Но принцесса смертельно устала и уже еле волочила ноги.
Ее никто не встретил, никто не снял с ее плеча походный мешок. По традиции она до последней торжественной секунды должна была все сделать сама.
Северный двор был пуст, все собрались в южном. Принцессе освободили проход, и она подошла к трону.
— Родители, — сказала она, — я справилась! Я уже взрослая, родители, слышите?! Вот!..
— Погоди, погоди, — ответил отец, — не все сразу. Господин сенешаль, пажи! Ну-ка, живенько…
— У нее есть норов… — одобрительно зашептались в толпе. — Хороший, сильный норов… кажется, нам наконец повезло…
Пажи сняли с девочкиных плеч походный мешок, распустили тесемки, сенешаль подцепил пальцем кольцо позолоченной клетки и поднял ее так высоко, как только смог.
— Ах!.. — пронеслось по толпе. — Золотой! Сам золотой! Король драконов!
И две сотни глоток разом возгласили славу принцессе.
Маленький дракон сидел, съежившись и прикрывая голову крылом. Клетку поднесли к трону, и сама королева милостиво просунула вязальный крючок сквозь решетку. Дракон не шелохнулся.
— Он жив? — с тревогой спросила королева.
— Жив, ты же видишь — не потускнел, — ответил король и встал. — Слушайте все! Принцесса, наша дочь, достигнув тринадцати лет, как велит обычай, в одиночестве ушла совершать свой подвиг. Три дня и три ночи она шла к Драконьему ущелью. По дороге она переправлялась через ручьи и реки, наугад двигалась по заросшим лесным тропам, отбивалась от диких зверей…
Девочка кивала. Ей и впрямь досталось — руки были ободраны, поперек щеки — длинная царапина, в волосах — хвоя и прелая листва.
— Она похитила лучшего из драконов! Слушайте все! Принцесса доказала, что способна занять трон, и вскоре ее портреты будут отправлены в соседние и заморские страны! Чтобы собрались на турнир знатные женихи…
Девочка слушала отцовскую речь и хмурилась. Вот уж в женихах она сейчас точно не нуждалась. Потом, когда исполнится шестнадцать, — может быть… И что ей предстоит стать королевой — все знали, и она тоже знала, для этого и древнее испытание — похищение дракона… То есть — покажи, будущая королева, силу характера! Иначе — подрастет и пойдет к Драконьему ущелью младшая сестра.
Принцесса покосилась на мать — неужели эта полная дама, не выпускающая из рук вязания даже в такую минуту, тоже переплывала ночью незнакомую реку в обнимку со связкой сухого камыша?
Речь завершилась, затрубили герольды, сенешаль вынес большую клетку для золотого дракона.
Девочка все смотрела на мать — не может быть, чтобы мать похищала дракона, ведь тогда он должен был бы жить в этой самой клетке, а клетка, сколько девочка себя помнила, стояла в чулане пустая.
Принцесса подняла руку.
— Что, дочка? — спросил король. — Что ты хочешь сказать нашему доброму народу?
— Я спросить хочу! Матушка, где твой дракон?
Королева вздохнула.
— Он умер, доченька.
— Отчего?
— Кто его разберет. Наши доктора не умеют лечить драконов.
— От тоски он помер! — крикнули из толпы. — Тосковал и издох!
Принцесса прижала к груди маленькую клетку.
— Я не для того его похищала, чтобы он издох! А ну, пропустите!
— Но это традиция! — кричали ей вслед родители! — Дракон в клетке! Похищенный дракон! Женихи!..
Принцесса взбежала на галерею, где стояли трубачи. Там были узкие амбразуры, в которые виднелись окрестные луга и рощи. Вот как раз такая амбразура ей и была нужна.
— Лети, — сказала она. — Лети, маленький король! Пропади она пропадом, эта дурацкая традиция! Я отпускаю тебя — я, королева… Лети к своим!
Крыло у золотого дракона было повреждено, но в воздухе он справился с болью и нашел способ лететь, пусть не стремительно, однако — лететь.
Девочка повернулась к толпе.
— Вот так, — сказала она. — Мне решать, что делать с моей добычей! Мне, а не традиции! Мне, а не обычаю предков! Все поняли? А если женихам не понравится, что рядом с моим креслом нет клетки с драконом, — тем хуже для женихов!
— Славный норов! — крикнули из толпы. — Королевский норов! Братцы, нам наконец повезло!
— Что будем делать? — растерянно спросил супругу король.
— А тут уж ничего не поделаешь, — горестно ответила королева. — Я ведь тогда тоже хотела отпустить дракона… побоялась… Может, оттуда и все наши неприятности? А она вот не боится.
— Но ты ведь тоже шла три дня и три ночи, еле выползла из оврага, чуть не утонула?
— Все это сейчас не имеет ровно никакого значения, милый. Выплыть может каждый, выползти может каждый… А вот плюнуть на обычай и поступить по-королевски — нет… Я не сумела, мне такой смелости не дано. А дочке — дано! Радуйся — она будет настоящей королевой.
Быть человеком, стать человеком
Кристина Каримова
Кристина Каримова
10 сентября 1974 г.
— Никуда не пойдешь! — голос отца был строг и непреклонен.
— Ну, па-а-а-апа! — безнадежно протянул Егорка уже зная, что ему ничего не выгорит. — Ну, пожа-а-а-алуйста!
— Нет.
— Ну там же все будут! И Вовчик пойдет. И Коля. И Маринка…
— Я сказал — нет! Раз не умеешь себя вести, значит, будешь сидеть с нами.
— Ма-а-а-ам… — Егорка попытался найти управу на отца.
Однако, мама, обычно встававшая на сторону любимого чада, почему-то именно сегодня решила проявить твердость:
— Нет, Егор. Павел Михайлович — милейший человек, а ты так нехорошо с ним поступил… испортил вещь…
Мальчик понял, что дальнейшие разговоры бесполезны. Надулся, уселся на край неустойчивого пластикового стульчика, начал ковырять ногой железную палубу и думать. Почему у всех родители, как родители, а у него все время придираются? Ведь в чаек из бумажных трубочек он плевался не один. И снаряд из жеваной бумаги, испортивший белую фуражку капитана Павла Михайловича, может быть, принадлежал вовсе не ему, а, например, Кольке… Которого, между прочим, родители уже простили и разрешили пойти в игровую комнату. А он, Егорка, вынужден сидеть и пялиться в бесконечный водный простор, хотя мог бы участвовать в конкурсах или, на худой конец, смотреть мультики…
Папа с мамой беседовали о своем, о взрослом. Смотреть было не на что: над темной водой низко стояли серые противные тучи, время от времени начинающие плакать мутным нудным дождем. Пусто и грустно. И даже наглые крикливые чайки, сопровождающие теплоход в течение всего путешествия, куда-то исчезли. Ску-у-у-учно! Колька с Вовкой сейчас, наверное, зарабатывают призы на шоу. Или играют в настольный хоккей. А он должен сидеть здесь. Может, завлечь родителей в каюту? Там хоть книжку про Гарри Поттера можно почитать, а здесь совсем нечего делать.
— Мам, — захныкал Егор. — Холодно!
Слабые струнки родительской души сработали как надо. Женщина мгновенно отвлеклась от разговора, с тревогой глянула на сына. Мальчишка постарался изобразить, что требовалось: нахохлился, спрятал руки между колен, посмотрел жалобно и грустно. Мама поверила.
— Ладно, Саш, — поспешно прервала она отца на полуслове. — Пойдем, пожалуй, в каюту. А то, и, правда, ветер поднялся.
— Ты растишь из него неженку, — недовольно проворчал папа, но со стула все-таки встал.
«Небось, сам замерз, вот и согласился так быстро! — подумал Егорка. — Это он неженка!» Но благоразумно оставил мысль при себе.
Пол под ногами чуть накренился, и легкая пластиковая мебель с шероховатым скрежетом поехала по палубе.
— Что это? — вопросила мама, испуганно прижимаясь к стене.
— Волны, корабль покачивает. Чего ты всполошилась? — авторитетно успокоил отец.
Что-то треснуло, хрустнуло, палуба наклонилась еще сильнее и их всех троих, потащило к белому ажурному кружеву перил.
— Саша!!! — в панике закричала мама.
Папа одной рукой схватился за поручень, другой поймал маму. Мама попыталась ухватить Егорку. И промахнулась. Волна, будто большой ласковый теленок, высунула мягкий язык и осторожно лизнула мальчика. И, удовлетворенная вкусом, подшибла и потащила за собой. Вслед сыну, исчезающему в воде, несся безумный крик матери…
* * *
— Паша? Разве сейчас не твоя вахта? — удивилась Катерина, увидев супруга и капитана по совместительству, входящего в каюту в неурочное время.
— Не волнуйся, там Андрей, — успокоил жену Павел Михайлович.
Катерина, начавшая было вставать, снова опустилась на краешек кровати дочери, которую вот уже минут двадцать с танцами и приплясываниями пыталась уложить на тихий час. Андреем звали помощника, молодого перспективного парня и водника от бога. Любовь к кораблю и всему, что было связано с плавучим миром, выражалась в его вечной готовности проводить время в рубке в надежде, что удастся перехватить лишнюю минутку за штурвалом. Потому доверить ему теплоход было еще надежнее, чем нести вахту лично.
— У меня, Катюш, авария. Один разлюбезный пассажир плюнул мне на голову, — сообщил капитан и в доказательство протянул испорченную фуражку. — Надо очистить.
— Я знаю, кто это сделал! — сверкая хитрым глазом из-под одеяла, вмешалась девочка. — Егорка! У него была жвачка и трубка-плевалка. Он еще меня утром крысой обозвал! Высади его с корабля, папа!
Будучи долгожданным и поздним ребенком, Анечка с большим удовольствием и без малейшего зазрения совести пользовалась своей властью над родителями.
— Ладно, видно будет, — проворчал отец, не в силах противостоять обаянию маленького чертенка. И направился в санузел вместе с пострадавшей фуражкой.
— А ты ложись, — строго приказала женщина.
— Не хо-о-о-чу! Не буду спа-а-а-ать! — заканючила девочка.
— А я тебя не спрашиваю будешь или нет… — начала Катерина и вдруг почувствовала, что с каютой происходит что-то не то. Поехали по столу книжки. Покатилась, упала на пол и по чистой случайности не разбилась ваза. Посыпались с подоконника ручки и цветные карандаши Анечки.
— Мама? Что это? — девочка сбросила одеяло и села на постели. В голосе было больше любопытства, чем страха.
— Павел?! — растерянно позвала женщина.
Капитан, выскочивший с фуражкой в одной руке и мокрой губкой в другой, кинул взгляд за окно и отрывисто скомандовал:
— Катя, надевайте спасжилеты и на палубу! Быстро!
Дверь каюты хлопнула, отсекая торопливые шаги, переходящие в бег. Фуражка осталась сиротливо лежать на кровати в ногах у девочки.
Стремительный уход отца испугал Анечку, она вскочила, начала дергать мать за рукав:
— Мама, бежим скорее! Корабль тонет!
Женщина, не обращая внимания на призывы, лихорадочно озиралась. Распахнула шкаф, выхватила спасательный жилет, натянула прямо поверх пижамки девочки. Амуниция, рассчитанная на взрослого, повисла на ребенке, будто броня дородного рыцаря на тощем оруженосце. Схватила сумку с деньгами и документами, прижала к груди, осмотрелась — что бы еще взять? Выдернула из шкафа чемодан, распахнула крышку и начала срывать одежду с вешалок.
— Мама! Пойдем! Пойдем уже! — девочка все теребила и теребила ее.
— Не кричи! Нужно собрать вещи. И мы дождемся папу.
— Мама! Я боюсь, дождемся на палубе!
Каюта накренилась, чемодан поехал в сторону. Девочка вцепилась в подол платья матери, женщина ухватилась за край стола. Ржавый железный болт не выдержал двойного веса и вырвался из гнезда. Мать с дочерью покатились по полу, неожиданно ставшему стеной, и врезались в угол кровати. Женщина обмякла и больше не шевелилась.
— Мама, мама, — начала трясти ее дочка.
Не добившись ответа, всхлипывая и цепляясь за остатки мебели, поползла на четвереньках к выходу, лежащему на боку. Кое-как добравшись до двери, она дернула ее раз, другой, но перекошенная пластина не поддавалась. Пытаясь вырваться, девочка изо всех сил пятилетнего существа, попавшего в ловушку, билась о преграду, но бесполезно.
Затрещала обшивка корабля, с легким звоном начали лопаться окна и в их открытый зев хлынул поток воды. Девочка в бессильной попытке закрыться выставила локоть, но лавина захлестнула, и наступила темнота.
* * *
Двадцать метров, отделяющих капитанскую каюту от рубки управления, Павел Михайлович преодолел в несколько секунд. Уже на подлете он услышал торопливую речь помощника:
— Срочная эвакуация!.. Срочная эва… Черт!!! Не работает!
— Андрей! Что?!.. — рявкнул капитан, врываясь в помещение.
Парень швырнул бесполезный микрофон.
— Крен на правый борт! Теплоход заваливается. Нужна эвакуация! Электричества нет!!! Не могу включить тревогу!
Мысли капитана скакали телеграфным пунктиром: «Корабль погружается слишком быстро, времени на спуск шлюпок нет… люди окажутся в воде… Те, кто смогут вырваться с затопленных палуб. А кто не успеет? Глубина порядочная, даже если останутся воздушные мешки в каютах — не выплыть…»
— Нужно на мель! Выводи! — крикнул он Андрею. И тут же сам, отпихнув помощника, бросился к штурвалу.
Он знал здешний фарватер так же хорошо, как лесник знает тропинки заповедника, и понимал, что если удастся выйти на мель — а она рядом, всего лишь двести метров правее — то время, пригодное для эвакуации, растянется в разы. И люди получат шанс.
— Машинное отделение не отвечает! Связи нет! Скорость не погашена! И штурвал не реагирует!
Штурвал крутился легко, будто был муляжом, детской игрушкой.
— К пассажирам! Надевать жилеты — и в воду! И сбрасывайте плоты. Живо!
— Есть, — по-военному гаркнул Андрей и выскочил в дверь.
Капитан начал нажимать кнопки, дергать рычаги. Штурвал, сигнал тревоги, радиосвязь с техническими помещениями… Ничего! Все пустое, обесточенное!.. Что еще можно сделать? Ничего! Выводить людей! Всех, сколько успеют. Господи, там же Катерина! Анечка! Обе в каюте. Нет! Они должны уже быть на палубе. Павел Михайлович метнулся к двери, но не успел. Пол как-то совсем неожиданно рванулся из-под ног, капитан упал. От удара мир стал туманнозыбким, рассыпался на мелкие частицы и с легким шорохом схлопнулся, будто экран выключаемого телевизора.
* * *
Андрей выскочил из рубки, скатился по железной лесенке. Крики, плач и всеобщая истерика на палубе с каждой секундой набирали обороты. Беспорядочно, натыкаясь друг на друга, метались обезумевшие пассажиры. Часть — в спасжилетах. Большинство — без. Лежали рассыпанные вещи, пищали дети. И посреди бедлама, заломив руки, стояла основательная женщина в белом спортивном костюме и, заменяя собой не работающую сирену, выла на одной ноте. Творилось самое страшное, что может быть на корабле — паника.
— Внимание!!! — рявкнул Андрей и люди, будто повинуясь правилам детской игры «замри», остановились. Взгляд Андрея выхватывал какие-то незначительные детали. Кулон-медвежонок на впечатляющий груди примолкшей женщины-айсберга… Ярко-красный детский мячик у погнутых перил… Сиротливо свисающий с мачты мокрый флаг…
Андрей заговорил короткими доходчивыми фразами:
— Судно тонет. Шлюпок нет. Берите жилеты, отплывайте от корабля. У кого нет жилетов — за мной!
Андрей заскочил в холл — пассажиры, и без жилетов в них, бросилась следом — дернул дверцы аварийного шкафа. Люди рванулись вперед, отпихнули Андрея в сторону, лихорадочно начали хватать твердые пластины, зашитые в ярко-рыжую ткань.
Андрей выскочил обратно на палубу. Кое-кто из ухвативших жилеты уже пытался взобраться на перила, кто-то нерешительно топтался рядом.
— Мужчины! Помогите женщинам! — скомандовал помощник капитана.
Шагнул к ближайшей пассажирке, похожей из-за потекшей туши на испуганную вампиршу, подтолкнул ее к перилам:
— Забирайтесь, прыгайте!
— Я не могу, — забормотала девушка, упираясь. — У меня отец… Он внизу, на музыке… У него сердце! Надо за ним…
«Господи! Музыкальный час! — вспомнил Андрей. — Ах ты, черт!!!»
Все утро аниматоры по радио зазывали пассажиров на час классической музыки. Не столь по причине особого интереса, сколь в связи с плохой погодой желающих посетить мероприятие нашлось много, особенно пожилых.
— Прыгайте! Я их выведу!
Андрей развернулся и бросился к выходу, перескакивая через ступени, помчался вниз.