось отдуваться мало что понимавшему в корабельных делах Берху. Понимая всю никчемность старого маячника, император определил ему в помощь своего любимца балтийского контр-адмирала Васильева, не без оснований носившего во флотских кругах прозвище «demihomme-demifolitete» (получеловек-полубезумец). Моряком Васильев был посредственным, зато знал и любил шагистику и фрунтовую службу. К черноморцам Васильев относился с известным презрением, как к никчемным провинциалам, а потому в успехе смотра чужого ему флота был не слишком заинтересован.
Смотр Черноморского флота осенью 1852 года оставил не много исторических свидетельств. Его заслонили произошедшие вскоре куда более важные события. Однако его итоги наложили свой определенный отпечаток на многое из того, что произошло на Черном море в следующем году.
Из воспоминаний черноморца А. Зайчковского: «В 1852 году императором Николаем был назначен очередной смотр Черноморскому флоту. Смотры эти производились государем раз в семь лет и обыкновенно соединялись с осмотром кавалерии, сосредоточенной на юге России. Таким образом, смотры флота были в 1837, в 1845 годах и последующий смотр приходился в 1852 году…»
Прибыв в Севастополь, Николай I осмотрел порт и арсенал, а затем отправился на линейный корабль «Париж», уже стоявший на внешнем рейде
Из воспоминаний А. Зайчковского: «Незадолго перед тем Черноморский флот обогатился новым громаднейшим 120-пушечным красавцем кораблем “Париж”, на котором был поднят флаг главного командира, адмирала Берха. Это было новейшее лучшее боевое судно нашего флота на Черном море, имевшее уже в своем вооружении батарею с бомбическими орудиями, которые только что еще вводились в состав вооружения английского флота. Командиром “Парижа” был капитан 1-го ранга Истомин, впоследствии знаменитый начальник Малахова кургана, погибший на нем 7 марта 1855 года. Старшим офицером был лейтенант П-н (Перелешин. – В.Ш.).
День прихода императора в Севастополь из Одессы, а также и день смотра флота был назначен 2 октября. Суда своевременно заняли назначенные им по диспозиции места на большом рейде. Адмирал Берх поднял свой флаг именно на красавце “Париже”, где и ожидал прибытия государя в Севастопольский рейд.
Ввиду отсутствия Корнилова, который находился за границей, к адмиралу Берху на время смотра был командирован князем Меншиковым его любимец, свиты его величества контр-адмирал Васильев, тоже находившийся на “Париже”.
Вот на горизонте показывается пароход “Владимир”, на котором шел государь. В свите его величества находились: эрцгерцог австрийский Максимилиан (впоследствии несчастный император мексиканский), принц Фридрих прусский (впоследствии император германский), князь Орлов, князь Меншиков, бывший в то время начальником Главного морского штаба, а флаг-капитаном государя был капитан 1-го ранга Истомин, брат командира “Парижа”.
Как только показался штандарт на пароходе “Владимир”, то по сигналу с флагманского судна начался императорский салют, и здесь-то с “Парижем” приключилась неприятность, которая заставила командира и старшего офицера пережить тяжелые минуты и которая могла испортить успех всего смотра. По недосмотру, для салюта зарядили орудия, находящиеся под парадным трапом, который от первых же выстрелов разбился вдребезги, и остатки его были выброшены в море.
Чтобы понять критическое положение начальства “Парижа”, надо вспомнить, что парусные судна были очень высоки, и длина трапа для подъема на верхнюю палубу намного превышала 3 сажени. К тому же было объявлено, что император первым посетит “Париж”, как флагманский корабль, да, наконец, и как новое судно Черноморского флота. Времени до посещения императора оставалось каких-нибудь полчаса. Было от чего прийти в смущение, и действительно адмирал Берх пришел в полное отчаянье.
Но не таковы были ученики Лазарева, чтобы растеряться от такой случайности. Напротив, у них тотчас же закипела работа, дабы не лишиться счастья представиться царю.
Дело в том, что кроме парадного трапа на каждом корабле существовали палубные трапы. Из них-то и решено было в несколько минут приготовить трап для приема государя императора.
Между тем, когда на “Париже”, против которого уже успел стать на якорь пароход “Владимир”, закипела спешная работа по изготовлению трапа, контр-адмирал Васильев поторопился отправить к князю Меншикову записку, в которой уведомил его о происшествии на “Париже” и о невозможности государю посетить корабль. В то же время Истомин, командир “Парижа”, узнав о посылаемой Васильевым записке, со своей стороны поторопился предупредить брата своего, флаг-капитана государя, о том, что он надеется успеть приготовить трап.
Государь вместе со свитою переходит на катер. Князь Меншиков в эту минуту докладывает ему, что “Париж” посетить нельзя, так как на нем разбился парадный трап, и государю нельзя подняться на судно. Ни слова не ответил Меншикову государь.
Тогда флаг-капитан Истомин, как бы про себя, вполголоса через плечо сказал: “Трап на «Париже» готов”. И на это промолчал император Николай Павлович.
Но когда катер отвалил, то последовало грозное приказание – на “Париж”. К этому времени на “Париже” матросы успели кое-как смастерить примитивный трап. Катер государя пристал к борту “Парижа”, и командир его, Истомин, очевидно желая показать годность нового трапа для подъема по нему государя, спустился для встречи его величества вниз, тогда как по уставу он должен встречать на верхней палубе.
– Капитан, ваше место наверху, – раздается звучный и грозный голос Николая Павловича, заставивший Истомина быстро подняться наверх.
На корабле чувствовалась приближающаяся гроза – все присмирело и ждало появления грозного царя.
– Орлов, – слышится внизу, – подымайся вперед! Если тебя выдержит, то и мы пойдем.
И вот десятипудовый князь Орлов начинает подниматься по вновь сфабрикованному трапу, грузно ступая на каждую ступеньку.
За Орловым поднялся государь и, приняв рапорты, не обошел, по обыкновению, выстроившихся офицеров и караул, а суровый прошел на середину палубы и остановился около грот-мачты.
Окинув опытным взором щеголеватый “Париж”, в котором все дышало исправностью и лихостью, присущей Черноморскому флоту, посмотрел государь на стоявшую перед ним тысячную молодецкую команду экипажа, и все это сразу сгладило неприятное впечатление случайно изломанного трапа.
– Капитан, откуда ты набрал таких молодцов? – ласково сказал государь, переходя с грозного “вы” на привычное “ты”. – Здорово, молодцы!
И вместе с могучим радостным “здравия желаем” все на корабле почувствовали, что гроза миновала, что царь своим чутким оком достойно оценил и “Париж” и его команду.
– Покажи мне корабль!
После этого начался подробный осмотр корабля сверху донизу.
Когда государь сошел в трюм, блестяще освещенный 114 матовыми лампочками и содержавшийся в такой щеголеватости и чистоте, что нельзя было предположить, что этот корабль большую часть года несет трудную крейсерскую службу, то государь не мог скрыть своего удовольствия.
Остановившись посредине, причем высота трюма позволяла во весь рост стоять, не сгибаясь и не снимая каски, государь обратился к князю Меншикову:
– Меншиков, скажи, пожалуйста, отчего ты мне в Балтийском море не показываешь корабли так, как показал мне сегодня Истомин – от клотика (верхняя точка мачты) до киля?
На это со стороны князя Меншикова последовал ответ, что в Балтийском море нет таких больших судов, как в Черном.
Поднявшись после осмотра корабля в гондек, государь стал у шпиля и потребовал барабанщика.
– А ты, старик, прячься за меня, – сказал он адмиралу Берху, – а то собьют!
И приказал ударить тревогу.
За тревогой последовало учение при орудиях, потом парусное учение и так дальше.
Тридцать шесть раз молодецкая команда получила во время смотра царское “спасибо”.
Отбывая с “Парижа”, государь командиру его, Истомину, пожаловал Владимира на шею, а старшему офицеру, лейтенанту П-ну (Перелешину. – В.Ш.) штаб-офицерские эполеты…»
Затем Николай велел начать маневры в составе эскадры на переходе в Николаев. При этом оба командира корабельных дивизий – Нахимов и Новосильский – были от командования, по существу, отстранены. Всем заправлял балтийский «полубезумец» Васильев.
Результат получился закономерным. Прекрасно отделанные и подготовленные корабли Черноморского флота с обученными командами маневрировали на редкость неудачно. Походный ордер был расстроен и при подаче сигналов совершенно распался. Император был крайне недоволен своими черноморцами:
– Отдельно взятые корабли подготовлены превосходно, но эскадренные эволюции обстоят из рук вон плохо!
Стоящий напротив старик Берх беспомощно смотрел на стоявшего рядом с императором князя Меншикова.
– Черноморцам следует еще поучиться, чтобы на следующих маневрах сравняться с Балтийским флотом! – вставил свои пять копеек контр-адмирал Васильев.
Император повернулся к Берху:
– Ну, старик, кого из своих флагманов ты считаешь готовыми вести флот в бой?
Берх вздохнул горестно, на трость опершись (какая там война, когда хвори одолевают!):
– Для командования в важнейших экспедициях военных полагал бы способными адмиралов Нахимова, Новосильского да Метлина.
– Кто же из оных перевейшим будет? – продолжал допытываться император.
– А первейшим будет Нахимов, потому как имеет большую опытность в устройстве судов, да и практическом кораблевождении тоже!
– Адмиралов у нас пруд пруди, а настоящих вояк по пальцем пересчитать! Сделайте аттестацию на всех офицеров. Толковых смело назначайте капитанами, а бестолковых списывайте на берег, тогда и флот будете иметь как при Михаиле Петровиче! – закончил разговор император.
По возвращении Корнилова в Николаев ему было велено отправиться в Одессу, где стоял Черноморский флот в ожидании войск, снять с его якоря и заняться маневрированием в составе эскадры, до полного совершенства.
Впрочем, итоги маневров не помешали императору почти сразу подписать указ о производстве Корнилова с Нахимовым в вице-адмиральские чины. Тогда же была проведена и аттестация черноморского офицерста, за которым последовали перемещения и назначения. В аттестации Нахимова, между прочим, было сказано: «Вице-адмирал Нахимов. Отличный военно-морской офицер и отлично знает детали отделки и снабжения судов; может командовать отдельною эскадрой в военное время».
Император по-прежнему верил в свой Черноморский флот и в то, что в случае столкновения с Турцией черноморцы его не подведут.
Глава третья
Темные коридоры большой политики
В канун Рождества 1853 года Николай I вызвал к себе князя Меншикова.
– Наша цель в грядущей войне – Константинополь, но тащиться туда через Балканы не с руки! – хмурился император Николай, дырявя циркулем карты Валахии и Болгарии. – На все про все уйдет от года до двух, а за это время Париж с Лондоном могут решиться вступиться за турок! Самое лучшее, что можно предпринять, – это высадить десант на Босфоре. Никто ничего не успеет и понять, как мы уже в дамках будем!
– Из Одессы известия доходят до Константинополя за двое суток, а оттуда до Мальты еще три-четыре дня! – говорил ему князь Меншиков. – Таким образом, прежде чем англичане что-либо узнают, у нас будет почти неделя! Этого, думаю, будет вполне достаточно для захвата проливов.
– Все это так, – кивнул император и продолжил, помолчавши: – Главная трудность, однако, будет заключаться в том, чтобы вооружить флот и подготовить войска, не возбуждая никаких подозрений, и внезапно явиться у Босфора, иначе на британской эскадре в Архипелаге узнают о наших намерениях раньше, чем мы отплывем из Одессы и Севастополя! Сколько сил мы можем перевезти в первом броске?
– Думаю, что тысяч шестнадцать при тридцати орудиях осилим! Столько же сможем перебросить на Босфор еще через неделю-полторы. Для захвата проливных крепостей и их последующего удержания этого будет вполне достаточно. К тому же мы сможем и в дальнейшем все время наращивать свои силы, используя Черноморский флот. Остальная армия тем временем перейдет Дунай и, не отвлекаясь на турецкие крепости, стремительными марш-маршами двинется через Балканы прямиком на Константинополь. Двойного удара туркам не выдержать!
– Хорошо! – кивал головой Николай, возбужденно расхаживая взад-вперед по кабинету. – Очень хорошо!
Одновременно военному министру император велел собрать и проанализировать материалы о подготовке возможного десанта и сухопутного похода в Турцию в 1840 году, о турецкой армии, об укреплениях в Босфоре.
Уже через два дня Меншиков выложил перед императором царю эти «соображения» на бумаге. Вскоре на стол к императору легла еще одна бумага. Полковник Генерального штаба Сакен охарактеризовал в ней укрепления Босфора как находящиеся в состоянии «большого упадка», «не имеющие большой важности», а оборону босфорских фортов как ненадежную.
В конце декабря 1852 года, изучив представленные ему бумаги, Николай I сделал набросок плана операции: «Могущий быть в скором времени разрыв с Турцией приводит меня к следующим соображениям: Какую цель назначить нашим военным действиям? Какими способами вероятнее можем мы достичь нашей цели? На первый вопрос отвечаю: чем разительнее, неожиданнее и решительнее нанесем удар, тем скорее положим конец борьбе. Но всякая медленность, нерешимость даст туркам время опомниться, приготовиться к обороне, и вероятно французы успеют вмешаться в дело или флотом, или даже войсками, а всего вероятнее присылкой офицеров, в коих турки нуждаются. Итак, быстрые приготовления, возможная тайна и решимость в действиях необходимы для успеха. На второй вопрос думаю, что сильная экспедиция с помощью флота прямо в Босфор и Царьград может всё решить весьма скоро».
Там же на листе Николай, чиркая пером, наскоро произвел и предварительный расчет войск для экспедиции: 13-я пехотная дивизия в составе 12 батальонов при 32 орудиях должна сосредоточиться в Севастополе, 14-я пехотная дивизия в таком же составе – в Одессе. Обе дивизии в один день садятся на суда десантных отрядов Черноморского флота, которые соединяются у Босфора, и захватывают Константинополь, после чего турецкое правительство будет просить примирения или, в противном случае, начнет стягивать свои силы у Галлиполи или Эноса в ожидании помощи от французов… «Здесь рождается другой вопрос, – писал император. – Можем ли мы оставаться в Царьграде при появлении европейского враждебного флота у Дарданелл, и в особенности если на флоте сем прибудут и десантные войска? Конечно, предупредить сие появление можно и должно быстрым занятием Дарданелл».
Тогда же император запросил мнения у командования Черноморским флотом. Помимо расчетов его интересовало, горят ли желанием ученики адмирала Лазарева встать во главе столь грандиозного и ответственного предприятия.
Черноморские адмиралы были в восторге! Еще бы, у них появился шанс принять участие в исполнении вековечной русской мечты – возвращении Константинополя под сень православия.
19 марта 1853 года начальник штаба Черноморского флота вице-адмирал В.А. Корнилов представил управляющему Морским министерством великому князю Константину Николаевичу свою докладную записку по данному вопросу: «…по личному моему мнению:
1) Турецкий флот в руках турок к плаванию в море едва ли способен, но может быть ими употреблен в числе 5 линейных кораблей и 7 фрегатов, к защите Босфора в виде плавучих батарей, особенно при содействии имеемых у них больших пароходов.