От стоянки Бориса ближайшая железнодорожная станция находилась в его поселке, но он боялся появляться и у себя, и в Ольгинке, где наследил, а потому решил садиться на небольшом полустанке сразу за Ольгинкой. Он знал путь лесом к этому полустанку. Там останавливались электрички и высаживались люди с небольшого дачного поселения, расположенного по соседству с Ольгинкой.
Борис любил железную дорогу. Его тянуло к железной дороге, там с утра до вечера и даже ночью проносились поезда, унося своих пассажиров в неведомые дали. Поездов было много, но на их станции останавливались только пригородные электрички.
Борис ходил иногда к железнодорожному полотну, слушал гул проводов, сигналы электровозов. Он мог часами сидеть на откосе, провожая глазами проносящиеся поезда, пытаясь прочитать пункт конечного назначения. Он всматривался в окна вагонов и мечтал, что сам когда-нибудь умчится в скором поезде в далекие края. Где-то там, далеко, было Москва, а еще дальше, с другой стороны, было море.
Лет семь назад Борис сделал попытке добраться до Москвы, но у него ничего не вышло. Тогда он впервые убежать из дома после ссоры с матерью. Мать выкинула его котенка, которого он подобрал, когда возвращался из школы домой. Он увидел котенка в пролеске, сразу за домами. Маленький пушистый котенок жалобно мяукал и дрожал от холода. Стояла поздняя осень, первые морозы уже сковали землю, а котенка бросили на произвол судьбы, он потерял кошку, свою мать, и просил защиты у людей.
Борис приблизился к котенку, тот подбежал к ногам мальчишки, задрав хвост и с надеждой мяукая. Он словно просил: "Возьми меня, я буду тебе хорошим другом".
Боря погладил котенка. Тот радостно замурлыкал. Мальчишка присел рядышком на пенек, котенок попросился к нему на колени, свернулся калачиком, перестал дрожать и заурчал еще громче. В котенке было что-то близкое и родное. Борис пожалел его. Он подумал, что бедный котенок очень хочет, чтоб он, Боря, стал его хозяином. И добрый мальчик взял котенка домой, тайком от матери спрятал его в своей комнатке, кормил и поил его молоком.
Валентина Михайловна животных не любила. Через пару дней она обнаружила котенка и, пока Борька был в школе, выкинула его. Борис искал своего друга по всему поселку, но так и не нашел. Для Бори это был удар. Он решил, что больше не будет терпеть выходки матери и не останется в ее доме ни минуту.
"Ненавижу мать! Уйду из дома, уеду на электричках. Пусть возится со своей маленькой Танькой, - думал Борис. Пусть ищет, зовет а меня нет".
Обычно, когда убегают из дома, знают, где будут искать ночлег и готовятся к побегу заранее: берут необходимые вещи и продукты, тщательно обдумывают свой маршрут. Борис убежал, не думая ни о чем. Это был порыв его уставшей от унижений души, порыв, который смиренный мальчишка не смог сдержать. Ему невыносимо захотелось уехать как можно дальше от своей мамаши. Он схватил одежду и побежал на железнодорожную станцию. Тогда он не уходил еще в лес после ссор с матерью. Да и на дворе было холодно. И он устремился через весь поселок к станции, сел в электричку и поехал в направлении Тулы. Там он собирался сделать пересадку на электричку до Москвы.
У него не было ни денег, ни вещей. Он не знал, что станет делать в столице. Может быть, прибился бы к каким-нибудь беспризорникам. Он слышал о беспризорниках и не боялся стать одним из них. Но в их поселке в то время беспризорников не было, и он поехал в Москву.
Однако уехал Боря недалеко. У самой Тулы в вагон пришли ревизоры. Они проверяли билеты, двигаясь навстречу друг другу, и неуклонно приближались к мальчишке, сидевшему в середине вагона.
Борис мог бы попытаться проскочить в другой вагон, но он весь сжался и словно оцепенел. Он не был готов к такому повороту событий, и нервный, предательский страх пронзил его тело. Этот страх будто парализовал его тело. Борис не мог двигаться.
Первой к нему подошла женщина. Она проверила билеты у соседей и обратилась к ребенку:
А у тебя что?
Борис напряженно молчал. Нервная дрожь в теле усилилась.
С кем ты едешь? - спросила ревизорша.
Борис не умел врать. Он сжался на своей скамейке, не в силах что-либо сказать. Но женщина не отставала.
Ты что немой? - опять спросила она.
Борис по-прежнему молчал.
Саша, тут странный мальчик, похоже, один едет без билета и без сопровождающих, обратилась женщина к подошедшему коллеге.
Отведем его в пикет на вокзале, сказал мужчина. - Уже подъезжаем.
Ревизоры так и сделали. В милицейском пикете Борю долго пытался разговорить какой-то мужчина в форме. Он не отставал от мальчишки до тех пор, пока Боря не назвал свое имя и адрес.
Вызвали мать. Она говорила что-то про склонность сына к бродяжничеству, его несносный характер, о том, что не доглядела за парнишкой, потому что была на работе: одной приходится растить двоих детей. Их отпустили.
По дороге домой мать заявила Борису, что сдаст его в детдом. Он тогда здорово напугался: как же так его и в детдом? Детский дом почему-то страшил Борю больше гнева матери.
Валентина Михайловна, увидев страх сына, потом не раз еще пугала его детским домом, хотя реально отказываться от ребенка она не планировала.
А в тот раз, приехав домой, мать надавала беглецу подзатыльников и посадила на ночь в погреб. Боря тогда сильно замерз. Но больше попыток убежать из дома он не совершал.
В Москве же Борис первый раз побывал лишь в январе этого 1991 года. На зимних каникулах они ездили с матерью на электричках в столицу за продуктами. В последнее время их и так небогатые магазины совсем опустели. Мать оставила Таню на попечение соседки и ранним утром на первой электричке из Скуратова с пересадкой в Туле они, часам к одиннадцати, были уже в Москве.
Москва поразила Бориса, мальчишку, совсем не знающего жизнь. Поразила, но не понравилась, произвела какое-то гнетущее впечатление. Густая тяжелая масса пассажиров вывалилась из электрички на платформу, заполнив почти все пространство. С этой массой они с матерью выбрались на многолюдную привокзальную площадь, которая фырчала автомобилями и автобусами. Через дорогу спешили переполненные трамваи. Везде спешка и суета. Все было каким-то напряженным, стремительным. Зараженный выхлопными газами воздух был неприятен Борису. Он не принял и не полюбил Москву. Этот громадный город, огромный не только по размерам и по числу жителей, но, прежде всего, по напряженности своей внутренней жизни, был не понятен провинциальному мальчишке. Здесь сложно уединиться, пробиться сквозь людской поток. Этот город с большим количеством вечно спешащих людей давил на его психику. Борис не любил толпу, физически не переносил многолюдье. Спешка и суета угнетали его.
Он хотел бы побывать на Красной площади, посмотреть на Кремль и Мавзолей. Открытка с Мавзолеем у него была, пока мать не выкинула ее. Но экскурсии не получилось. Достопримечательностей Москвы Борис так и не увидел. Мать таскала его весь день по магазинам. Сначала они отоваривались у вокзала, потом проехали несколько остановок на трамвае и снова стояли в очередях, нагружая сумки продуктами.
Пока покупали колбасу, гречку, мясо и консервы, опоздали на пригородную электричку, которая отправлялась с Курского вокзала в четыре часа дня. Приехали в Тулу поздно вечером. К ним электрички уже не ходили. Пришлось сидеть на вокзале всю ночь, дожидаться утреннего поезда. Намаялись так, что мать проклинала все на свете.
И все же отчасти поездка Борису понравилась. Ему доставляло удовольствие ехать в электричке и смотреть в окно. Там, словно в телевизоре, проплывали луга и поля, речки и ручьи, деревни, станции, поселки и города с их домами и улицами, величественными куполами церквей. Так приятно было смотреть из окошка на незнакомый мир, где текла другая жизнь. Бориса манила романтика дальней дороги, он хотел бы уехать из дома. Ему чудилось, что где-то далеко, за лугами и лесами, его ждет счастливая жизнь без страхов, упреков и унижений.
ГЛАВА 11.
УВИДЕТЬ МОРЕ И УМЕРЕТЬ.
Не дождавшись рассвета Борис пошел на полустанок. Ему нужно было согреться. Луна пряталась в облаках, было темно. Борис не знал сколько времени. Он с большим трудом угадывал тропинку, которая вывела его на песчанку. Здесь было немного светлее.
"Надо купить фонарик", подумал Борис и не спеша пошел в сторону Ольгинки. Он размышлял о том, что на электричках, с пересадками, можно доехать до Крыма. Он где-то слышал об этом, и прошлым летом у него была даже мысль рвануть туда, но уехать без денег и мамашиного разрешения он не мог. Сейчас Борис был свободен от домашних обязанностей, у него появились деньги, он мог позволить себе съездить к морю уже в ближайшее время.
С ранних лет Боря мечтал увидеть море. Еще отец, когда они жили вместе, обещал свозить его к морю, как только пойдет в отпуск летом, но вскоре он поссорился с матерью и ушел из семьи. Отец рассказывал ему о море, но по настоящему Борис влюбился в море после просмотра по телевизору фильма "Человек амфибия". У матери в комнате стоял цветной телевизор. Валентина Михайловна разрешала Боре иногда смотреть интересные фильмы.
Борис шел по темному лесу и размышлял о море, словно и не было никаких убийств. Он больше не думал о своих жертвах, хотя всего несколько часов назад убил уже третьего по счету человека, третьего всего за двое суток! И все же юноша был взвинчен и осторожен, он вздрагивал от каждого звука, крика ночной птицы, скрипа стволов деревьев.
При подходе к Ольгинке восточная часть неба стала просветляться, понемногу тускнели и гасли звезды, свет все уверенней распространялся по горизонту.
Борис свернул на тропинку к полустанку и пошел быстрее. Чем ближе он подходил к железной дороге, тем отчетливей до него доносились гудки тепловозов и стук тяжелых товарных составов. Он без проблем добрался до полустанка, но не пошел на платформу сразу, а притаился в лесочке неподалеку.
Короткая платформа и широкая дорога в садоводство, которая начиналась у противоположной стороны железнодорожного полотна, были пусты. Борис стал жалеть о том, что сразу не пошел в садоводство в поисках бесхозного домика. Там наверняка были дачные строения, обитаемые только летом.
Было прохладно, но Борис не покидал своего укрытия. Он наблюдал за дорогой и полустанком. Вскоре пришли мужчина и женщина, а за ними ещё несколько человек, которые остались на платформе в ожидании поезда.
Борис стал волноваться. Он чуть было не прозевал свою электричку, засмотревшись на собаку, которая бежала по рельсам со стороны Орла. Состав примчался стремительно, без грохота, шума и предварительного оповещения, лишь у полустанка подав сигнал. Борису пришлось выскочить из своего укрытия и быстро бежать, чтобы успеть заскочить в первый вагон. Он и планировал сесть именно в первый вагон, чтобы знакомые, если они ехали в этой электричке, не увидели его на платформе. Борис постоял немного в тамбуре, пытаясь рассмотреть, есть ли в вагоне люди, которые знают его. Все, вроде, было спокойно.
Народу набралось немного, но на каждой станции прибывали все новые и новые люди. К Орлу все сидячие места заполнились и несколько человек стояли даже в проходе. Борис тихонько сидел и смотрел в окошко. Никто не обращал на него внимания. Время летело незаметно. Но по мере приближения к городу беспокойство его нарастало, страх неопределенности опять проник в его душу. Он не мог понять, чего он боится. Может быть, контролеров? Но он способен был заплатить за проезд, да и билеты никто не проверял.
В Орле Борис вышел на платформу в общем потоке пассажиров, но возле зала ожидания отстал от основной толпы и, озираясь, поспешил в туалет, не столько ради того, чтобы облегчиться, сколько для того, чтобы вымыть лицо и руки, осмотреть одежду на предмет пятен крови. Пятна на одежде были, но они не сильно бросались в глаза и вполне могли сойти за обычную грязь. Оттирать их Борис не стал: кругом были люди.
Покинув вокзал, он прошелся по привокзальной площади, забитой машинами и магазинами. Первое время он всматривался в лица прохожих. Знакомых не наблюдалось, никто не обращал на него внимания, никто не остановил его и не поинтересовался, зачем он приехал в этот город.
Орел понравился юноше гораздо больше, чем Москва: он оказался не таким спешащим и суетящимся. Конечно, и Орел был для Бориса большим и шумным городом, почти таким же большим и шумным, как и Тула. И все же Орлу было далеко до бурлящей Москвы.
Голова Бориса кружилась от пустоты в желудке. Поэтому первым делом он купил в забегаловке бутылку кефира, внушительную плюшку из белого хлеба, пару пирожных и несколько пирожков с мясом. Он рассчитался первой бабкиной десяткой, сунул сдачу в карман, вышел на улицу. Сразу же плотно покушал на лавочке в скверике у вокзала. Затем он стал обходить магазины на привокзальной площади. В продуктовом Борис купил себе картошки, спички, сетку для продуктов, мясные консервы, банку сгущенки. В овощном магазине ему повезло как раз завезли бананы.
Борису очень нравились бананы, но мать покупала их редко. Бананы были довольно дороги для небогатой семьи Валентины Михайловны и в свободной продаже появлялись нечасто. Последний раз Борис их ел почти год назад. Мать принесла внушительную связку и дала ему один плод, который успел пожелтеть, а остальные спрятала у себя в комнате. Одним бананом Борис, конечно, не наелся. Он лишь разбудил свой аппетит. Но умолять мать расщедриться было бесполезно, она не внимала мольбам сына. Через несколько дней Валентина Михайловна дала сыну еще пару бананов. Остальное досталось Танечке.
Тот сладковатый вкус экзотических для Бориса плодов он хорошо запомнил. И сейчас, увидев бананы в свободной продаже, сразу же встал в очередь. Он купил себе связку, килограмма на два, но не испытал никакой радости от покупки. Борис просто не научился пока радоваться таким вещам. Он сразу съел несколько бананов, но, заметив напротив вокзала вывеску "Столовая", решил, что нужно хорошо поесть опять. Конди-
терские изделия, кефир и бананы, конечно, утолили его голод, но хотелось первого, хотелось, борща и какое-нибудь мясное блюдо с гарниром.
В столовой вкусно пахло картошкой и квашеной капустой. Она оказалась не дешевой. У них в поселковой столовой Борис мог покушать за двадцать пять копеек. Несколько раз, когда он был голоден и просил мать приготовить ему что-нибудь, она давала ему денег и отправляла кушать в столовую. Он брал шницель за семнадцать копеек, пюре за четыре, стакан чая и хлеб. Сейчас за обед пришлось отдать больше рубля. Впрочем, денег было не жалко.
Борща не оказалось, Борис взял тарелку щей, овощной салат, большой шницель с пюре, пару пирожков и компот. Он кушал с большим удовольствием. Никогда еще он не ел так много и с таким аппетитом. Однако шницель Борис доедал уже с большим трудом. Он едва поместился в его переполненный желудок. Количество пищи, принятой юношей, превысило возможности его организма. Однако сильно хотелось пить. Вишневый компот, совсем не пахнущий вишней, не утолил его жажду. Он купил пол-литровую бутылку лимонада и почти всю выпил ее. И сразу понял, что ему нехорошо. Живот распирало. Пища подступила к горлу и требовала выхода наружу. Борис даже вытянул шею, приподнял подбородок, чтобы не дать пище возможности сделать это.
Ему становилось все хуже и хуже. Искры сыпались из глаз, в висках стучало, все кругом окрасилось в синие тона, сознание помутилось, сердце было готово выскочить из груди.
Борис понял, что вот прямо сейчас, прямо на этом месте он может умереть от обжорства. Совсем недавно он хотел покончить жизнь самоубийством, но теперь ему стало страшно, очень страшно. Смерть, которая всего пару дней назад казалась Борису избавлением, единственно возможным исходом, сейчас явно не входила в его планы. Нет, он не должен умереть, он больше не хотел умирать! Ему нужно, очень нужно остаться в живых. Ведь он такой молодой, он так мало видел в жизни! Тем более, было нелепо, стыдно умереть вот так в этой сальной столовой.