Однако она решила, что мне важен ответ ее ответ, поэтому продолжила свою мысль:
- Если бы ты был мой, ты бы верил мне, а ты не веришь мне. Когда мы спорили про скалу, и про сосну - ты верил своим глазам, а не моим словам. Ты не любишь меня
- Любой человек верит своим глазам. - Рассеянно отозвался я, думая о своём. Рука чесалась взять телефон.
- Нет. Вера... делает человека слепым. Настоящая вера. Кто верит в Бога, верит в него, хотя глаза их никогда не видели Бога. Глаза этих людей видят как работает физика и химия, видят фотографии других планет и солнца, доставленные из космоса. Бога там не видно. Но они все равно верят в него. Вера... это что-то более глубокое, чем все вы думаете. Огромная сила. Она созидает.
- Но Бога ведь все равно нет, хоть в него и верят миллионы.
- Он есть. Потому что они верят в него.
- Ты его встречала?
- Нет. Я же не верю.
- С чего же взяла, что он есть.
- Спроси у тех, кто верит, они тебе скажут, что он есть. Всегда есть то, во что верят.
- А во что не верят - нет? Кто же создал все? Ведь пока людей не было, некому было верить в Бога, значит и Бога не было.
- Это как вопрос про курицу и яйцо. Вопрос бессмысленный. Существование мира не линия, а кольцо. Курица есть, потому что она вылупилась из яйца, яйцо есть, потому что его снесла курица. На кольце нет начала и конца, понимаешь. Бог есть, потому что люди верят в него...
- Люди есть, потому что их создал Бог, все понятно. Пустой разговор.
Все-таки я решился. Кажется телефон в куртке. Я поднялся и направился к выходу. Возьму куртку, выйду на улицу, не хочу, чтобы она видела как я звоню.
Но теперь, когда я принял решение, меня почему-то не хотел отпускать этот разговор с Имой. И я не удержался от вопроса:
- Но ведь мы с тобой не верим в Бога. Тогда кто же создал нас?
Она улыбнулась, будто угадав к чему я клоню. Покачала головой:
- Не беспокойся, ведь в дьявола мы тоже не верим. Богу достаточно, если в него верит хоть один. Веры одного человека ему хватило бы, чтобы создать всех остальных, даже нас с тобой.
- Мне надо проветриться. - Сказал я, накидывая куртку. - Я скоро вернусь.
Взявшись за дверную ручку, я замер. Быть может, меня не так захватывал разговор с ней, как тормозил страх. Страх включить телефон. И я оттягивал этот момент. Поэтому спросил с усмешкой:
- Ты решила, что ты Бог? Тебе так нужна чья-та вера?
- Нет. Я человек, просто человек. Мне достаточно просто любви. Она ведь тоже слепа и доверчива.
Я вышел.
Воздух пах как-то странно. Неожиданно. Я никогда не чувствовал подобного запаха. Пронзительная, обострённая свежесть с лёгким оттенком гари. Смесь несовместимого. Было пасмурно или просто солнце садилось, я не чувствовал времени. День сейчас или вечер? Вряд ли вечер. Отошёл на несколько шагов от крыльца, достал телефон и непослушным пальцем коснулся экрана. Найти сеть. Я почти всегда в командировке держал телефон отключённым. Не то чтобы это было необходимо для безопасности. Просто не хотелось никаких контактов с нормальным миром, пока я занят работой. Это слишком расслабляло, заставляло думать всякие отвлекающие мысли. Работа отдельно, жизнь отдельно. Иногда я включал телефон, чтобы позвонить жене или проверить нет ли сообщений от коллег. Об этой моей привычке выпадать из эфира знали мои родственники, и не беспокоились. В этот раз я слишком долго не был на связи. Из-за Имы.
Телефон поймал сеть. Какая-то часть меня, поверившая в этот рассказанный Имой конец света, сомневалась, что в этом мире ещё осталась мобильная связь. Я вздохнул с облегчением. Будто работа мобильного полностью отрицала бредовый ее рассказ.
Двадцать два неотвеченных звонка... я открыл список. Жена, Власевич, пара друзей, мать. Но в основном жена жена жена. Я попробовал набрать ей. Странно, она никогда та настойчиво не звонила... что-то случилось? Мне опять стало тревожно. Чувство вины. Скорее узнать, что все в порядке. Но в трубке "абонент вне зоны действия сети". Черт... ещё смски. Я открываю. И в глазах все расплывается, когда дохожу до последней от жены:
"Значит ты исчез как она. Молюсь чтобы вы были вместе..."
Пытаюсь снова звонить. Но все так же. Звоню по всем телефонам подряд - Власевичу, матери, друзьям. Набираю телефон своего начальника, который не храню в телефонной книжке. Нет связи, ни с кем...
Вдали что-то бухает. Тот самый, знакомый уже звук. Мне кажется, что перед домом появились новые сосны. Или я просто не замечал их раньше. Огромные, какие-то мрачные. Нет, их точно не было.
Опускаюсь на землю и долго сижу, уткнувшись взглядом в телефон. Смотрю на него, даже когда экран давно погас. Меня душит чувство вины. Будто я виноват в том, что у меня не стало ребёнка. Я ищу причину, что я сделал не так. Но ведь причина не во мне. Има. С неё все началось. Почему же я чувствую себя таким виноватым? Потому что все хотел оставить ради неё? И вот - оставил... Потому что любил ту, из-за которой моего ребёнка больше нет?
Рождённая не в любви. Какая разница. Это не важно! Из-за этого нельзя отбирать у меня дочь! Ее-то я любил!
И тут же предательский шепоток: "Ты же бросил свою дочь ради случайно встреченной девки..."
Я не бросал, я...
Нужно найти виноватого, снять это с себя, иначе можно сойти с ума. Има виновата. Она.
Я решительно поднялся и пошёл в дом.
Нашёл Иму в комнате. Лежала на кровати, сложив руки на животе и смотрела в пустоту. Как в гробу.
- Позвонил? Теперь ты веришь мне? - Ровным голосом спросила она.
- Где все эти люди? Которые исчезли? - Даже не стараясь сдержать дрожь в голосе, спросил я. Я ненавидел ее сейчас, но понимал, что в ней ключ.
- Их нет. Они не рождены.
- Моя дочь была рождена. Я держал ее на руках. Она была!
- Больше нет. Может и нас не будет. - Равнодушно отозвалась она. Мне хотелось кинуться к ней и схватить за шею. Но я поклялся себе быть самым спокойным человеком на свете, пока не получу ответы. И было что-то ещё... стыдно и больно признаться в этом чувстве, и, наверное, я старался от него отмахнуться, но оно было - какое-то странное чувство облегчения. Теперь у меня нет обязательств перед моей прежней жизнью. И не моя в том вина, так вышло. Теперь... есть только Има и я. Но вопреки этому чувству, я упрямо повторил:
- Моя дочь была! И должна быть!
- Я скажу сейчас тебе очень неприятную вещь. Но постарайся принять ее. Если ты сможешь это сделать, ты больше не будешь беспомощной щепкой в ручье. - Она повернула голову и посмотрела мне прямо в глаза. Изо всех сил я старался не отвести взгляд. Спрятать свой страх. Ужас перед тем, что она скажет мне. Потому что, наверное, я знал...
- Твоей дочери нет, потому что ты не умеешь любить. Ты не любил свою жену и родил ребёнка, которого не должно было быть. И ты не полюбил меня, поэтому не смог вернуть этого ребёнка. Быть может и ребёнка своего ты не очень-то любил. В этом нет твоей вины, это просто надо признать как данность.
- Это не так!
- Это так. Я случайно разрушила наш мир. А ты мог бы его спасти. Да, он следствие всех этих ошибок, и всей этой нелюбви. Но он наш. И если мы сами - ошибки, то другого у нас скорее всего и нет.
- Как бы я мог его спасти?! А если я люблю тебя?..
Она снова стала смотреть в потолок.
- Я ничего не чувствую. - Пробормотала она. - Это должно быть взаимно, ведь калибровка... встречи перестали быть случайными. Я ничего к тебе не чувствую. Пыталась, но нет.
Ее слова кольнули меня. Я хотел злиться на неё, считать врагом и думать о дочери, но ее слова причинили мне боль.
- Может быть достаточно было бы твоей любви. Но ее наверное нет, ведь ты не веришь моим словам, ничего не получается. Понимаешь, нужна вера. Вера! В тебе ее нет. Нужно что-то слепое... чтобы мои слова стали твоими глазами. У нас не выходит это. Мы друг другу случайные, Артём...
Я ничего не ответил. Пытался понять ее слова, но мне не удавалось. Через какое-то время она снова заговорила:
- Я думала, это Пан. Поняв, что началась калибровка, я ждала, что появится человек. Кто-то мой. С кем мне было бы суждено встретиться, если бы жизнь наша не состояла из ошибок. Мне было интересно... и тревожно... мне нужен был этот человек, чтобы откатить калибровку. Я знала как, и сейчас знаю. Может он ещё появится, мой человек... может ещё есть время. Но тогда я не понимаю, зачем тут вы.
- Убить тебя. Инерция из мира ошибок.
- Может и так. Но я так верила, что это он... - в ее голосе появилась грусть и задумчивость. - А он хотел меня убить. Сразу. И я смирилась, что нужно ждать кого-то ещё.
- И на всякий случай все-таки придерживала его? - Я сам не ожидал, что спрошу это, и что голос мой будет таким жалким, чуть ли не визгливым.
- Что мне было с ним делать? Я не убийца.
- Ты просила меня убить его!
Она усмехнулась и покачала головой:
- Я бы не дала тебе убить его. Просто проверяла, насколько далеко ты пойдёшь ради меня.
- Я бы на все пошёл ради тебя. - Эта фраза тоже вырвалась сама собой. Мне было противно, что я расклеиваюсь. Будто выпрашиваю у неё какую-то милостыню. У неё, из-за которой больше нет моей дочери!
- Все равно придётся от него избавиться, - прошептал я. - Ничего не поделаешь.
Мне нужно было вывести ее из равновесия. Я уже знал все ответы, знал, что у неё на душе. Мне казалось, я мусор, который недавно был красивой обёрткой на конфете, а теперь оказался выброшен в помойное ведро.
- Нет...
- Я это сделаю сейчас.
Она вскочила и жёстко повторила:
- Нет!
- Почему? - Я успокоился. Стало просто интересно.
В ее глазах мелькнула растерянность. Губы дрогнули, но не выпустили ни одного слова.
- Я нарушил вашу маленькую извращённую идиллию... - издевательски произнёс я. - Не правда ли? Явился третьим лишним...
- Я понимаю что ты чувствуешь! Но успокойся. Ты обманываешь себя. Ты меня не любишь. Это другое чувство.
- Но почему же ты не выпустила его? Вот этого я не понимаю!
- Потому что он убьёт меня.
- Он так говорит?
- Я не хочу причинять ему вред. Но он меня ненавидит. Он убьёт меня!
- Он так всегда говорит, да?
- Да!
- И ты ему веришь. - Эту фразу я произнёс едва слышно. - Веришь...
Она пристально смотрела на меня. Губы сжаты, но я вижу, что они дрожат.
Я нащупал в кармане ключи от клетки Пана. Медленно достал их.
- Нет, не смей... ты не убьёшь его... - прошептала она. - Не делай этого!
- Я не буду его убивать.
- Ты хочешь... его выпустить?
- Да. Это же калибровка, верно? Может быть тебя тоже не должно быть, как и моей дочери? Может ты не дитя любви. И может, если твой мозг остановится, все станет как есть?
- Но я не хочу умирать. - Без эмоций сказала она. - И я не знаю, поможет ли моя смерть.
- А разве весь мир должен умирать из-за твоего дурного любопытства?
- Ты делаешь это, потому что я обидела тебя! Хочешь мне отомстить! Ты ревнуешь!
- Какая разница, если твоя смерть спасёт всех других. Плевать на мои причины.
- Тогда убей меня сам.
- Прости, я не смогу. Сам я не смогу.
Внезапно она стремительно, как кошка вскочила и кинулась на меня. Вцепилась в руку с ключами. Я опешил, попытался стряхнуть ее, но в ней будто проснулось животное. Раздался яростный лай собак за дверью. Хорошо, что я закрыл ее, когда вошёл в комнату. Я с силой отбросил девчонку в сторону, она ударилась головой о край кровати и на какое-то время обмякла, но не потеряла сознание. Села, ощупывая голову, бессмысленный взгляд блуждает по комнате. На секунду я испугался, хотелось кинуться к ней, обнять ее, но я взял волю в кулак. В эти минуты я верил, что если выпущу Пана, он убьёт ее, как и обещал. Она ничего не значит для него. Ни одна женщина в мире не может для него быть ценной. Да, я пал так низко. Моя ярость отвергнутого толкала меня на подлость, но одновременно я убеждал себя, что все дело в моей дочери. Нужно использовать все возможности, чтобы вернуть ее. Има мне чужая. Она сама сделала свой выбор. Если бы не дочь, быть может я бы просто ушёл. Но куда мне уходить теперь?
Я подошёл к Име и вытащил из кармана ее кофты нейтральник. Она все ещё не могла прийти в себя после удара. Или просто отчаялась. И не сопротивлялась.
Потом пошёл к двери, за которой бесновались собаки. Не открывая дверь, включил прибор, и собачий визг тут же прекратился. Открыл дверь, ногой отодвинул заснувших псов. У одной хаски остались открыты глаза, голубые прекрасные глаза. Как у Имы. Вряд ли эти собаки смогли бы причинить мне серьёзный вред. Хаски миролюбивые. Я вспомнил, ведь я видел их. Моя дочь играла с такой собакой, когда мы ездили в Минск, к родственникам жены. Эти были такого же цвета, как та. Как можно их спутать с ротвейлерами?
В этот момент меня осенило. И я уже не знал точной причины, почему пошёл выпустить Пана.
- Он сказал, что у тебя ротвейлеры. Это ты ему сказала, да? Но он же видел их...
Има ничего не ответила. Может, и не услышала меня.
Дальнейшее я запомнил урывками, как будто сознание отключалось и включалось, когда хотело, а тело двигалось само, и голова сама говорила.
Я пошёл в сарай, открыл клетку Пана. Что-то сказал ему. Может, "кончай с ней", а может "иди и сделай что хотел", я не помню. Он кинулся в дом. Во мне что-то обречённо обвалилось. Но маховик был запущен. В кухне его не было. Я вошёл в комнату. На голове ее была кровь, она смотрела на ладонь, которая тоже была в крови. Я подумал, как быстро он начал. Пан что-то кричал мне. Или на меня. Я просто стоял и смотрел, как истукан. Он схватил ее на руки и мимо меня пронёсся на кухню. Я вышел следом и снова неподвижно встал. Он положил ее на диван лицом вниз. Осторожно раздвинул окровавленные волосы. И только тут до меня дошло, что кровь от того, что она ударилась об кровать, когда я толкнул ее.
Пан что-то снова кричал мне, но снова мимо. Тогда он вскочил, взял полотенце, намочил его под краном и приложил ей к голове.
- Артём, бля! Ты чего залип?!
Наконец, слова его стали до меня доходить.
- Аптечку какую-нибудь найди. Зелёнку или я не знаю... что с ней делать? Нахер ты это сделал вообще?!
Има зашевелилась скинула руку с полотенцем и села.
- Лежи давай! - Мягко сказал он, пытаясь снова ее уложить, но она взяла его руку и отвела. Но руку не выпустила. Они встретились глазами.
- Ты меня не убьёшь? - тихо спросила Има.
- Да нахрена мне это. - Смущённо пробормотал он. Я видел, как он напрягся. Как напряглась его рука, которую сжимала Има. Он был похож на большого свирепого пса, испуганно замершего от непривычной хозяйской ласки. Мне больно было видеть это, но в то же время хотелось жадно смотреть и смотреть.
- Может это все из-за тебя. - Прошептала Има. - Может я просто хотела тебя встретить.
Сколько времени он просидел в клетке? Она так и не сказала мне. Сколько времени они провели один на один? Быть может она каждую ночь сидела в том сарае и смотрела на него. Они о чем-то говорили. Не просто перебрасывались угрозами, ведь он многое знал о ней, о его деде, собаках. Она приручала его. Боялась, верила его словам, которые он быть может сказал в порыве ярости - "Я убью тебя", верила, что он так сделает. Поэтому держала в клетке. А он мог убить ее каждый раз, когда она выпускала его, угрожая лишь слабеньким нейтральником. У Пана была молниеносная реакция, что для него эта игрушка! Возможно, он и сам не знал, почему подчиняется ей. Просто подчинялся. Не умел найти нормальных слов, чтобы успокоить и сказать, что не тронет ее. Ладить с женщинами не сильная его сторона. Чтобы оставаться с ней рядом, он оставался в клетке. И дело было не в стокгольмском синдроме, как поначалу я решил. Дело было в калибровке. Има для него, а не для меня. Но почему?! Вы такие разные, хотелось кричать мне, Има, почему он, а не я?! Почему это животное?!
Но глядя на неё он переставал быть животным. Я понял, что он не дал бы волосу упасть с ее головы. Когда я выпустил его из клетки, он кинулся в дом не за тем, чтобы убить ее, а потому что боялся, что я уже что-то с ней сделал.